Длинный перегон был для Кэти Дженнингс чем-то вроде очередного испытания. Ей шел сорок второй год, и росла она в неприметной вустерской деревушке неподалеку от Малвернских холмов. Ее отец был инженером, мать преподавала в младших классах. После выхода на пенсию родители поделили свою жизнь на две части: в одной половине они приводили в порядок интерьер «Королевы лета», в другой — плавали по каналам Южной и Западной Англии. Родители достигли некоторой свободы, а вот дочь пока еще нет.
В девятнадцать лет Кэти думала, что, поступив в столичную полицию, получит то, чего ей так недоставало, — независимость и драйв, то, чего добились отец и мать. Потом пришло разочарование. Первые радости быстро померкли. Четыре года назад она решила, что адреналина добавит переход в 10-й отдел. Поначалу так и было. Она побывала на каком-то испанском острове, где вся ее работа сводилась к тому, чтобы сидеть у карточного стола в компании любительниц сыграть по-крупному и подбирать обрывки их бессмысленной болтовни. Потом ее перевели в Пимлико. Там Кэти занималась документацией, готовила чай и вела дневники за Роба и Джорджа. Она даже не знала, вменили ли ей офисные обязанности потому, что во всем остальном она доказала свою несостоятельность, или же существовало более простое объяснение: ее присутствие облегчало жизнь другим. Кэти знала, как работает система, и, весьма вероятно, Роб и Джордж со страхом ждали того дня, когда она уйдет и им придется искать кого-то, кто так же разбирается в документации, готовит хороший чай и кофе и знает, какие им нравятся сэндвичи. Кэти Дженнингс стала профессионалом по части жалоб и вздохов, но никогда этого не показывала.
День клонился к вечеру, когда они въехали в город.
Следуя стереотипу, можно было бы предположить, что она закрутит роман с Джонни Кэрриком. Звезда отдела, парень, которому доверяли самые рискованные задания, был свободен. Переспать с ним вовсе не означало разбить чей-то брак. Интрижка с Джонни Кэрриком обещала тот самый, желанный драйв. Но драйва хватило ненадолго. Он просто не тянул — вечно усталый, вымотанный, дерганый. Постельные сеансы на борту «Королевы лета» становились все короче, скучнее, теряли притягательность тайны. К чертовой матери.
Обо всем этом и размышляла Кэти Дженнингс, ведя машину по улочкам варшавских пригородов. Она видела, как Джонни выходил со склада, опираясь на плечо Ройвена Вайсберга, их главной мишени. Все сложилось, и герой ее романа, звездный парень Джонни Кэррик, окончательно померк и сдулся. Жестоко?
Сидевший рядом Люк Дэвис говорил мало, в ее жизнь не лез, начальника из себя не строил и умничать не пытался.
Ей нравилось в Люке Дэвисе то, что он не вздрагивал, когда она переключала передачу или давила на педаль газа. Дважды ее пробирала дрожь, когда, выскакивая из-за идущего впереди грузовика, она видела летящую навстречу махину, водитель которой вовсе не собирался уступать полосу. Еще чаще сердце стучало в ушах, когда она, не снижая скорости, входила в крутой поворот и проносилась над обрывом. Кэти умела водить, имела категорию профессионального водителя и вполне комфортно чувствовала себя при ста сорока милях в час. Люк не замирал, не охал, не закатывал глаза. Даже не опирался рукой на приборную панель. Может быть, он и впрямь воспринимал ее всерьез как надежного профессионала, а не символ женского присутствия в мужском мире, каковым и был 10-й отдел.
Люк помог ей съехать с эстакады, подсказал, где и куда повернуть, так что они сами нашли нужное место и в конце концов припарковались рядышком с микроавтобусом на стоянке у церкви, напротив величественного, из стекла и бетона, фасада отеля.
— Отлично прокатились, — негромко сказал он. — Спасибо.
Кэти состроила гримасу. У него были красивые, изящные руки и приятный акцент. Он не старался выдать себя за кого-то, кем не был, и ей это нравилось. Она успела оценить его еще в Берлине, когда они наведались к бабушке Ройвена Вайсберга.
Люк подошел к автобусу. Боковая дверца отъехала в сторону, и Кэти увидела на заднем сиденье Кристофера Лоусона.
— Ну, что узнали?
— Ничего такого, о чем следовало бы докладывать по мобильному.
— Этого и не требовалось.
— Я разговаривал с ней.
— Вот как?
— Анна Вайсберг побывала в лагере. После побега скрывалась в лесу. Там у нее родился ребенок. Тогда же она и поседела. Женщина очень сильная, не в физическом, конечно, смысле, волевая. Я видел ее фотографию и картину.
— Что за картина?
Люк слегка запнулся.
— Описать довольно трудно. Мрачный, словно туда никогда не попадает свет, пейзаж… сосны, березы… Плохое место… как будто пропитанное страхом и ненавистью. Она не сказала, где это.
— Собибор, где же еще.
Лоусон откинул голову и закрыл глаза, но губы шевелились, словно повторяя снова и снова это слово… Собибор… Собибор…
Люк сказал, что хочет поискать, где тут перекусить, а Кэти сказала, что поищет туалет, и дверца микроавтобуса захлопнулась. Она почему-то подумала о Джонни, о том, что вот так же, только в переносном смысле, захлопнула дверь в трудный для него момент. Впрочем, переживать по этому поводу она не собиралась.
* * *
Кэррик чувствовал, что атмосфера меняется, напряжение сгущается, и в центре этих перемен, но одновременно и как бы вне их — он.
Еще одна прихожая, еще одно глубокое, удобное кресло, еще одна спальня за закрытой дверью. Мимо, даже не взглянув на Кэррика, прошмыгнул Иосиф Гольдман. Из спальни донеслись негромкие голоса, но говорили по-русски, и он ничего не понял. Выйдя, Гольдман снова ничего не сказал, но взглянул украдкой, и этот взгляд подсказал Кэррику, что шеф сделал еще одну уступку. Такой взгляд он замечал у Гольдмана и раньше: перед поездкой на склад и потом еще раз, когда Ройвен Вайсберг посадил его, Джонни, в свою машину. Глаза их встретились, но Гольдман тут же отвел взгляд и поспешил выйти.
В прихожую, не постучав, словно выделенная Кэррику территория значила не больше, чем какой-то коридор, вошел Виктор. Кэррик вскочил. Так полагалось. Услышал шаги за дверью номера — вставай. Повернулась дверная ручка — вставай. Поднявшись, он блокировал проход в комнату, так что Виктору пришлось обходить его. При этом русский едва заметно усмехнулся. Через пару минут, также без стука, вошел Михаил. Шагов Кэррик не слышал и подниматься начал только тогда, когда повернулась ручка. Михаил на мгновение остановился перед ним и толкнул в грудь, заставив сесть. Все случилось быстро, и лицо у русского осталось бесстрастным, только глаза полыхнули злостью. В руке он держал карту города.
Что-то происходило, но что? Атмосфера менялась, и в этой новой атмосфере Кэррик чувствовал, что теряет уверенность. Кому верить? На кого полагаться? За углом не было группы поддержки с привычными автоматами «хеклер-и-кох» и двумя магазинами. Два голоса, Михаила и Виктора, вскинулись и тут же опали, но спорили эти двое, похоже, не между собой. Значит, они нападали на Ройвена Вайсберга.
Кому верить? Кроме Вайсберга, некому Внутренняя дверь отворилась.
Теперь в руке у Михаила был черный, оснащенный шкалой и короткой антенной ящичек размером с толстую книжку в бумажной обложке. Не говоря ни слова, русский обошел прихожую, нацеливаясь антенной на розетки, телефон и телевизор. Остановившись перед детектором дыма, он приподнялся на цыпочках и поднес прибор к датчику. Прибор лишь негромко, ровно гудел, но не попискивал.
Закончив со стенами и потолком, Михаил подошел к Кэррику, встал перед ним и, наклонившись, едва не ткнул в грудь антенной. Кэррик знал, какой реакции от него ожидают и что нужно делать. Резко выпрямившись, он схватил прибор и ткнул им русскому в низ живота. Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза, потом Кэррик выпустил черный ящичек и отвернулся.
Этим жестом он достиг своей цели, всколыхнул угасшее было соперничество и поникшую злость.
Из комнаты уже вышел Вайсберг, за спиной которого маячил Виктор. По губам первого скользнула усмешка — зрелище доставило ему удовольствие.
— Уезжаем сегодня вечером, — сказал он и, подумав или только сделав вид, добавил: — Ты знаешь Варшаву, Джонни?
— Я в Варшаве впервые, сэр.
— Тогда я покажу тебе ее. Поедем в Старо Място. Я буду твоим гидом.
— С удовольствием, сэр. Спасибо.
Зачем? У него не было ответа. Зачем такому человеку, как Вайсберг, гулять с ним по городу, да еще и изображать экскурсовода? Он не знал.
ГЛАВА 13
14 апреля 2008
Кэррик вышел из отеля через вращающуюся дверь и сразу же услышал пронзительный вой сирены. Кто-то: пожарные, скорая помощь или полиция — спешил на вызов. А может, промчался конвой какого-то политика. Если бы не сирена, если бы он не оглянулся, то, наверное, и не увидел бы ее.
Она сидела на низенькой каменной стене, отделявшей тротуар от школьного двора, по которому с криками носились дети. На коленях у нее лежал журнал, но смотрела она не в журнал. Между ними было метров сто, и визуальный контакт возник сразу, но она как будто смотрела сквозь него, на что-то, что находилось у него за спиной. Еще два или три дня назад появление Кэти обрадовало бы его, подняло дух, придало сил и в любом случае укрепило уверенность. Но теперь Джонни Кэррик был уже другим.
