Неожиданно дверь в каморку портного отворилась, и зашла Нехама – старшая сестра.
Она была намного старше Лилии, деловитая, серьезная, обстоятельная. К ней даже сватался сын раввина Яков, но Нехама ему отказала. Она слыла девушкой резкой, упрямой, но отходчивой.
– Ты что это здесь? – спросила Нехама.
– Ничего особенного, – огрызнулась Лилия.
– Мала ты еще на платья засматриваться. Нос не дорос! – и она больно и унизительно щелкнула Лилечку по носу. Та зарделась, разозлилась, закрыла лицо руками и выскочила из лавки. Нехама проводила ее взглядом, а Казимир лишь улыбнулся. Нехаме он нравился – немногословный, трудолюбивый, скромный… Он производил впечатление человека надежного и доброго. Такого, который будет гасить ее не всегда безобидную энергию.
Вдруг дверь открылась, и вошел мужчина. Казимир, погруженный в работу, не сразу обратил на него внимание. Он держал в руках отрез ткани, выбирая подходящую нить, как вдруг взгляд его остановился на красивых, блестящих, вычищенных сапогах. Он поднял глаза и увидел перед собой человека в форме.
– Что хотела эта девушка?
– Какая, товарищ?
– Та, что выбежала отсюда в слезах.
– Вы не подумайте, товарищ, мы не хотели ее обидеть, – затараторила Нехама и вдруг в ужасе закрыла рот рукой. Она узнала Истратова.
– Что она хотела? – спросил он сурово.
– Вот этой тканью интересовалась, – Казимир подскочил со своего стула, услужливо показал ткань.
– На платье сколько надо?
– Ну, метра два, чтобы с запасом.
– Отрежь.
Казимир проворно отмерил ткань, ловко отрезал ножницами, сложил аккуратно, завернул в бумагу и выдал покупателю.
Истратов бросил деньги на стол и, не глядя, вышел из лавки…
Глава семнадцатая
После возвращения тети Лили домой я подолгу засиживалась рядом с ней и проводила у нее намного больше тех часов, которые были выделены и оплачены. Я убирала в квартире, покупала продукты, купала и кормила свою подопечную. Отчасти я делала это потому, что мне было приятно чувствовать себя нужной, даже незаменимой, а отчасти потому, что было интересно проводить время в обществе старой женщины. Хотя она нередко капризничала и дулась на меня, я искренне привязалась к ней.
А еще – мне было любопытно дослушать ее рассказ до конца.
Но была и еще одна причина, в которой я боялась признаться кому-либо, особенно себе, – Рома.
Теперь он приходил чаще, чем раньше. Я узнала, что он живет в отдельной квартире, много работает и прилично зарабатывает, что когда-то он был женат, но давно уже живет один, что за маской брезгливости и ворчливости скрывается глубоко одинокий человек – такой же, как я. Только для меня брезгливость была слишком большой роскошью.
Короткие фразы, которые для нас были полны смысла, быстрые взгляды, включающие в себя очень многое, случайные обжигающие прикосновения… Миллионы людей во всем мире ежедневно переживают то же, что переживали мы! И все-таки в наших чувствах было что-то особенное, и мы оба стыдливо и радостно открывали их для себя.
Однажды Рома вызвался проводить меня до дома. Я была смущена и растеряна – совершенно не привыкла к тому, что могу вызывать какие-либо эмоции у мужчин! Но чувствовала, что Рома не обманывает, я действительно ему интересна.
Мы уселись в машину и всю дорогу обсуждали всякую ерунду. Я хотела попросить его остановить машину за два квартала от дома, потому что мне было мучительно стыдно за наш грязный район, засиженный мухами, загаженный кошками и заплеванный людьми. Но Рома настоял на том, чтобы подвезти меня поближе к дому. Мы остановились на стоянке возле небольшого сквера, где по вечерам собирались наркоманы и куда я боялась ступить ногой.
– Ну, спасибо, – сказала я поспешно и несколько нервозно.
Начала отстегивать ремень, запуталась и совсем смутилась.
Он положил мне на ладонь свою большую теплую руку, и сказал:
– Спасибо тебе за все.
Взглянув на него, меня охватило желание прижаться к нему, ощутить на себе его тяжелые руки. Сама того не ожидая, я повисла на его шее и страстно поцеловала.
– Поехали ко мне, – шепнул он.
Я счастливо промурлыкала что-то в ответ.
* * *
…В старом, покосившемся домике, где когда-то находился хедер меламеда Шолейма, недавно открыли избу-читальню. Шолейма и Браху выселили как нетрудовой элемент, домик экспроприировали, а единственная дочь-инвалид вскоре скончалась.
После недавнего декрета Совнаркома о ликвидации безграмотности была создана чрезвычайная комиссия, занимавшаяся этим вопросом, – Грамчека; объявлен массовый культпоход в народ, созданы многочисленные пункты ликбеза.
Лилия сидела за партой и старательно выводила новую фразу, которую выучила на уроке: «Мы не рабы, рабы не мы». Весь класс, состоящий в основном из рабочих и мастеровых, поголовно безграмотных, бубнит монотонно. «Мы не рабы, рабы не мы» – раздается на разные лады, звучит разными голосами. Лиле смертельно надоела эта учеба. Она все-таки не безграмотная, сама выучилась читать в шесть лет! Но правила есть правила. Формального образования у нее нет, еврейская школа была обязательна только для мальчиков, а то, что она – читатель-самоучка, успевшая перелопатить половину местной нехитрой библиотеки, не спасает ее от обязательной учебной повинности.
В основном доступна была литература пропагандистского толка, сочинения Ленина и Маркса, но иногда удавалось выудить что-нибудь поинтереснее: казахские сказки, эпосы. Однажды ей попалась на глаза книжка, на которой крупными буквами было написано «Мифы Древней Греции».
