— Больше ничего. Извини, если сказала что-то не так. Я только хотела спросить, не можешь ли ты мне помочь…
Лэнс прервал ее на полуслове:
— Очень жаль, Слоун, но ничем эдаким я помочь тебе не смогу.
В субботу, 27 февраля, в «Поло-клубе» должен был состояться большой прием, его устраивал каждый год профессиональный журнал «Поло».
На вечер приехали самые знаменитые игроки — пять из шести лучших в мире.
Был там и Томми, легендарный Томми Хичкок, который позировал скульптору Тому Холанду для бронзовой статуэтки переходящего мирового приза, что-то вроде Оскара для игроков в поло.
На званый вечер приехал Гонзало Перес, полновластный хозяин команды «Розги», по мнению профессионалов, лучший игрок года. В своей речи Перес особенно благодарил за помощь свою супругу и… лошадь. «Без них, — сказал аргентинец, держа статуэтку в руке, — мне бы никогда не добиться успеха». Специальное приглашение получил и знаменитый австралийский игрок Боб Скен, — и он горячо благодарил свою пятидесятилетнюю жену Элизабет, что вызвало бурю аплодисментов.
Знаменитостей было множество, всех не перечесть. Вечер проходил, как говорится, на очень высоком уровне.
За столом команды «Достойных» сидели Хильеры, Джордан со Слоун и Дасти с Яном. Супруги Хильер сохраняли вежливую невозмутимость, что не могли не почувствовать присутствующие. Лэнс на вечер не пришел.
Слоун без лекарств чувствовала себя плохо. С трудом удерживала дрожь в руках, каждый звук колоколом гудел у нее в голове. Она старалась вести себя непринужденно, но силы изменяли ей.
Единственное, чего она хотела в эти минуты, — уйти, как можно скорей уйти. Всю ночь ей тут не продержаться, это ясно.
— Слоун, ты хорошо себя чувствуешь? — участливо наклонилась к ней Дасти.
Шепот Дасти отозвался в голове гулким эхом.
— Все в порядке, я… я только должна на минуточку отлучиться.
— С тобой пойти?
— О нет, — поспешила возразить Слоун, — я справлюсь сама.
— Ты не очень хорошо выглядишь.
— Правда, мне что-то не по себе.
Джордан не мог не обратить внимания на ее состояние.
— Слоун, что-то случилось? — Он взял ее за руку.
— Почему ты думаешь, что непременно должно что-то случиться?
«Неужели не видно», — подумала Слоун.
— Нет, с тобой что-то происходит.
— Не волнуйся. Ты слишком близко к сердцу принимаешь всякие мелочи.
— Конечно, я ведь люблю тебя.
Слоун еле добралась до дамской комнаты, сердце готово было выскочить из груди. Слоун привалилась к стене, чтобы успокоить дыхание.
В сумочке лежал пузырек, в котором оставалось несколько таблеток барбитурата. Но Слоун так неловко открыла пузырек, что таблетки просыпались на пол.
Слоун взглянула на себя в зеркало — хуже не бывает. «Надо успокоиться, во что бы то ни стало. И выйти на свежий воздух».
Она постаралась проскользнуть к выходу так, чтобы Джордан не заметил ее. Холодный вечерний воздух не снял напряжения, но стало немного легче.
Вдруг услышала из темноты:
— Слоун?
Это был Лэнс. На нем были джинсы и спортивная рубашка — одежда явно не для званого вечера.
— Я ждал, что ты выйдешь рано или поздно. Это проявляется именно так, обязательно так.
— Что «это» и что «так»?
— Зависимость от таблеток, когда не можешь унять нервы и возникает ощущение, что тебе не хватает воздуха. Так?
Слоун кивнула.
Лэнс протянул ей маленький пакетик.
— Думаю, это поможет.
— Что здесь?
— Беннис. Не знаю, что принимала ты, но это — хорошее средство. Но, Слоун, никто не должен знать, что это ты получила от меня.
— Конечно.
— Даже Джордан Филлипс, обещаешь?
— Джордан — в первую очередь.
Лэнс удовлетворился ее ответом и отдал конверт в руки.
— Лэнс!
— Да? — обернулся он уже на ходу.
— Хильер выгонит тебя?
— Пока нет. Сейчас я получил только предупреждение.
Как только Лэнс скрылся из глаз, Слоун высыпала содержимое конверта на ладонь. Шесть капсул. Слава Богу, она переживет эту ночь.
Сидней, февраль 1988
— Доктор, этого не может быть, вы ошибаетесь, — Джилли была в полной растерянности от диагноза.
— Что вы, я не могу ошибиться, — спокойно ответил врач, продолжая писать, — срок вашей беременности — два месяца.
— Но этого не может быть: я принимаю таблетки.
— Миссис Кенион, должен вам сказать, что тут никогда нельзя быть уверенной на сто процентов. И вы совершенно напрасно надеялись, что вероятность беременности исключена. А потом, вы ведь живой человек, — признайтесь, иногда вы забывали принять лекарство.
— Да, наверно, вы правы.
«Господи, сколько ошибок в моей жизни! Особенно за последние годы — почему так? И их уже не поправить!»
— Что это? — спросила Джилли, рассматривая рецепт, который выписал ей врач.
— Витамины, — вам необходимо попринимать их сейчас, — врач посмотрел Джилли в глаза. — Вы ведь хотите родить ребенка, да?
— Пока не знаю, — пробормотала она.
Врач помолчал.
— Будете делать аборт?
— Может быть, мне надо все взвесить.
— Во всяком случае, до того, как вы решите окончательно, вам надо беречь и себя, и ребенка.
— Да, да, конечно, — послушно согласилась Джилли.
Но Джилли не собиралась становиться матерью. Она не хотела ребенка от Макса. Ей было совершенно ясно, что их супружество обречено. Нет, никаких детей…
Джилли шла как во сне. Куда? Все равно. Куда глаза глядят. На полпути она сообразила, что идет к своему отцу. Расскажу ему все, пусть он и не поймет ее. Но больше идти не к кому…
Джилли нашла отца на игровом поле. Играл он самозабвенно, не замечая никого и ничего вокруг. Наконец он увидел дочь. Снимая на ходу шлем, поскакал к ней. Джилли приветливо улыбнулась, дотя на душе было неспокойно. «И зачем я пришла? Наперед ясно, что он мне ответит».
— Зачем пришла? — спросил Флеминг, спешиваясь.
— Неужто дочь не может прийти к отцу просто так? — улыбнулась Джилли.
— Ну, я-то знаю, что ты пришла не просто так.
Джилли тяжело вздохнула:
— Я только что от врача.
Отец с беспокойством посмотрел на нее:
— Ты заболела?
— Нет, я беременна.
Флеминг изучающе посмотрел на дочь.
— Непохоже, чтоб это известие тебя обрадовало.
— Да уж, признаюсь, не очень.
— Ты вообще не хочешь детей? — Флеминг вытирал полотенцем лицо и шею.
— Сейчас это трудно сказать… — Джилли подала отцу термос. Тот отвинтил крышку, сделал большой глоток.
— Но если ты не хотела ребенка…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
