- Вижу, Захар Петрович, - вздохнул следователь.
- И еще, Сергей Сергеевич, - сказал я серьезно, - подумайте о том, что, помимо ваших предположений, о которых мы говорили, возможно, что истина совершенно не там, где вы ищете.
Бутов посмотрел на меня с недоумением.
- Да-да.
- Но ведь не случайно Кропотин был в доме Парабуков накануне похищения денег? Не случайно он оказался на лесной дороге в тот момент, когда по ней шагал Павел? А зачем ему лгать, юлить?
- Слишком много совпадений тоже опасно для поиска истины...
...Следователь ушел от меня, кажется, удрученный. Работа, проделанная им совместно с инспектором угрозыска, была если не опровергнута, то во всяком случае поставлена под сомнение. И когда он приехал ко мне через день торжественный и сосредоточенный, я понял, что произошло нечто важное. В мою комнату был внесен портфель. В потеках грязи, с прилипшими хвоинками и листьями.
- Портфель опознали родители Павла Парабука, - сказал Бутов.
Он вынул из него стопку тетрадей, исписанных неустоявшимся детским почерком, учебники, альбом с гербарием. Все пахло сыростью, прелыми листьями и землей.
- Где обнаружили портфель? - спросил я, машинально листая дневник.
- В лесу. Был зарыт под ворохом ветвей и листьев.
- Кто нашел?
- Старушка из Рощина. Грибы пошли. Верно участковый инспектор говорил: пойдут дожди, грибы появятся, а где грибы, так и грибники. Они ведь каждый кустик, каждую кочку обшаривают. У каждого свое заветное местечко припасено. Старушка говорит, что там, где нашла портфель, груздей всегда полно. Как вам нравится этот груздь?
- Находка важная, - сказал я. - Обследовали место вокруг?
- Прощупали каждый метр. Рядом небольшое озерцо. Какое озерцо - лужа, затянутая ряской, заросшая камышом. А дальше - болото.
- Это далеко от просеки?
- С километр будет... Я думаю, Захар Петрович, что вопрос более или менее проясняется.
- В отношении чего?
- Кого... Кропотина.
- Но ведь труп вы не нашли.
Бутов выдержал мой взгляд и сказал:
- Если бы вы видели те болота. Там слон увязнет, не отыщешь.
- Поиски ведутся?
- Все Рощино принимает участие. Но это может и не дать результата. И не потому, что в болоте ничего нет. А потому что это болото. - Бутов помолчал. И добавил: - Захар Петрович, я считаю, что теперь мы имеем все основания взять Кропотина под стражу.
На моем столе зазвонил телефон. И пока я разговаривал с секретарем райкома, Бутов сложил в портфель тетради, учебники, дневник и альбом с гербарием.
- Вот что, Сергей Сергеевич, - сказал я, окончив телефонный разговор, мы вернемся к этому вопросу завтра. Сейчас меня срочно вызывают в райком.
По дороге я подбросил следователя в РОВД, договорился встретиться утром.
Сейчас трудно сказать, как бы разворачивались события рощинского дела дальше. Не стану гадать. Но, вспоминая этот случай, я еще и еще раз убеждаюсь, как нелегок путь к истине. Сколько подводных камней, всяких неожиданностей, своеобразных ловушек для... следователя. Окажись в плену первой версии - жертвой могла стать Анна Парабук, еще более трагической могла оказаться вторая версия - об убийстве. Только объективность и еще раз объективность - гарантии успеха следствия. И неуклонное соблюдение норм закона, охраняющего права, интересы гражданина. Каждого гражданина!
По данному делу произошло то, что должно было рано или поздно произойти. Но чем раньше, тем лучше. Клубок рощинского дела стал стремительно распутываться именно в то самое время, когда Сергей Сергеевич Бутов привез из леса портфель Павла Парабука.
За много километров от наших мест, на берегу Черного моря, под Ялтой, на пустом пляже милиционер задержал двух подростков. Голодных и озябших под ночным южным небом. Они оказались теми самыми пареньками, что, пообедав плотно два дня назад в ресторане, не могли расплатиться и предложили в залог фотоаппарат "Зоркий", пообещав принести деньги и забрать его. Но они не пришли. У них не было денег. Пятьсот шестьдесят восемь рублей растаяли как дым.
Владик Боярский, которому было от роду чуть больше шестнадцати лет, наезжал в Рощино скорее по несчастью. Здесь жила его тетка. Мать после развода с отцом осталась в Лосиногорске, что в двух часах езды на поезде от села, а отец укатил в далекую Пермь. Оба родителя давно обзавелись своими семьями, в которых их совместный сын был одинаково лишним. Парень ездил от отца к матери и обратно. Отдушиной была тетка. Все бы хорошо, но Владик любил жить в городе. И что удивительно, все трое - мать, отец и тетка никогда точно не знали, у кого в настоящее время находится паренек.
Первое свое воровство Боярский совершил в Перми. Стащил у новых родственников по линии мачехи транзисторный приемник и продал его. Вторая кража - фотоаппарат в клубе Рощина. План ограбления сейфа магазина он разработал очень тщательно.
Вот что рассказал об этом Павел Парабук, осунувшийся, растрепанный, чем-то похожий и на мать и на отца - коренастый, с рыжими волосами.
- Владька говорит: давай заживем, как люди. Махнем на юг. Там всегда тепло и можно хорошо погулять. Ты, говорит, возьми у мамки ключи, возьми выручку и спрячь где-нибудь. Только, говорит, не трать ни копейки, а то зацапают. Все утрясется, говорит, тогда мотай ко мне. Он уехал в Лосиногорск, а я так и сделал. Когда батя с дядей клали печку, мамка пришла и говорит, что инкассатор не приехал.
- А ты знаешь, кто такой инкассатор? - спросил я.
- Знаю. Это кто деньги у мамки забирает каждый раз. Ну, они посидели за столом. Выпивали. Я знаю, мамка ключи всегда держит в халате. А халат вешает на вешалку. Я спал во дворе, в пристройке. Ну, дождался, пока они заснули, взял в халате ключ, пошел в магазин, открыл сейф, выручку положил за пазуху, оставил "угрозу", а ключ снова сунул в карман халата.
- Скажи, Павел, а ты не подумал о своей маме?
- Жалко. Но Владька сказал, что ей ничего не будет. По той записке будут искать других. Ведь заведующему клубом ничего не было за фотоаппарат. Деньги и плавки я держал в лесу. А в тот день, когда мы уехали в Ялту, Владик встретил меня на дороге в школу. Всю ночь просидели в шалаше.
Сергей Сергеевич был сильно удручен. Но проявил достаточно упорства и настойчивости, чтобы выяснить, почему им была допущена ошибка. Бутов провел по своей инициативе проверку в поселке Житном и установил, что в тот день, когда Кропотин ездил за рубероидом, хозяйственный магазин открылся на час позже. А рубероид, поступивший с базы, был распродан, как говорят, налево. В чем, разумеется, продавец побоялся признаться на первых допросах и тем самым бросил тень на Кропотина.
Владислав Боярский был взят под стражу еще во время предварительного следствия. Ведь за каких-то пять месяцев он совершил три преступления. Не учился и не работал, хотя в инспекции по делам несовершеннолетних его предупреждали, предлагали помощь. В суде адвокат просил не лишать Боярского свободы, ссылаясь на его трудное детство... Но суд не согласился с доводом защитника. Приговор гласил: признать Владислава Семеновича Боярского виновным в предъявленном обвинении и определить ему наказание два года лишения свободы с направлением его для отбытия наказания в воспитательно-трудовую колонию.
Владислав Боярский приговор суда не обжаловал. Почему? Я не знаю. Возможно, он, находясь на скамье подсудимых, понял, что несмотря на все трудности, сложности его воспитания, главным архитектором своей судьбы был он сам. И если построенный им карточный домик счастья так быстро рухнул виноват в этом прежде всего он.
Да, фундаментом счастья может быть только труд. Хочется верить, что Владислав это поймет. Впереди было два года для работы, учебы, размышлений...
Помимо приговора, суд по моему ходатайству вынес частное определение, в котором говорилось о том, что родители Владислава Боярского плохо воспитывали сына. Это определение направили по месту работы отца и матери Владислава. Может возникнуть вопрос: зачем, ведь через два года сыну будет почти девятнадцать и вряд ли они займутся его воспитанием? Все это так. Но, во-первых, общественность должна знать о моральной вине родителей и спросить с них, а во-вторых, у каждого из них были еще дети. Суд не хотел, чтобы история старшего сына повторилась.
После того как Паша Парабук с берега Черного моря был доставлен в Рощино, в семье Парабуков смешались чувства радости встречи и горечи позора.
Мать Паши очень боялась, что сына тоже арестуют. Но этого не произошло прежде всего потому, что ему было всего тринадцать лет, а по закону уголовная ответственность наступает с 16 лет, а за отдельные, наиболее тяжкие преступления - с 14.
Но следователь Бутов объявил, что материал по делу сына направлен в комиссию по делам несовершеннолетних при райисполкоме. Комиссия в свою очередь решила рассмотреть это дело в сельском клубе, пригласив туда учителей, школьников, их родителей...
