Ульрик склонял. Лебезил. К своему стыду, он был готов лизать некроманту сапоги, лишь бы хоть ненадолго избавиться от этой тяжести, что тянула его к земле. Чтобы хоть раз вдохнуть полной грудью. Ульрик ненавидел себя за слабость, но еще больше ненавидел Морелла и Лаверн за то, что сделали его таким. Злость, не находя выхода, съедала его изнутри.
Мертвецов, что стерегли Ульрика в горной деревне Старого Эдда, Сверр упокоил. На них уходило слишком много силы, а Ульрик и без присмотра теперь прекрасно обходился – послушнее куклы и не сыскать. Они превратили его в живого мертвеца, и собственная магия теперь не подчинялась Ульрику.
Уже который день вокруг было лишь море. Куда хватает взгляда раскинулась темная покрытая белой рябью гладь, и холод был такой, что зуб на зуб не попадал, несмотря на то что его мучители сжалились и снабдили его теплой одеждой. Ульрик иногда выходил на палубу – свежий воздух немного улучшал его состояние, и тяжесть в груди не казалась такой уж невыносимой. Он стоял у кормы, вцепившись в поручень, и слушал зычные перекрикивания матросов, ощущал на лице соленый влажный воздух, пахнущий водорослями и рыбой. И надеялся на чудо.
Весенние моря щедры на шторма, и Ульрик еженощно молился духу Моряка, чтобы тот ниспослал на их судно сильнейший из них, опрокинул ненавистную посудину в пучину. Прекратил страдания Ульрика. Но духи, казалось, вовсе перестали его слушать, а море оставалось тихим и покладистым, как послушная жена. Оно тоже покорилось воле некроманта.
Ульрик порой встречал его, пытался спрятаться от внимательного взгляда, но тщетно. Морелл, казалось, проник в мысли Ульрика, засел у него в голове и точно знал, о чем тот думает. Пренебрежение и насмешка сквозили в каждом его слове, отчего колдун ощущал себя еще более ничтожным. Лаверн, наталкиваясь на него, окатывала волной ненависти, как, впрочем, и любой из ее клана.
Единственным, кто не смотрел на Ульрика, как на грязь под ногами, был Роланд Норберт. Насмешка судьбы, ведь до встречи со змеиным лордом Ульрик считал его ничтожеством. Главой погибающего рода, не способным этот род возродить.
В королевстве о Норберте ходило множество слухов. О том, что огненная жила востока умирает и юный наследник обрек на гибель одну из девочек Патора Свонна, лорда Южной Башни. Ульрик помнил Эллу Свонн – хрупкую миловидную девицу, которая буквально источала магию. Поэтому на нее и сделали ставку в надежде, что их с Роландом сын возродит сильнейшую жилу востока. Не срослось. Сначала юная леди Норберт много лет не могла понести, а когда все же забеременела, не сумела дать жизнь ребенку.
Низшие лорды поговаривали, это Роланд угробил ее – силы его семени не хватило на то, чтобы сделать крепкого мальчика… Элла истекла кровью, рожая мертвого младенца.
Наверняка Роланд надеется, что уж Лаверн точно не подведет. Да, Мэлори сильна. Ульрик и сам поначалу прельстился ее магией. Она была живым источником, умеющим питать другие. Когда-то Ульрик намеревался жениться на леди Винтенда, даже предложение сделал, представляя, как они вместе отвоюют обратно Глаз Гиганта.
Лаверн рассмеялась ему в лицо. И сказала, что замуж за него не пойдет, но они могут быть полезны друг другу. Он даже вступил в ее отряд и дрался с ней плечом к плечу. Хорошо, что не присягнул… А когда однажды он, опьяненный вином и ее жаркими взглядами, уложил ее в постель, эта веллова девка взяла его магию. Тогда-то он и понял, что она его просто-напросто использовала. И решил во что бы то ни стало отомстить мерзавке.
А затем его нашла Сан-Мио. Теперь он понимал, что это не было совпадением – провидцы Ра-аана видят многое, а сам император прекрасно владеет стратегией и тактикой. Ульрика снова использовали, он никогда не был по-настоящему нужен. Он был лишь инструментом: сначала для Лаверн, потом для Ра-аана. Теперь вот для Морелла…
Этот не станет церемониться – сдаст в Капитул, на опыты. О том, что с ним сделают там, Ульрик старался не думать. Скорее бы умертвили, и он обрел покой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Скалистые утесы Кошачьей Бухты вынырнули из тумана, будто велловы стражи. На вершине самого неприступного из них остроконечными башнями высился замок некроманта.
На пристани их встречали. Истошно кричали чайки, кружа над головами прибывших. Трепетали стяги на ветру, с пришвартованного торгового судна сгружали товар в деревянных ящиках, туда-сюда сновали люди.
Незнакомый Ульрику лорд в темно-сером дублете, окруженный небольшим отрядом, подошел к Мореллу и протянул скрепленную сургучом бумагу. На груди младшего лорда в районе сердца был нашит герб рода – серый змей, кусающий собственный хвост, на белом фоне. Ульрик попытался вспомнить фамильное имя, но не смог, а ведь раньше был довольно силен в геральдике. Память подводила его, как и дар. Теперь он окончательно и бесповоротно бесполезен…
Некромант пробежал глазами по строчкам письма и едва заметно кивнул. Посмотрел на Ульрика, и тот буквально оцепенел – что-то было во взгляде Морелла, что безумно пугало колдуна. Отчего-то он понимал: ничего хорошего в Клыке его не ждет. Некромант мерзко усмехнулся и поманил Ульрика к себе, тот попытался сопротивляться – понимал, что бесполезно, но паника захлестнула – и не смог. Шаг, еще шаг. На третьем колдун споткнулся и растянулся на деревянном причале, прямо у ног Морелла.
– Осторожнее, Виллард, – холодно сказал некромант, схватил его за шкирку и поставил на ноги. – Покалечишься еще.
– Милорду ты нужен живым, – пояснила Лаверн, не взглянув на Ульрика. Она впервые обратилась к нему с момента ритуала, но смотреть в глаза, видимо, по-прежнему не могла. Он предал ее… Конечно, ведь она помнит лишь то зло, которое причинили ей. Собственное же предпочитает не замечать. Она изуродовала его! Ульрик лишь надеялся, что Ра-аан однажды доберется до нее и мучения Ульрика не будут напрасными.
Норберт, стоящий за ее левым плечом, поджал губы, но возражать не стал. Чем дальше, тем меньше он станет ей возражать – Ульрик видел, как мужчины меняются рядом с ней. Он и сам начал меняться, и, возможно, если бы тогда она так нагло не вторглась в его контур, чтобы напиться силы, он до сих пор боготворил бы среброволосую. Нет, конечно, он слишком прагматичен, чтобы отдать за нее жизнь, но… С мужчинами она обходиться умела. Морелл – и тот заглядывается. Правда, сама Лаверн бросает в его сторону такие яростные взгляды, что всем понятно: интерес некроманта ей не по душе. Пусть бы они убили друг друга, злорадно подумал Ульрик, опуская глаза.
Путь к крепости Морелла с моря проходил по тропе среди скал, извилистой лентой поднимающейся на утес. Тропа была настолько узкой, что в некоторых местах по ней можно было идти лишь гуськом, друг за другом. Справа щетинилась колючими выступами отвесная скала, слева зияла пропасть, на дне которой билось о выступающие рифы Море Убийца. Ульрик вздрагивал каждый раз, когда из-под сапога в пропасть сыпалась каменная крошка.
Он шел под конвоем лордов младших домов севера и их свиты, хотя Морелл явно дал понять, что Ульрику не нужно сопровождение. Он видел широкую спину некроманта: синий плащ с серебряной оторочкой трепетал на ветру и щелкал по высоким сапогам. Ульрик посылал в эту спину безмолвные проклятия, хотя и знал: не сработает. Ничего не сработает в его случае…
Ульрик больше не сможет использовать силу, если Морелл не позволит. Он с ужасом подумал о магах Капитула, которым Морелл сдаст его, и даже пару раз смотрел вниз, на беснующиеся волны и острые камни, желая сделать шаг и разом покончить со всем, но… отступал к отвесной скале. Только там он понял, насколько труслив. И насколько на самом деле хочет жить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Если Ульрик постарается, он станет полезным Атмунду, расскажет все о Ра-аане и его желании заполучить Лаверн, и тогда, возможно, они отпустят его. Оставят жизнь.
Он расскажет все, что знает. И еще добавит: о Лаверн и ее успехах в поиске мифического источника. О том, что у Морелла хранится львиная доля этих осколков в кристаллах-накопителях. И о том, как он обещал отдать их Лаверн взамен на какую-то услугу – Ульрик не успел услышать много, но кое-что подслушать удалось.
