К вечеру второго дня Бетти тоже не выдержала и отправилась спать, а Адам остался наедине с больной — и своими страхами. Лихорадка все усиливалась, не помогали холодные компрессы на руках и ногах. Адам понял, что настала пора более решительных мер. Он взял большой кусок полотна, оставленного Бетти для компрессов, положил его в ведро со свежей ледяной водой и стал расстегивать на Аманде ночную рубашку. Осторожно, стараясь как можно меньше тревожить больную, Адам приподнял ее и стащил рубашку до талии, обнажая плечи и грудь. Ему так не терпелось поскорее снять у Аманды жар, что он даже не обратил внимания на ее чудесные нежные груди, а просто отжал досуха полотно и накрыл им пылавшие жаром грудь и плечи.
От прикосновения к разгоряченной коже ледяного полотна у Аманды вырвался громкий всхлип, а глаза широко раскрылись. Адам постарался говорить как можно спокойнее и ласковее.
— Успокойся, Аманда, тебе сейчас станет легче. Не бойся, милая. Мы ведь уже делали это раньше, помнишь?
От слабой улыбки, промелькнувшей на бледных губах, к горлу Адама подступил комок, и он судорожно сглотнул. А потом поспешил приготовить новый кусок полотна, чтобы заменить тот, что уже успел нагреться у нее на груди.
Так на протяжении всей ночи Адам продолжал менять куски влажного полотна, то и дело подливая свежей холодной воды и возвращаясь к постели больной с новым компрессом. Терпеливый, настойчивый уход мало-помалу давал результат. Когда Адам заметил, что полотно стало нагреваться не гак быстро, он пощупал Аманде лоб. Ах, каким восхитительно прохладным показался он уставшему юноше! Жар наконец-то спал. Теперь можно было не опасаться за жизнь больной.
С безмерным облегчением Адам поспешил убрать ставший ненужным компресс — чего доброго, еще застудит свою ненаглядную! Под рукой оставался еще кусок сухого полотна, и он собрался вытереть Аманду, прежде чем снова надеть на нее ночную рубашку. Начал с шеи, опустился к плечам… и невольно замер, впервые за все это время обратив внимание на ее прелестную наготу. Взгляд его скользил по белоснежным полукружиям грудей, по чудесным розовым бутонам сосков, заметно увеличившихся после родов, по талии, уже успевшей вернуть свое былое изящество. Наконец Адам заставил себя снова взяться за тряпку, чтобы осторожно вытереть влажную кожу. Но теперь каждое движение вызывало волну возбуждения. Едва сдерживая дрожь в руках, он довел дело до конца и приподнял больную, чтобы надеть рубашку. При этом Адам не удержался, припал на миг губами к ее грудям и сам подивился окатившему его жару. Последним усилием воли он заставил себя застегнуть ночную рубашку и укрыть Аманду одеялом, после чего застыл, любуясь ее ангельски невинным дивом. Повинуясь неодолимому порыву, Адам наклонился и жадно поцеловал прохладные, бледные губы, упиваясь их чудесным вкусом. Медленно, неохотно он отодвинулся — и увидел, как синие глаза на секунду приоткрылись, а на милых губах показалась слабая улыбка. С великой нежностью гладя Аманду по щеке своей большой, грубой ладонью, Адам чувствовал, как к глазам подступают слезы. Она поправится. Она непременно поправится и тогда будет нуждаться в нем, Адаме, еще сильнее, чем прежде.
Он осторожно выпрямился, пододвинул к кровати кресло и позволил себе наконец отдохнуть. Сон его был чутким, тревожным.
Аманде далеко не сразу удалось открыть глаза. Это оказалось слишком непросто! Почему ее веки такие тяжелые, будто налились свинцом? Она попыталась повернуться, и обнаружила, что руки и ноги тоже стали тяжелыми, какими-то чужими и не желают слушаться. Кое-как ей удалось повернуть голову, чтобы осмотреться, но даже просто сосредоточить взгляд на окружающем она смогла не сразу. Первое, что бросилось в глаза, — рослая, массивная фигура, раскинувшаяся в тесном кресле. Аманда едва улыбнулась уголками губ, разглядывая спящего великана, чьи светлые волосы по-мальчишески ниспадали па лоб, а голова привалилась к плечу. Молодое привлекательное лицо было усталым и тревожным, под глазами темнели круги от бессонных ночей. Обычно гладко выбритый подбородок покрывала щетина. Рубаха молодого человека была измята. Ему явно некогда было следить за собой.
Словно почувствовав на себе ее взгляд, Адам зашевелился и открыл глаза. Усталое лицо просияло при виде ее ясных глаз. Аманда ответила ему улыбкой. В одно мгновение Адам оказался на коленях возле кровати и пощупал ей лоб. Он оказался прохладным, и это окончательно развеяло тревогу, терзавшую Адама на протяжении многих часов. Ласково обняв Аманду, он прижал ее к груди и замер так на несколько долгих блаженных минут.
И хотя больная все еще с трудом разбиралась в происходящем, ее тоже захватила волна покоя, исходившая от сильных, знакомых рук. Она почувствовала жаркое дыхание Адама у себя на щеке, когда он прошептал:
— Аманда, ты была очень больна, но теперь поправляешься. И скоро совсем выздоровеешь.
Аманда, не зная, что сказать, позволила уложить себя обратно на подушку. Ее не покидало странное ощущение — как будто она выбирается из какой-то темной, ужасной пропасти. И почему-то было очень трудно говорить.
Внезапно в памяти возник водоворот событий последних дней, который едва не стоил ей жизни. Слабая рука легла на живот, а с губ слетел тревожный шепот:
— Мой сын. Что с ним? Он здоров?
— Он совершенно здоров, Аманда. И набирается сил гораздо быстрее, чем его мама!
— Пожалуйста, Адам, я так хочу его видеть! Я еще ни разу не видела своего сына! — Измученные синие глаза Аманды наполнились слезами при воспоминании об ужасных обстоятельствах его появления на свет.
— Я сейчас же принесу его тебе, милая. Бетти! — Сияя от счастья, Адам поспешил к двери. Бетти Митчелл склонилась над колыбелью, которая стояла пока в гостиной. Когда она увидела сияющую физиономию Адама, с ее полного лила мигом исчезли тревога и усталость.
— Аманда желает видеть своего сына!
Ни Адам, ни Бетти не взглянули на человека, притихшего в углу гостиной, как можно дальше от ненавистного младенца, лежавшего в колыбели. Он с ревностью следил за действиями счастливых Адама и Бетти, которые понесли Аманде ее ребенка.
Аманда почувствовала, как нетерпеливо колотится у нее сердце. Довольная Бетти положила на кровать маленький белоснежный сверток, и Аманда приподнялась, чтобы впервые взглянуть в лицо своему сыну. Она увидела медно-красную, удивительно мягкую и гладкую кожу, изящный разрез темных глаз и бровей, густые черные волосы и правильные, красивые черты лица — с удивительной точностью повторялся облик его отца. И в сердце Аманды впервые вспыхнул огонь гордости и материнской любви. Внезапно силы совершенно оставили больную, и она устало откинулась на подушку, чтобы уже через секунду опять приподняться и полюбоваться сыном. Адам был рядом — он помог ей усесться и поддерживал так, чтобы она вволю могла насмотреться на чудо, стоившее ей таких мук. Наконец она с гордостью взглянула на Адама и прошептала:
