спросила Эфрат, когда они с Рахмиэлем остались одни.
— Нет, — ответил он. — И, как ни странно, я вообще не чувствую голода, хотя после того, как мы опустошили запасы в трех мини-барах, это неудивительно.
— Мы тоже пообедали. — Она упала на кровать и начала расстегивать платье. Обычно Эфрат не надевала вещи прямо в магазине, но это платье было особенным. Потому что она не знала, что найдет по возвращению, и оно одинаково должно было подходить для обоих случаев. Ей вовсе не хотелось думать о том, как это опустошение выглядело, но она хорошо помнила себя на его месте. Поэтому Эфрат удивляло, насколько Рахмиэль был спокоен. Слишком спокоен.
— Тебе помочь? — поинтересовался он.
— Безусловно.
Рахмиэль подошел и положил руку на ее колено, его прикосновение казалось таким же теплым, как и всегда. Скоро Эфрат почувствовала это прикосновение выше и выше, и когда она почувствовала его тепло всем телом, ей оставалось только закрыть глаза и улыбнуться.
Эфрат ожидала, что он изменится, что будет вести себя иначе или чувствовать себя иначе, но все было нормально. Как обычно. Только Рахмиэль больше улыбался и больше смотрел на нее.
— Когда я смотрю на тебя, я вижу звездное небо, — отозвался он на ее мысли, — и что-то еще, что я пока не могу объяснить.
Они лежали на кровати, укрывая друг друга своими телами и оба сейчас смотрели куда-то в темноту. Впрочем, это длилось недолго. За дверью снова раздались шаги и остановились. Не нужно было долго думать, чтобы понять, что это означает.
— Вас ожидают, — раздался из-за двери сдержанный голос дворецкого, который готов был ждать сколько понадобится.
— Это за тобой, — лениво произнесла Эфрат.
— За мной?
— Да, иди, поговори с мальчиками, — Эфрат не дала себе труда вдаваться в объяснения, а Рахмиэль не стал просить уточнений.
Через минуту он уже следовал за дворецким вдоль по коридору. Они остановились у слегка приоткрытых дверей. Дворецкий остановился и жестом пригласил Рахмиэля войти. Рахмиэль обнаружил, что стоит на пороге небольшого кабинета, высокое окно не добавляло света в помещение, зато на его фоне сразу можно было различить огненные кудри Раза, стоявшего спиной к дверям.
— Проходи, — раздался голос откуда-то из темноты, скрывавшей Овадию, — присоединяйся к нашей неспешной полночной беседе.
Рахмиэля не нужно было приглашать дважды.
— Надеюсь, мы не отвлекли тебя ни от чего важного, — повернулся к присутствующим Раз.
— Нет, — спокойно ответил Рахмиэль, — когда поступило ваше приглашение все важное мы уже закончили.
Овадия сдержанно улыбнулся.
— Давайте начнем, — Овадия взглядом указал на стоящие в центре комнаты кресла, которые в свою очередь окружали небольшой столик, где стояли три бокала до середины наполненные густой бордовой жидкостью.
Рахмиэль сел в одно из кресел и протянул руку к стоящим перед ним бокалам.
— Интересная татуировка, — отметил Раз.
— Эту я сделал не так давно, — ответил Рахмиэль, взяв один из бокалов.
— И что, твоя семья не возражает? — на этот раз в голосе Раза послышалась тонкая нотка ехидства.
— Моя семья … скорее вызывает массу вопросов, чем возражает чему бы то ни было, — уклончиво ответил Рахмиэль.
— Давай начнем с самых простых, — улыбнулся Овадия, — ведь мы теперь — твоя новая семья.
— Доставшаяся тебе вместе с возлюбленной, — добавил Раз, который так и остался стоять у окна.
— Как ты намерен сообщить им хорошую новость? Начиная с той, что теперь ты придерживаешься новой и далеко не кошерной диеты, заканчивая тем, что теперь в отличии от них ты будешь жить вечно? — продолжал Овадия.
— Настолько вечно, насколько повезет, — уточнил Раз.
— Я пока об этом не думал, — честно признался Рахмиэль, — но как я уже сказал, они довольно странные и я уверен, они просто не заметят, если со мной что-то будет не так как обычно.
— Ты всерьез считаешь, что ты настолько безразличен твоим родителям? — слегка удивился Овадия.
— Я считаю, что у них очень своеобразные критерии для беспокойства, — ответил Рахмиэль, — например, когда я начал днями сидеть возле портрета Эфрат, это не вызывало у них никаких вопросов.
— Портрета Эфрат? — Раз вопросительно поднял бровь.
— Да, уже почти легендарный «Портрет незнакомки с лилией», — глаза Рахмиэля как-то странно блеснули, и он сделал еще глоток.
Раз снова провел взглядом по татуировке Рахмиэля, но на этот раз ничего не сказал. Его опередил Овадия.
— Расскажи о портрете, — попросил он.
— Отец привез его с аукциона, как и многие другие в его коллекции, — начал Рахмиэль, — он никогда не говорил, как их выбирает, а я когда я задавал вопросы, он всегда отшучивался. Говорил что-то в духе, это вопрос личной симпатии. Он всегда сначала выставляет новое приобретение на всеобщее обозрение, так случилось и с этим портретом, он повесил его в гостиной комнате загородного дома, мы как раз отдыхали там в это время.
— Дай угадаю, — произнес Раз, — ты увидел ее и не смог перестать смотреть.
— Однажды и навсегда, — поддержал его Овадия, утопив улыбку в глотке крови.
— В буквальном смысле слова, — добавил Раз, — как это в духе Эфрат, вцепиться во что-то и не отпускать.
— Вернемся к портрету, — настоятельно произнес Овадия.
— Все так, однажды и навсегда, — согласился Рахмиэль, — сначала я просто часто приходил посмотреть на нее, потом я начал подолгу сидеть возле портрета, до тех пор, пока она не начала приходить ко мне во сне.
— Потом ты стал плохо спать? Стал чуточку бледнее, чем обычно? Начал терять аппетит? — перечислял Овадия.
— Да… — кивнул Рахмиэль.
— И когда все это дошло до крайности, ты отправился ее искать, — уже не спрашивал, а утверждал Овадия.
— Вообще сначала я увидел ее фотографию в журнале, — Рахмиэль сделал глоток из бокала и реальность стала чуть насыщеннее, чем была за секунду до этого.
— Да тут куда не посмотри, она повсюду, — отмахнулся Раз.
— А если ты подпишешься на ее Инстаграм, то всегда будешь знать, где она и чем занята, — подмигнул ему Овадия.
— Да? — Раз достал телефон откуда-то из складок мантии, — сейчас вот она в Берлине, сегодня ела вафли. С шоколадным сиропом.
— Кто может осудить за любовь к шоколадному сиропу? — невозмутимо произнес Овадия.
— Технологии несовершенны, — сдерживал смех Рахмиэль, — но ты прав, Овадия, сразу после того как я понял, что девушка на портрете и девушка с обложки — одно и то же лицо, я решил найти ее. — Рахмиэль внезапно замолчал, как будто размышляя о чем-то, что только сейчас пришло ему в голову. — Вообще все это было похоже на череду случайностей и совпадений.
— Да, так и должно казаться со стороны, — кивнул Овадия, — никто ничего не должен заподозрить.
— Опиши портрет, — произнес Раз, — как
