Только не показывайте ее миссис Бивер, не то она обошьет ее хромированными панелями снизу доверху.
— Соберите свои силы и идите.
Мистер Тодд, придерживая Тони за спину, рывком могучей руки поставил его на ноги.
— Я поеду на вашем велосипеде. Это ведь мимо вас я только что проехал?.. Нет, у вас борода другого цвета. У того борода была зеленая… зеленая, как мышь.
Мистер Тодд по поросшим травой пригоркам повел Тони к дому.
— Мы пойдем прямым путем. Как мы придем, я вам дам одно зелье, чтобы вас улучшить.
— Вы очень добры… страшно неприятно, знаете ли, когда жена уплывает на каноэ бог знает куда. Но это было давным-давно. А с тех пор я ничего не ел. — Немного погодя Тони сказал: — Слушайте, ведь вы англичанин. Я тоже англичанин. Моя фамилия Ласт.
— Ну что ж, мистер Ласт, теперь ничем больше не затрудняйте себя. Вы больны, нелегко пробивали себе дорогу. Я проявлю о вас заботу.
Тони огляделся:
— Вы все англичане?
— Да-да, все.
— А та брюнетка замужем за мавром… Мне очень повезло, что вас всех встретил. Вы, наверно, члены велоклуба?
— Да.
— Ну что ж, дальше ехать я не могу — устал… всегда недолюбливал велосипеды… что бы вам, ребята, не достать мотоциклы — сами понимаете, они и быстрее, и шуму от них больше… Давайте остановимся здесь.
— Нет, мы должны дойти хотя бы до дома. До него путь недалекий.
— Отлично… Здесь вам, наверное, сложно раздобыть бензин.
Они плелись еле-еле, но в конце концов все же добрели до дома.
— Укладывайте себя в гамак.
— Так и Мессинджер говорил. Он влюблен в Джона Бивера.
— Я вам кое-что принесу.
— Вы очень добры. Завтрак, как всегда, на подносе, — кофе, тосты, фрукты. И утренние газеты. Если ее милость уже звонила, я буду завтракать в ее комнате…
Мистер Тодд прошел в другую комнату и вытащил из-под груды шкур жестяную канистру. Она была доверху набита смесью сухих листьев и коры. Мистер Тодд отсыпал пригоршню и вышел во двор к костру. Когда он возвратился, гость сидел верхом в гамаке, прямой как палка, и ворчал:
— Это все-таки невежливо, и к тому же вы бы лучше меня слышали, если стояли бы смирно, когда я обращаюсь к вам, а не ходили кругами. Я говорю для вашей же пользы… Знаю, вы друзья моей жены, вот почему вы не желаете слушать меня. Но вы об этом еще пожалеете. Она вас не обидит, не повысит голоса, ни в чем не упрекнет. Она надеется, что вы останетесь друзьями. Но она от вас уйдет. Потихоньку скроется посреди ночи. Унесет гамак и свою долю кассавы… Слушайте меня. Знаю, я не очень умен, но это еще не повод для того, чтобы вести себя так неучтиво. Давайте убивать наиболее щадящим манером. Я вам расскажу, что узнал в лесу, где время течет иначе. Никакого града нет. Миссис Бивер обшила его хромированными панелями и разбила на квартирки. Три гинеи в неделю за все с отдельной ванной. В самый раз для низкопробных романов. И Полли тоже там. Они с миссис Бивер под обломками зубчатых стен…
Придерживая голову Тони, мистер Тодд поднес ему тыкву-горлянку с травяным отваром. Тони отхлебнул и отвернулся.
— Какая гадость, — сказал он и залился слезами.
Мистер Тодд стоял рядом, держал тыкву наготове. Немного погодя Тони сделал еще несколько глотков, морщась и кривясь, — такой горькой оказалась настойка. Мистер Тодд не отходил от Тони, пока тот не допил ее, потом выплеснул осадок на земляной пол. Тони лег в гамак, беззвучно зарыдал. И вскоре заснул глубоким сном.
Хворь долго не отпускала Тони. Сначала дни просветления и дни бреда чередовались, потом температура упала, и он не терял сознание, даже когда был совсем плох. Лихорадка трепала его все реже, под конец перейдя на обычный для тропиков цикл — при нем приступы перемежались долгими периодами относительного благополучия. Мистер Тодд постоянно пичкал его травяными настоями.
— Гадость ужасная, — говорил Тони, — но польза от них большая, ничего не скажешь.
— В лесу есть зелья на любой случай, — говорил мистер Тодд. — Одни лечат, другие увечат. Моя мать была индианка, она мне показывала многие зелья. Остальное я мало-мальски узнал от жен. Травы всякие есть, и чтобы вылечить, и чтобы наслать лихорадку, и чтобы извести, и чтобы свести с ума, и чтобы отогнать змей, и чтобы усыпить рыбу — потом ее можно собирать из реки руками, все равно как плоды с деревьев. А есть зелья, которые и мне незнакомы. Говорят, ими можно воскресить покойника, когда он уже начинал смердеть, но я этого не видел.
— А вы действительно англичанин?
— У меня отец англичанин, во всяком случае барбадосец. Он приехал в Гвиану, имея цель быть миссионером. Он имел белую жену, но бросил ее в Гвиане и отправился искать золото. Вот тогда он и свелся с моей матерью. Пай-вайские женщины уродливые, зато верные. У меня их было много. Здесь, в саванне, почти все мужчины и женщины — мои дети. Поэтому они меня слушаются, ну и потому, что у меня есть ружье. Мой отец умер в препочтенном возрасте. Всего двадцать лет прошло, как он умер. Его хорошо образовали. Вы умеете читать?
— Разумеется.
— Не каждый был так осчастливлен. Я вот не умею.
Тони виновато засмеялся.
— У вас, наверное, не было случая научиться.
— Да, это так точно. У меня очень много книг. Я вам их дам, когда вы исправитесь. Пять лет назад у меня жил один англичанин, по крайней мере негр, но его хорошо образовали в Джорджтауне. Он умер. Он мне каждый день читал, пока не умер. И вы будете читать, когда исправитесь.
— С превеликим удовольствием.
— Да-да, вы мне будете читать, — повторил мистер Тодд, склонясь над тыквой.
Пока Тони выздоравливал, он почти не разговаривал с хозяином, а лежал в гамаке, уставясь на пальмовую кровлю, и думал о Бренде. Дни — каждый точно по двенадцать часов — шли, неотличимые один от другого. На закате мистер Тодд отправлялся спать, оставив маленький светильник — самодельный фитиль, свисавший из плошки с говяжьим жиром, — чтобы отпугивать кровососов.
Когда Тони в первый раз вышел из дому, мистер Тодд повел его погулять вокруг фермы.
— Я покажу вам могилу негра, — сказал он, подводя Тони к холмику, обсаженному манговыми деревьями. — Он был очень добрый. Каждый день до своей смерти читал мне два часа подряд. Я хочу вознести на его могиле крест, отметить его смерть и ваш
