- Калгашкиной? - растерянно переспросил Дроздов.
- Да, Ирине Алексеевне.
- А-а, Калгашкиной, - закивал Валерий Семенович. - А потому что очередность! Она, насколько я помню, подала заявление раньше. И льготы. Отец - инвалид войны. Сами вы недавно напоминали на сессии горсовета: их нужды ни в коем случае не забывать. А бабушка, между прочим, ветеран колхозного движения. Одна из первых вступила у себя на селе. Много их осталось, наших ветеранов? По-моему, лишний раз позаботиться о них - наша с вами обязанность. Вот мы и порекомендовали Калгашкину в первую очередь.
Объяснения Дроздова были вполне убедительными. И по документам все выглядело законно. Однако я хотел побеседовать с Калгашкиной. Заведующая магазином пришла ко мне взволнованная. Мне показалось, что от нее чуть-чуть попахивает спиртным.
Ростом немного выше среднего, с хорошо сохранившейся фигурой, с крашенными под рыжеватую блондинку волосами, уложенными явно у парикмахера, она пыталась, как я понял, произвести на меня хорошее впечатление.
- Первый раз в прокуратуре. Хоть посмотреть, что это такое, - с улыбкой говорила она, но улыбка эта была весьма натянутой. - Надеюсь, вы меня не съедите?
Я не ответил на ее кокетство.
- Впрочем, и не за что, - продолжала она. - У нас, поди, каждый день народные контролеры. И сегодня были. Никаких к нам претензий. Вас это интересует, товарищ прокурор?
- Нет, Ирина Алексеевна. Я хотел поговорить о квартире. Как вы ее получили?
- Законно, товарищ прокурор, на общем основании, - ответила Калгашкина поспешно. - А что? Сколько лет жила в общей! Комнатка - закуток, двенадцать метров. Неужели не имела права?
- Имели, - кивнул я. - А почему решили трехкомнатную?
- Из-за родителей. Сначала я ведь думала вступить на однокомнатную. Подала заявление. Тысяча у меня была. Все мои сбережения. Поехала к своим на хутор, чтобы помогли. Первый-то взнос тысяча пятьсот... Отец мне говорит: а может, доченька, и нас в город возьмешь? Мы, говорит, дом свой продадим, на трехкомнатную наскребем. И много ли нам, говорит, осталось жить? Помрем, у тебя большая квартира останется. Нет, вы представляете, каково это дочери слушать?.. Конечно, говорю, возьму. А о смерти чтоб и разговору не было! Дай бог вам до ста лет дожить. Мама-то, в общем, тоже хотела бы в город, а с другой стороны, жалко соседей бросать, сад... Конечно, они свое отработали, заслужили отдых. Чтоб и ванная, и горячая вода, и, извините, теплый туалет. Короче, на семейном совете решили: ко мне. Продали дом, дали мне четыре тысячи...
- А какой первый взнос? - спросил я.
- Пять тысяч.
Пять, а не десять, как говорила она Юре Бобошко! А может быть, парень что-то напутал? Или она прихвастнула перед ним?
- Значит, ваши родители и бабушка прописаны у вас?
- А у кого же еще? - нервно передернула она плечами.
- Ну и как, нравится им в городе?
- Да как вам сказать... - замялась Калгашкина. - С одной стороны, удобства. С другой, в городе не как на хуторе. Никого тут не знают, поговорить не с кем...
- Сейчас они здесь, в Зорянске? - спросил я.
Этот вопрос, как мне показалось, привел ее в замешательство.
- Сейчас? - переспросила она, словно не расслышала.
- Да, в настоящее время.
- Гостят... у сестры.
- Все? Отец, мать и бабушка?
- Все.
- А бабушке сколько лет?
- Восемьдесят третий.
Я видел, что мое любопытство вконец выбивает ее из колеи.
- Вы не думайте, она у нас ого-го какая старуха! И ездить любит.
- Где живет ваша сестра?
- Да на хуторе Мокрая Ельмута, Пролетарский район Ростовской области.
Это были мои родные места. Маныч, степи, детство... Я на миг окунулся в воспоминания. Но они были явно не к месту.
- А где жили ваши родители до того, как переехали в Зорянск? - спросил я, отогнав воспоминания.
- Там же, в Мокрой Ельмуте. Я же и сама оттуда.
Я спросил еще, как ей удалось получить в ЖСК "Салют" трехкомнатную квартиру, ведь свободных не было. Она повторила почти то же самое, что и Дроздов.
Когда Калгашкина ушла, я попытался разобраться, какие вопросы смущали ее больше всего.
Прописка. Да, когда я спросил, где прописаны родители Калгашкиной, она даже побледнела от волнения.
Второе. Живут ли они с ней в Зорянске? Тоже, как мне показалось, очень неприятный вопрос для заведующей магазином.
Я позвонил в паспортный стол и попросил сообщить мне, кто прописан в квартире Калгашкиной.
Буквально через десять минут я получил ответ, который, честно говоря, и ожидал.
В настоящее время Ирина Алексеевна Калгашкина была прописана в своей трехкомнатной квартире одна. Но с сентября 1981 года в этой квартире были прописаны Алексей Кузьмич Калгашкин, Зинаида Прокофьевна Калгашкина и Анастасия Ниловна Рябченко - отец, мать и бабушка заведующей магазином. В сентябре 1981 года дом ЖСК "Салют" заселялся жильцами.
Через два месяца, в ноябре того же года, Калгашкин А.К., Калгашкина З.П. и Рябченко А.Н. выписались в связи с выездом из Зорянска на постоянное место жительства в Мокрую Ельмуту.
Господи, опять Мокрая Ельмута, Пролетарский район Ростовской области... Не зря, наверное, нахлынули на меня воспоминания детства. Еще тогда, когда Калгашкина упоминала все эти названия, я ощутил, что Калгашкина мне лжет. Но я пока еще в ней не разобрался до конца. Одно было ясно: вся эта история с родителями, их желание якобы переехать в Зорянск - просто уловка. Для получения трехкомнатной квартиры Калгашкиной нужны были "мертвые души". Вот она и прописала у себя родителей. А получив ордер и въехав в кооператив, тут же выписала их.
Но ведь еще существовала Мокрая Ельмута. Там наверняка должен быть еще один кончик.
Не теряя времени, я позвонил в районный отдел внутренних дел Пролетарского района начальнику уголовного розыска. Мы с ним познакомились, когда я был последний раз в отпуске и заглянул в родные места.
- По какому случаю, Захар Петрович? - спросил он.
- Хотелось бы срочно получить кое-какие сведения. На хуторе Мокрая Ельмута проживают Калгашкины, Алексей Кузьмич и Зинаида Прокофьевна. Узнайте, прописаны ли они? И на чьей площади?
- Это запросто.
- Не всё. У них был свой дом. Продали они его или нет?
- И для этого надо немного времени.
- Сколько?
- Да к вечеру можем сообщить.
- Терпится до завтра. Еще неплохо бы выяснить: выезжали куда-нибудь за последние полгода Калгашкины из хутора?
- Выясним, Захар Петрович. Там толковый участковый.
А на следующий день утром мне сообщили из Пролетарского РОВДа следующее.
Первое: родители Калгашкиной действительно имели свой дом в Мокрой Ельмуте и продали его в начале 1981 года.
Второе: Калгашкины-старшие, а также Рябченко А.Н. выписались из Мокрой Ельмуты в августе 1981 года в связи с выездом на другое место жительства. В декабре того же 1981 года они прописались в доме своей дочери Муравьевой Е.А.
Третье: На самом деле они все время жили на хуторе. Тем более что старуха Рябченко больна и почти не встает с постели.
Итак, мне стало ясно, что вся катавасия с куплей-продажей дома, а также с выпиской и пропиской - махинация с целью незаконного получения Ириной Алексеевной Калгашкиной трехкомнатной квартиры.
Но только ли этим ограничился круг ее незаконных действий? Почему горжилуправление и правление ЖСК "Салют" так благоволило к Калгашкиной? А человеку, имеющему все основания претендовать на трехкомнатную квартиру, то есть Бабаеву, отказали?
По-моему, всем этим пришло время заняться следователю.
Было возбуждено уголовное дело. Я поручил его Орлову Анатолию Васильевичу, молодому следователю, который только что закончил стажировку у Инги Казимировны Гранской. В помощь Орлову начальник районного отдела внутренних дел выделил инспектора ОБХСС старшего лейтенанта Владимира Гордеевича Фадеева. Фадеев по просьбе следователя срочно выехал в Мокрую Ельмуту. Через два дня следователь и инспектор ОБХСС зашли ко мне поделиться первыми впечатлениями.
- Ну и фокусница эта Ирина Алексеевна Калгашкина, - рассказывал Фадеев. - Прямо Кио... Такого тумана напустила у своих родственников, что те ничего не поняли. И фокус готов! Я спрашиваю у бабки Рябченко: жили, мол, в Зорянске? Господь, говорит, сынок, с тобой, я уж со двора года три не выходила. Отцу Калгашкиной - тот же вопрос. Он в ответ: а чего я там не видел? Я говорю: так у вас в Зорянске трехкомнатная квартира, на ваши кровные деньги. Он прямо-таки опешил. Спрашиваю: вы дочери Ирине четыре тысячи давали? Смеется. Я, говорит, больше сотни в руках не держал. Вот так, Захар Петрович. Старики даже и не подозревают, что были жителями нашего города.
- Погодите, погодите, - остановил я инспектора ОБХСС. - Почему отец Калгашкиной говорит, что и сотни не держал в руках? Он же дом продал...
Фадеев усмехнулся.
- А знаете, кому старики продали свой дом? Своей же дочери, Муравьевой.
- Как - дочери? - не понял я.
- Вот так. Своей родной дочери, которая родилась, выросла и до сих пор живет в этом доме.
