С другой стороны, а действительно — что, культура никак невозможна без клубнички, без обсасывания грязного белья, без сцен насилия, крови и жестокости? Даже культура массового человека? В СССР как-то без этого обходились, и «почему-то» вполне получалось.
Героями для молодежи, лидерами для массового человека, примерами для подражания были и артисты кино. Но это были совсем другие актеры, чем современные. Нонна Мордюкова не плясала голой, Ирина Арефьева не снимала лифчика перед кинокамерой, а Леонид Броневой не втирал торт в физиономию Вячеслава Тихонова. Эти невероятно интересные и потрясающе смешные сцены нам еще предстояло увидеть по мере приобщения к сокровищам мировой культуры, познавая, как живут «во всем цивилизованном мире». Мы были тогда недостаточно цивилизованными, и наши актеры кино вели себя, как вменяемые люди.
И вообще очень популярны были познавательные телевизионные программы: «В мире животных», «Очевидное—невероятное», «Клуб кинопутешественников». Смотрели их и дети, и взрослые.
А кроме популярных актеров и певцов, внимание к себе приковывали ученые, писатели, путешественники, герои прошедших войн, государственные деятели прошлого. Интересоваться ими было так же «правильно» и так же престижно, как интересоваться вопросами, далекими от повседневного быта.
Чтение было повседневной, бытовой нормой. Да, именно нормой! Не читать было примерно тем же, что не чистить зубов или пукать за столом. Слова про «самую читающую страну в мире» принято воспринимать с иронией… А ведь в них много верного.
Советские люди много читали потому, что больше делать было нечего? В какой-то степени: телевизор не передавал 30 увлекательных программ с мордобоем, убийствами и половыми отправлениями. Не было ночных клубов, стриптиза (о ужас!) и казино (и еще раз — какой ужас!). Газеты ничего не писали о прокладках, сникерсах и памперсах. Журналы «Знание—сила» и «Техника—молодежи» писали о науке, а толстые журналы «Новый мир», «Наш современник» и «Звезда» публиковали литературные произведения, критику и публицистику, а не рассказы о том, какая кинозвезда какой певице сделала ребеночка. В этих журналах даже картинок не было! А в научных журналах публиковались фотографии скифского золота и астрономических объектов, а не голых задниц.
В общем, издевались коммунисты над людьми… Что же нам оставалось, бедняжкам, как читать?!
Другая причина в том, что над СССР реял типично интеллигентский культ книги. До сих пор среди тех, кому «за сорок», много людей, которые не смогут выбросить книгу на помойку или использовать ее в туалете. Такие люди преобладали среди редакторов, корректоров, работников типографий…. всех, кто делает книги. Книга для них была сама по себе предметом священным, а в своей работе они видели своего рода культ. Как любовно изготовлялись и выпускались книги в СССР! И как их любили читать…
Страна, в которой никто и никуда не торопился
Советский Союз 1920—1930-х годов производил на современников впечатление страны, которая все время мчится куда-то. Объективно темп жизни был даже медленнее, чем в 1970-е. Но по ощущениям это была вздернутая на дыбы, совершенно безумная жизнь. А 1970-е — начало 1980-х воспринималось как время тишины и покоя. Почему?
А что, собственно, заставляет переживать время как напряженное, быстро летящее?
Или наплыв событий в частной жизни, необходимость много работать, везде успевать, цепляться за жизнь.
Или присутствие при судьбоносных грандиозных переменах.
В 1930—1950-е годы было и то и другое. Вся эпоха между 1914 и 1945 годами — тридцатилетие невероятно напряженное. Две мировые войны, ряд локальных войн и революций, гражданские войны везде и повсюду, коммунистический эксперимент — все это кардинально меняло лицо мира. Смерть Сталина, возвращение политзэков, изменения в политическом строе, рост народного благосостояния были событиями меньшего масштаба, но тоже судьбоносного, глобального.
Блажен, кто посетил сей мирВ его минуты роковые.Его призвали всеблагиеКак собеседника на пир.
На таком пиру не особенно уютно…
Я на жизнь взираю из-за столика.Век двадцатый, век необычайный…Чем ты интересней для историка,Тем для современника печальней.
Николай Глазков
Но человек, живший в эту эпоху, действительно присутствовал при очень многом. И он все время лез, цеплялся, трудился, осваивал, воевал, выживал.
С 1914-го и до смерти Сталина война сменялась другой войной, грандиозная стройка — еще более грандиозной, а волна репрессий — новой волной. И миллионы людей волей или неволей срывались с места, обживая новые территории, профессии и способы существования.
Вот в «застойное» время не происходило грандиозных событий, а если происходили — то спокойнее и с меньшим числом трупов. Частному человеку прожить тоже сделалось проще. Сравнивая обезумевший «век необычайный» со спокойной разумной «просто жизнью», нетрудно сделать вывод про «застой».
Устроенный быт и обеспеченность всегда порождают слой людей, стремящихся к отвлеченным, нематериальным вещам. В «годы застоя» не надо было совершать много усилий, чтобы физически выжить. У большинства людей оставалось много времени и сил после официальной работы. На что эти силы потратить?
Да на что угодно! На углубленное изучение марксизма, а с тем же успехом — анархизма и народничества. Между прочим, встречались убежденные эсеры и не менее убежденные анархисты! Отцов-основателей они читали весьма отрывочно, что сумели достать, и порой очень далеко отходили от учения князя Кропоткина и народника Морозова.
С тем же успехом силы и время можно было потратить на поиски «снежного человека» или НЛО, спиритизм, чтение книг, самодеятельную песню, преферанс по ночам и споры на кухнях, в дыму сигарет и за водкой.
А мы с другом читали и изучали книги Льва Гумилева, своего рода «теневой кружок». Собирались субботними вечерами, сидели до глубокой ночи, в сигаретном дыму, рассуждали о пассионарности и роли ландшафтов.
Теневая умственная жизнь — типичнейшее явление эпохи. Плохо ли это?
И еще… Я дописываю эту книгу в октябре 2009 года. Сегодня вечером я впервые за много дней погулял вечером возле Петропавловской крепости. Снеговые тучи плыли со стороны Финского залива, желтые листья дубов отсвечивали в свете фонарей. Я неторопливо шел и думал… последний раз я позволял себе это в июле. Уложил спать дочек и вышел в ночь, выкурить трубку и смотреть, как гаснет последний свет, как мерцает небо над сопкой с легендарной часовней, изображенной на 10-рублевой купюре (это было в Красноярске).
Когда-то у меня было много времени для того, чтобы смотреть на то, как плывут в небе облака и как лед из Ладоги уходит в море, а лед из Маны плывет по Енисею. Никто в «годы застоя» не заставлял меня смотреть на это и неторопливо думать о чудесных русских стариках, которые видели все это в далекие 1920-е… Ну, люблю я это поколение. Или о последней книге Стругацких. Или просто о жизни.
Сейчас тоже никто не мешает, но времени категорически нет. То, что было повседневной нормой, превратилось в праздник, в редкое и ценное событие.
Эрмитаж… Я уже две недели, как «задолжал» статью одному моему другу и соратнику, который трудится в этом музее. Вот это важно! А когда я последний раз просто неторопливо гулял, глядя на картины Эрмитажа? Года полтора, кажется…
Книга «просто так», «для души»? Читал, врать не буду: пока ехал в электричке в Великий Новгород, на конференцию. Взял с собой последнюю книгу Хейердала «В погоне за Одином» и читал аж четыре часа…
А каждый день перед сном? Нет времени… совершенно нет времени…
Если бы продолжались «годы застоя», я не стал бы известным писателем: никто бы никогда не напечатал ни одну из моих книг… Да мне и не пришло бы в голову ничего подобного написать. Но если бы не «годы застоя», не молодость, проведенная без всякой крысиной гонки, мне бы и не о чем было писать. Потому что знания накапливаются не в судорожном пароксизме, а при спокойном размышлении. Когда есть время думать и сравнивать, а свои мысли есть кому поведать и услышать ответное мнение. Мысли, которыми стоит поделиться с читателем, приходят во время неторопливого созерцания, когда луч солнца золотится на коже, ночной ветер холодит лицо, а кроны сосен уплывают в багрово-дымный закат.
Страна прочных семей
Впрочем, для большинства женщин главным полем деятельности оставалась семья. Мужчины, как правило, тоже были преданы семьям и считали их чем-то неотъемлемым от себя.
Поколение, которому сейчас меньше 30, твердо знает: главное в личной жизни — это оргазм! Об этом рассказывают по телевидению, поют на радио, пишут в газетах, журналах и книгах.
