танцевать, он раскинулся в гамаке и стал наблюдать за мечущимися по кровле тенями. Потом закрыл глаза, вспомнил Англию, Хеттон и заснул.
Проснулся он в индейской хижине с таким ощущением, словно сильно переспал. Он взглянул на солнце и понял, что дело идет к вечеру. Поискал глазами часы, но, к его удивлению, на руке их не оказалось. По-видимому, оставил дома перед вечеринкой, решил он. Наверное, здорово перепил вчера. Коварное пойло.
У него болела голова, и он испугался, как бы лихорадка не вернулась. Встал и обнаружил, что с трудом держится на ногах; его шатало, в голове был сумбур, как в те первые недели, когда он пошел на поправку. Пока он пересекал саванну, ему пришлось не раз останавливаться, закрывать глаза, глубоко дышать. Когда он пришел домой, мистер Тодд был уже там.
— А, друг мой, вы припоздали на наши чтения. У нас не найдется и полчаса до темноты. Как вы себя ощущаете?
— Мерзко. Мне нехорошо от этого пойла.
— Я вам кое-что дам, и вы сделаетесь лучше. В лесу есть всякие зелья — и чтобы разбудить, и чтобы усыпить.
— Вы не видели мои часы?
— Вы их схватились?
— Да. Мне казалось, я их надел. Знаете, я ведь никогда так долго не спал.
— Да-да, разве что в возрасте младенца. Знаете, сколько вы спали? Два дня.
— Чепуха. Не может быть.
— Нет, правда. Вы очень долго спали. Это большая жалость, потому что вы миновали наших гостей.
— Гостей?
— Ну конечно. Надо сказать, я очень развеселился, пока вы спали. Три человека издалека. Англичане. Это очень большая жалость, что вы их миновали. И для них тоже: им так хотелось повидать вас. Но что я мог сделать? Вы спали могильным сном. Они приехали очень издалека, чтобы найти вас, и раз уж вы не могли их повстречать, я решил, что вы не рассердитесь, если я отдам им ваши часы на память о вас. Они желали отвезти что-нибудь ваше в Англию: там за сведения о вас их обещали благодарить. Часы их очень обрадовали. И еще они сделали несколько фотографий крестика, которым я заметил ваше прибытие. Он их тоже очень обрадовал. Их все радовало. Но я не полагаю, что они к нам еще раз приедут, — у нас здесь очень одиноко… кроме чтения, никаких радостей… Я не полагаю, чтобы к нам еще кто-то приехал… Не надо, не надо так, я вам дам одно зелье, оно вас улучшит. У вас больная голова, верно?.. Сегодня мы не будем читать Диккенса… Зато завтра, послезавтра и послепослезавтра… Давайте перечитаем еще раз «Крошку Доррит». Там есть такие места, когда я их слышу, я не могу осушать слезы.
7. Английская готика III
Легкий ветерок в осыпанных росой садах; холодное солнце над лугами и рощами; в аллее на вязах набухли почки; зима в этом году была мягкая, и весна пришла рано.
В вышине часы в окружении горгулий и крестоцветов торжественно отбили четырнадцать ударов. Была половина девятого. Последнее время часы капризничали. Они числились в том списке недоделок, которыми Ричард Ласт собирался заняться, едва выплатит налог на наследство, а чернобурые лисицы начнут давать прибыль.
Молли Ласт пронеслась по аллее на двухцилиндровом мотоцикле; брюки и волосы у нее были заляпаны отрубями. Она кормила ангорских кроликов.
На посыпанной гравием площадке перед домом возвышался новый памятник, обернутый флагом. Молли прислонила мотоцикл к подъемному мосту и побежала завтракать.
После воцарения Ричарда Ласта жизнь в Хеттоне приобрела более трудовой, зато и более упрощенный характер. Эмброуз остался на своем посту, но лакеев уволили; всю работу по дому выполняли Эмброуз с мальчиком и четыре служанки. Ричард Ласт именовал их «костяком нашего персонала». Когда с деньгами станет посвободнее, он наберет еще челяди, а пока к закрытым парадным апартаментам с забранными ставнями окнами прибавили столовую и библиотеку; семейство ютилось в малой гостиной, курительной и бывшем кабинете Тони. Кухонными помещениями по большей части тоже не пользовались, а в одной из буфетных поставили весьма современную и экономичную плиту.
К половине девятого все семейство, кроме копухи Агнес, которая неизменно опаздывала на несколько минут, спустилось к завтраку; Тедди и Молли уже час назад ушли из дому, она — к своим кроликам, он — к чернобурым лисицам. Тедди исполнилось двадцать два, он жил дома. Питер еще учился в Оксфорде.
Завтракали все вместе в малой гостиной. Миссис Ласт сидела во главе стола по одну сторону, ее муж — по другую. Между ними шел оживленный обмен чашками, тарелками, баночками с медом и письмами — их передавали через весь стол из рук в руки.
Миссис Ласт сказала:
— Молли, опять у тебя в волосах отруби.
— Да ну, все равно придется прибираться перед балаганом.
Мистер Ласт сказал:
— Балаганом? Неужели для вас, дети, нет ничего святого?
Тедди сказал:
— В смердятниках опять стряслась беда. Сучке, которую мы купили в Оукхэмптоне, ночью отгрызли хвост. Не иначе как просунула ненароком в соседнюю клетку. Те еще птицы эти лисы.
Последней вошла Агнес, чистенькая благоразумная девочка с большими серьезными глазами за круглыми стеклами очков. Она поцеловала мать и отца.
— Прошу прощения, если опоздала, — сказала она.
— Если, — сказал мистер Ласт благодушно.
— Долго протянется этот спектакль? — спросил Тедди. — Мне надо смотаться в Бейтон, раздобыть кроликов для лисиц. Чиверс сказал, что держит для меня пятьдесят штук наготове. Тут на них не настреляешься. Прожорливые твари.
— К половине двенадцатого все кончится. Мистер Тендрил не будет читать проповеди. А это уже неплохо. Ему втемяшилось, что Тони погиб в Афганистане.
— Пришло письмо от Бренды. Она очень сожалеет, что не может приехать на освящение.
— А.
Все замолкли.
— Она пишет, что Джоку сегодня непременно нужно быть в парламенте.
— А.
— Могла бы и без него пожаловать, — сказала Молли.
— Она шлет привет нам и Хеттону.
Все опять замолкли.
— А по-моему, так даже лучше, — сказала Молли. — Уж кому-кому, а ей корчить скорбящую вдову не пристало, она чуть не сразу снова выскочила замуж.
— Молли!
— Да ты и сама так думаешь.
— Что бы мы ни думали о Бренде, я не разрешаю тебе так о ней говорить. Она имела полное право выйти замуж, и, я надеюсь, они с мистером Грант-Мензисом очень счастливы.
— Она нас всегда принимала лучше не надо, когда жила здесь, — сказала Агнес.
— Надо думать, — сказал Тедди. — Это в нашем-то доме.
В одиннадцать часов все еще стояла прекрасная погода, хоть и поднялся ветер — он трепал программу богослужения и чуть было
