Фандор рассказал Жюву о необыкновенном способе, которым он вышел из военной тюрьмы, и, рассчитывая на доверие полицейского, закончил свой рассказ, спросив:
— Что же мы теперь будем делать?
Но полицейский, готовый к этому вопросу, покачал головой.
— Фандор, давай уточним. Ты должен был сказать: что мне делать? что вы будете делать? Если ты веришь мне, Фандор, и будешь умницей, ты быстренько вернешься в тюрьму Шерш-Миди и попросишь, чтобы тебя снова заперли. Твой побег — это серьезная ошибка. Бежать, значит признать себя виновным. А так как ты невиновен, то вернись в тюрьму. Обещаю тебе, что ты долго там не останешься.
— А вы, Жюв? Что планируете вы?
Жюв встал, походил и сказал самым естественным тоном:
— О, я! Это очень скучно рассказывать. Прежде всего я должен переодеться, этот костюм мне не нравится. А потом я должен не опоздать на поезд, Фандор… Да, не гляди на меня такими круглыми глазами. Я должен переодеться и уехать поездом.
Изящный, элегантный Жюв стоял в роскошно обставленном рабочем кабинете и слушал человека, говорившего с ним тоном дружеским и вместе с тем высокомерным:
— Нет, это невозможно, вы просите у меня слишком многого… Вы не представляете себе, Жюв, какие разнообразные осложнения может вызвать мое вмешательство, если вы все-таки ошибаетесь… Хотя я питаю к вам большое доверие, Жюв, знаю вашу ловкость, верность, преданность, но, чем черт не шутит, и вы можете ошибаться. А история, которую вы мне рассказываете, такая странная, такая… неправдоподобная, прямо сказать, что нельзя не подумать о возможной ошибке! И о печальных последствиях, которые я вызову в этом случае!
Полицейский оставался бесстрастным, он хмурился и упорствовал.
— Я должен почтительно заметить Вашему Величеству, что речь идет только о подписи.
— Но Жюв, повторяю вам, именно подпись меня представляет — меня, мое королевство; это может поджечь пороховую бочку…
— Ваше Величество благоволит принять во внимание, что, подписав, все можно уладить…
— Жюв! Вы этого не думаете! Я в сотый раз повторяю вам, что не могу дать вам этот декрет. Случай исключительный, я убежден, что даже в самых отдаленных анналах вы не могли бы найти прецедента…
— Ваше Величество не должны забывать, что своим именем, одной строкой подписи, вы можете устранить все затруднения!
Это была выраженная другими словами все та же мысль, которую Жюв упорно отстаивал.
Король, с которым он беседовал, которого умолял с такой страстью, не хотел уступить настойчивости полицейского.
— Ах, так, Жюв! — говорил он. — Взвесили ли вы ценность декрета, который у меня просите? Знаете ли вы, что если он будет дан незаслуженно, это станет позором для моей страны? Знаете ли вы, что король не имеет права скреплять своей печатью беззаконие?
— Государь, я знаю, что король должен быть справедливым. Государь, я знаю, что не прошу у Вашего Величества ничего, что вы не могли бы мне даровать, что не должны были бы мне даровать… Государь, до сих пор я умолял, чтобы Ваше Величество исполнили мою просьбу. Теперь перед вами не проситель… Ваше Величество меня понимает, без сомнения?
Король явно колебался.
— Я понимаю вас, Жюв, — ответил он наконец. — Некогда, во время моей официальной поездки в Париж, вы спасли мне жизнь, не так ли? Вы спасли и жизнь королевы с риском для собственной жизни… И я сказал вам тогда, что ни в чем вам не откажу, никогда! Об этом вы мне напоминаете?
— Государь, я отвечу Вашему Величеству, что никогда не намекнул бы на долг, который ему угодно было признать. Я не предвидел тогда, что декрет, подписанный рукой Вашего Величества, сможет решить самую грозную проблему, какой мне приходилось когда-либо заниматься. Я не хотел бы вспоминать об этом долге, но Ваше Величество принудили меня напомнить о вашем слове…
Король, который ходил теперь взад и вперед по своему рабочему кабинету, сел в кресло.
— Если я вам дам этот декрет, Жюв, — спросил он, — и вы сегодня уедете, то, вернувшись во Францию, в Париж, вы сразу отвезете его в министерство юстиции?
— Да, государь.
— Вы откровенны, Жюв! Вы не будете искать других доказательств?
— Нет, государь.
— Значит, я должен целиком полагаться на ваше слово? На вашу уверенность, на ваши заключения?
— Да, государь.
— Жюв! Жюв! Если вы требуете, чтобы я подписал этот декрет во имя обещания, которое я вам когда-то дал, то вы теряете мою дружбу! Мое доверие! Решайте! В вашей власти, Жюв, решить, что я должен делать. Если вы требуете этот декрет, я вам его дам!
Полицейский затрепетал.
— Ваше Величество не думает того, что говорит, — ответил он наконец. — Ваше Величество, вы не должны ставить меня перед такой дилеммой: потерять вашу дружбу, ваше доверие или упустить единственный случай…
— Да, Жюв, я ставлю вас перед ней…
— Тогда, государь, я ничего не требую! Но, Ваше Величество, вы поставили под угрозу дело всей моей жизни, дело моей чести. С поддержкой Вашего Величества оно могло быть удачно завершено! Предоставленное только мне одному, это дело проиграно!
Король вскочил со своего кресла. Ему дорогого стоило отказывать полицейскому.
— Жюв, вы жестоки! — сказал он. — Я предпочел бы, чтобы вы лучше продолжали требовать этот декрет! Но, видит бог, не все еще кончено! Я прикажу провести расследование… Через две недели…
— Ваше Величество, вы знаете, что через две недели будет поздно…
Король не отвечал. Он возобновил свою прогулку по комнате, обдумывая.
— Жюв, — сказал он, — можете ли вы поставить меня лицом к лицу с этим человеком? Можете ли вы обвинить его в обмане в моем присутствии?
— Что хочет сказать Ваше Величество?
— Я хочу сказать, Жюв, что каков бы ни был скандал, какое унижение ни произошло бы, я дам вам декрет, о котором вы просите, только если буду уверен, что вы не делаете ошибки… Вы приносите мне лишь предположения, у вас нет доказательств… Добейтесь, чтобы этот человек хоть на секунду сбросил маску, и я выдам его вашему правосудию! Жюв, забудьте, что вы говорите с королем, представьте, что я ваш друг; можете ли вы, пренебрегая риском, поставить нас лицом к лицу в таких условиях, когда истина станет очевидной?
Жюв вдруг опустил голову, обдумывая свой ответ.
— Я должен просить Ваше Величество об исключительном поступке, — сказал он медленно. — Я попрошу вас, быть может, рискнуть своей жизнью, я попрошу Ваше Величество…
Жюв был так взволнован, что вынужден был сесть, вопреки всем правилам протокола; он продолжал тихим голосом:
— Я попрошу Ваше Величество сопровождать меня через три дня, когда…
Глава 35
В ВОЕННОМ СОВЕТЕ
— Суд идет, господа, встаньте!
— Оружие на плечо!
— Вольно!
Эти команды следовали одна за другой с удивительной быстротой; они сейчас же исполнялись. На две последние часовые, расставленные полицией в зале заседаний, отреагировали лишь коротким стуком ружейных прикладов о пол, но среди штатских, составлявших большую часть аудитории, продолжался смутный шум. Это был шорох юбок, звук двигающихся скамеек, торопливый шепот разговоров.
Однако в зал уже входили по одному и направлялись к месту заседания трибунала — длинному столу, покрытому зеленым сукном, — военные судьи из Первого военного совета и торжественно усаживались на соответствующие места.
Эти офицеры — семь человек — были в парадных мундирах, с саблями на боку, эполетами на плечах и с положенными им плюмажами на касках или кепи.
Было 28 декабря, заседание начиналось в час пополудни; оно привлекло столько людей, потому что Совет должен был слушать исключительное дело Жерома Фандора.
Председательствовал драгунский полковник с тонким, энергичным лицом, светлыми волосами, остриженными бобриком, слегка поседевшими на висках. Его помощниками были два майора, один — пехотинец, другой — артиллерист. Капитан морской пехоты также входил в число судей, наконец, в трибунале заседали два лейтенанта, один — гусар, другой — инженер. И с краю стола, едва поместившись, сидел толстый адъютант обозно-транспортных войск.
Справа от трибунала, перед столом, заваленным объемистыми папками, заняли место офицеры, которые должны были выполнять роль прокуратуры: майор Дюмулен, более багровый, чем когда бы то ни было, лейтенант Сервен, такой ухоженный, такой напомаженный, с пробором на боку, сделанным столь тщательно, что казалось, будто элегантный офицер в парике; рядом с лейтенантом сидел седой старик, офицер администрации, выполнявший функции секретаря.
Правительственные комиссары сидели спиной к окнам, выходившим в обширный сад; напротив них находилась скамья подсудимых, охранявшаяся двумя солдатами с примкнутыми штыками; за этой скамьей был еще один стол — для защитника.
