как раньше».
«Я это понял».
«Но ведь я больше не его слуга! Я больше не должен ему подчиняться! Почему я об этом забыл?»
«Ничего странного в этом нет, Сигей. Ты был его рабом сто лет. Подчинение его воле стало твоим условным рефлексом. И быстро от подобного не избавиться».
«Но я ведь понимаю, что стал свободным человеком. Понимаю!..»
«Большую часть жизни тебе навязывали рабскую психологию, Сигей. Твое счастье в том, что ты хорошо умеешь приспосабливаться — ты принимаешь правила игры, но не забываешь, что всего лишь играешь. И все же, прости за откровенность, кое в чем твой архимаг преуспел».
«В чем?»
«Он отучил тебя мечтать. Ты больше ни к чему не стремишься. Только приспосабливаешься. Это, на мой взгляд, твой главный недостаток. Ты плывешь по течению, согласен быть просто потребляющим организмом».
«Я хотел выбраться из башни. Я это сделал».
«Это желание было у тебя с самого начала. Ты его запомнил, привык к нему. Но задумайся: не начинаешь ли ты по этой башне скучать, жалеть, что покинул ее?» — сказал Ордош.
«Возможно».
«Вот! Об этом я и говорю. Ты не стремишься ни к чему новому. У тебя нет стимула для того, чтобы к чему-то стремиться, Сигей, — чего-то такого, что подстегивало бы твои желания, такого, что заставило бы тебя чего-то страстно желать, добиваться».
«Стимул? Как, например, Мая для тебя?»
«Хотя бы и так, — сказал Ордош. — Любовь — не худший вариант».
«Сомневаюсь, что смогу влюбиться, — сказал я. — У женщин не получится вдохновить меня на подвиги. Так что ты прав, колдун. Такого стимула у меня нет. И я не представляю, где его найти».
* * *
У особняка Гадюки горели фонари. Светились стеклянные шары и на верхушках столбов вдоль высокого забора, окружавшего придомовую территорию. Лошади остановились. Я успел разглядеть на створках красные щиты с зелеными сердечками посередине, прежде чем охранницы распахнули ворота, позволяя нам проехать.
«Еще днем этих щитов не было, — сказал Ордош. — Богиня Сионора набирает популярность, раз твоя подруга так засуетилась: плащи, теперь щиты на воротах… Что еще она придумает? Переделает свой дом в молельный зал?»
«Ты же говорил, что Сионора никак не отреагирует на такое. Или уже сомневаешься?» — спросил я.
«Богам нет дела до этого мира. И до местных бандитов. Я просто восхищаюсь тем, как быстро Гадюка переобулась из главаря банды в слугу Сионоры. Должно быть, считаться слугой богини любви сейчас выгодно. Интересно, она уже догадалась называть сбор дани с торговцев — дарами для алтаря Сионоры? И где она поставила этот алтарь? В своей комнате?»
Одежду я сменил до того, как подъехал к особняку Гадюки. За сегодняшний день я наловчился переодеваться в салоне, на ходу. Подпрыгивание и покачивание кареты мешали мне все меньше.
Иллюзию с лица и рук колдун убрал, накопитель спрятал в пространственный карман. И даже пожертвовал немного маны на малое заклинание бодрости — я сбился со счета, сколько он влил их в меня сегодня.
День и вечер выдались богатыми на события, вынудили меня израсходовать много энергии. Хорошо было бы теперь лечь поспать. Но сомневаюсь, что в ближайшие часы смогу это сделать. Разве только, если Мая еще не проснулась.
Ярко освещенные окна особняка намекали на то, что рассчитывать на сон пока не стоит.
Под присмотром двух вооруженных девиц, притаившихся у крыльца, я поднялся по ступеням к центральному входу. Шел в своем привычном образе. Снова Пупсик. Перед встречей с Маей на ходу репетировал добродушную улыбку.
«Как считаешь, колдун, она уже знает?»
«О том, что ты ее муж? Возможно. Сейчас выясним».
Прямо у входа на стуле сидела хмурая женщина с пулеметом в руках. Я кивнул ей, удостоился ответного приветствия. Еще с порога я почувствовал в доме спиртной запах. Услышал многочисленные голоса, скрип паркета, шарканье ног.
Первой мне навстречу вышла Елка.
— Явился?! Чо-то вы долго! Мы тут уже из последних сил держимся.
— Что случилось? — спросил я.
— Ха! Догадайся!
— Пупсик!
Я повернул голову и увидел бегущую по лестнице со второго этажа Маю.
«Проснулась», — сказал я.
«Увидела нас в окно. Ждала».
Мая улыбалась. Стремительно перескакивала со ступени на ступень. Коса подрыгивала, била ее по спине, хлестала перила.
— Пупсик! Какая прелесть! Наконец-то!
«Похоже, пока не в курсе», — сказал я.
Увидел неторопливо бредущую следом за Маей Чайку. Та смотрела на меня виновато, настороженно. И сам себе ответил:
«Знает».
Мая ринулась мне навстречу. Я уже приготовился к тому, что она с разбегу бросится меня обнимать. Но Мая вдруг остановилась. Покосилась на Елку, на замершую позади Елки Гадюку. Поморщила нос. Горделиво приподняла подбородок.
— И где ты был? — спросила она.
В огромной гостиной, где толпились гадюки, смолкли все голоса. Воцарилась тишина. Множество глаз смотрели на меня и Маю.
— Ездил к «Храму всех богов», — сказал я. — Там собралось очень много людей. И горожане, и солдаты, и аристократы. Мы все вместе молились богине Сионоре. Просили ее исцелить великую герцогиню.
Маска высокомерия схлынула с лица Маи.
— Маму? Как она? Что ты о ней знаешь? Почему я не могу поехать к ней? Меня удерживают здесь силой! Сказали, что это ты велел запереть меня в этом доме!
— Твоя мама жива, — сказал я. — Говорят, она недавно очнулась. Ее жизни сейчас ничто не угрожает. Богиня услышала нас.
Тишину разорвали радостные возгласы гадюк.
Мая прижала руки к груди.
— Правда?! Ты… Это точно? Тебя не обманули?
— Нет, Мая. Не обманули.
— Какая прелесть. Я должна ехать во дворец! Мне нужно увидеть маму. Объясни это своим бандиткам!
— Уже поздно, — сказал я. — Не лучше ли отложить поездку до утра?
— Я поеду сейчас!
Мая топнула ногой. И вдруг побледнела.
— Снова этот запах! — сказала она. Прижала руку к губам, посмотрела по сторонам. Увидела у стены цветы в больших горшках, поспешила к ним. Повернулась ко мне спиной, но по звукам я догадался, что ее стошнило.
— Опять, — сказала Чайка.
— Чо это она? — спросила Елка.
— Чем вы ее накормили? — спросил я.
Ко мне подошла Гадюка.
— Мы ее не кормили, — сказала она. — Волчица уже во второй раз говорит, что в моем доме плохо пахнет. Возможно, она права. Да уж. Однако…
Гадюка замолчала.
— Что, однако? — спросил я.
— Мне кажется, дело не в запахах, — сказала Гадюка. — Женщин тошнит не только при отравлении. Да уж. Точно так же вела себя моя сестра, когда была беременна Елкой.
— На что ты намекаешь? — сказал я.
— Ни на что. Так. Вспомнила почему-то.
Я нахмурился.
«Колдун! Ты ведь
