— Здесь, — сказал он. — Похоже, с кем-то говорят по телефону. Ничего не разобрать…
И посмотрел на часы. Второй достал из кармана сотовый, набрал номер.
— Петя, они здесь. Треплются по телефону. Как у тебя?
— Пока пусто, — ответил Петя. — Заканчивайте, не мельтешите там. Я доложу Тихоне. Пусть решает. Конец связи.
И набрал другой номер на своем сотовом.
— Геннадий Александрович? Они на месте, разговаривают.
— Ясно… — сказал Тихонов. — Будь здоров.
И в свою очередь набрал номер Сабурова.
— Коля, нужно срочно поговорить, ты у себя?
— Забегай, — ответил Сабуров. — У меня тут секретное совещание, подождешь, в случае чего.
— Опять ты что-то жуешь! — недовольно сказал Тихонов.
— Отъедаюсь, пока на трон не сел, — буркнул Саба. — Ну будь здоров, жду.
Он отключил аппарат и взглянул на Вадика, сидевшего напротив.
— Продолжай. Так что ты там сказал насчет моей концепции?
— А то и сказал, что концепция у вас невнятная, — сказал Вадик.
— Нормальная у меня концепция, — недовольно сказал Саба. — В самый раз. Жила бы страна родная, и нету других забот. Нет, серьезно, покуролесил я по молодости, что было, то было. Пора грехи замаливать.
— Солодухин первый это сказал, — напомнил Вадик, приподняв со стола местную газету «Трудовые будни». — Раньше надо было так говорить! Не читали? А зря. Вот где опытная рука имиджмейкера!
Газета тут же пошла по рукам, все заглядывали через плечо читающему.
— Ладно, проехали! — отрезал Сабуров. — Вот ты и думай про мою концепцию. Что еще?
— Я так и не понял, кто у вас занимается рекламой, кто связями с прессой, кто контрпропагандой?
— А для чего я тебя сюда позвал? — сощурился Саба, оглядев собравшихся. — За такие-то бабки? Ты и будешь всем заниматься. А кто, я, что ли?
В это время из внутреннего кармана Вадика послышалась трель сотового.
— Одну минуту… — Вадик пожал плечами, посмотрев на потолок.
Они сидели на втором этаже штаб-квартиры за огромным столом, за которым постоянно кто-то выпивал и закусывал. Соответственно, выпивка и закуска здесь бесследно не исчезала, а постоянно обновлялась. Не менялся только контингент. Пили, ели, тяжелели, едва ворочали языками. Один Сабуров — ни в одном глазу. Только тяжелело лицо, но все соображал.
— Ну так чего? — спросил его Саша. — Все путем? Ты говори, что хочешь, если не можешь отвечать.
— Нет, не могу! — сказал Вадик. Извините, но до декабря у меня нет ни минуты свободного времени. Прорто все забито… А когда у вас, простите, выборы?
— Во дает! — сказал Саша. Ну ты молодец. И правильно, гони пену, только не понтарь, не переигрывай, понял? Они такие вещи сразу просекают.
— Не знаю, не знаю, — сказал Вадик в трубку. — Надо хорошенько подумать.
— Вот-вот, совсем, погляжу, ты там освоился, — одобрил Саша. — Кстати, чтобы не забыть, делаю вам одно деловое предложение. Короче, есть тут одна газетенка сексменьшинства, называется «Любимый и милый». Или наоборот… Подумай насчет тиснуть туда статейку насчет сексуальной ориентации Солодухи. Приври что-нибудь насчет малолеток, которых он совращал. Мы здесь уже придумали достойный ответ, так что давай, милый… Кстати, на телевидении, если предложат заработать, не отказывайся. Иначе неправильно поймут. Твой шеф будет об этом знать через полминуты. Честные люди и бессребреники в нашем деле подозрительны, не забывай. В общем, все, заканчиваем, у них сканер не хуже нашего, так что больше пяти минут не тре-пись…
— Хорошо, я подумаю, — сказал Вадик и действительно задумался. — Позвоните мне через недельку, нет, лучше через две. Что-нибудь придумаем. Может, возникнет окно.
И отключил аппарат.
— Что, совсем замучили? — спросил Саба, переглянувшись со своими корешами. — Все в Думу хотят. Ты бы съел чего-нибудь. А то совсем исхудал с предвыборными кампаниями.
— Не то слово, — вздохнул Вадик. — Думал, прилечу сюда, отдохну от Москвы, от этих бесконечных звонков… А они и здесь достали.
— Поди, не за так достают? — осторожно осведомился один из «комодов», сопровождавший Вадика из аэропорта.
— Ну так что еще хорошего скажешь? — спросил Саба более миролюбиво и не так подозрительно.
— Мое дело все организовать, понимаете? И правильно расставить все акценты.
— Ну так расставляй! — разрешил Саба. — Можешь даже не спрашивать.
— У вас немало сторонников, они вполне активные и инициативные, и это хорошо. Но чем они заняты? И кто, например, готовит пресс-конференции?
— Не знаю, они сами как-то собирались… — пожал вислыми плечами Саба. — Вон, Арефа, мой пресс-секретарь, его спроси. — Он кивнул на худощавого, в интеллигентных очках парня, единственного здесь, чей портрет не просился на стенд «Их разыскивает милиция».
— Обычно поводы для пресс-конференций возникают сами, — сказал тот. — Простите, меня вам не представили, Арефьев Олег Никандрович, редактор газеты «Красноземские ведомости».
— Такие вещи нельзя пускать на самотек, — покачал головой Вадик. — Информационные поводы нужно создавать. Особенно для пресс-конференций.
— Вот ты и придумай, — сказал Сабуров.
— Хорошо, это я тоже возьму на себя, — согласился Вадик. — Только я всего пару часов в вашем городе, пока не знаю, что здесь происходит… Так вот нужно постоянно будоражить общественное мнение, не давать ему успокоиться. Даже надоесть, если хотите. Но чтобы когда он, избиратель, взял в руки бюллетень, первое, что он бы вспомнил, была ваша фамилия.
— Зачем? — искренне удивился Саба. — Да он и так ее не забудет! Я ему не дам забыть. Пусть Солод со своими мордоделами суетится! У него рейтинг— на полшестого.
Его окружение охотно засмеялось.
— А что, неплохо сказано… — задумался Вадик. — Неплохой заголовок на первую полосу какой-нибудь газеты. Лучше, если это будет газета сексуальных меньшинств. Представляете? На права* рекламы. Мол, Солодухин для них, для этой газеты, — свой. Им, мол, виднее, на полшестого у него или на двенадцать ноль-ноль.
Окружение теперь ржало, с уважением поглядывая на этого полудохлого, в чем только душа держится, москвича, который умело развил находку шефа.
— Не пойдет, — помотал головой Сабуров. — У Солодухи столько баб перебывало… Они в свидетели пойдут, если задумает судиться.
— Нет так нет, — развел руками Вадик.
— Слушай, а чего ты, в натуре, в черных очках сидишь? — спросил Саба. — Светло же.
И бесцеремонно протянул руку, чтобы снять их с гостя. Но Вадик вовремя отстранился назад и в сторону.
— Они вам мешают? — спросил он.
— Да нет вроде, может, в глаза хочу посмотреть, что ты за человек.
— Может, ты еврей? — спросил молчавший до этого Огурцов, как всегда подтянутый и при галстуке. — У Солодухи, говорят, один такой работает.
Вадик снял очки, немного зажмурился.
— Видели мой нос? Поняли, что я за человек? И какой национальности? Могу еще штаны снять, чтобы убедились.
— Вроде русский, а? — сказал Сабуров, переглянувшись с «комодами». — Можешь назад очки надеть, если хочешь.
— Приходится носить, — пожал плечами Вадик. — Врачи велели. Слишком резкие переходы от темноты до резкого света. Ну, знаете, «юпитеры», видеокамеры, фотовспышки…
— Носи, — разрешил Сабуров. — Раз врачи велели. Здоровье прежде всего, правильно? А штаны сегодня же снимешь, когда в сауну пойдем. Там и посмотрим.
— Теперь нужно распределить, кто пишет листовки, — сказал Вадик, когда веселье по поводу очередного прикола Сабы затихло.
— Ты и напишешь, — кивнул Саба, облизывая толстые пальцы, только что запущенные в квашеную капусту, и его окружение снова услужливо хохотнуло.
— Я могу на себя взять их редактирование, — твердо сказал Вадик.
— Деловой, а? — мотнул в его сторону Сабуров. — Может, закончим на сегодня, как вы думаете? Съездим в сауну, отдохнем, а то девочкам нашим некому спинку потереть. Иль пупочки, кто как любит.
Окружение оживилось и стало подниматься из-за стола.
— Отдыхать? — удивился Вадик. Оставшись сидеть на месте, он изумленно смотрел на Сабу поверх очков. — Уже устали? Вы чего? Да мы только начали работать! У вас всего ничего осталось до выборов! По двадцать четыре часа в сутки! Все должны перейти на казарменное положение!
— Потише, не глухой… — недовольно проронил Сабуров.
— А что, нормально, по-моему, — тихо сказал Огурцов и пригладил прическу, глянув на себя в зеркало.
Саба сел на место, едва приподнявшись. Остальные тоже дружно сели.
— Ну так и быть, поработаем еще немного, и хорош. А с завтрашнего дня — это ты верно сказал — все на казарменное положение! Говори дальше.
— Теперь — кто отвечает за типографии, которые эти листовки печатают. У вас есть кому их расклеивать? Или тоже я?
