Напористый голос новостного ведущего запнулся на полуслове, картинка покрылась крупнопиксельной рябью и исчезла, оставив на органической матрице «раллера» лаконичный непроницаемо-черный прямоугольник. Во внезапно наступившей звенящей тишине Лёшка услышал тонкий протяжный стон. Не сразу сообразил, что стонет он сам. Понял, когда в легких закончился воздух, и звук исчез одновременно со вздохом. Где это он, чёрт возьми?
В памяти тут же появилась картинка из их с бабушкой… надо же выяснить, что с бабушкой, как-то помочь ей… из его квартиры: «раллер» на кухонном столе, ворох проводов вперемешку с источающими вонь тухлой органики консервными банками, контейнер от «поплавка», наполовину заряженный инъектор, пустые, разбитые ампулы из-под «синдина». И, самое главное, характерный едкий запах, которым на кухне пропиталось всё. Казалось, сам воздух там превратился в «синдин».
Если медики из «Скорой» с медленными синими огоньками видели всё это… А как, скажите на милость, они могли не видеть? Да «синдином» из Лёшкиной квартирки несло, как навозом из авгиевых конюшен.
Значит, скоро сюда прибудет полиция. Совсем скоро. Вряд ли медики не сообщили об этом обнаруженном притоне. Нужно собираться и уходить.
Лёшка стал стремительно складывать разложенное перед ним оборудование. Инъектор с ампулами был здесь же. Внутри всего две ампулы. Остальное разъедает Лёшкин организм изнутри. От этой мысли безумно захотелось закашляться.
Началось? Или просто нервы шалят?
Он ничего никуда не положил. Даже с места не сдвинул. Вся решимость была внутри головы. И та слишком быстро исчезла. Наружу ничего не выплеснулось – казалось, чтобы просто двинуть рукой, необходимо согласовать желание головы с мышцами и прочими необходимыми для этого частями тела заранее и чуть ли не в письменной форме.
И потом – куда это он собрался? Вокруг нет ни одного знакомого ориентира. Он не дома и не помнит, как попал сюда.
Да, где же я, чёрт возьми?!
Черный прямоугольник на экране «раллера» моргнул, всего на мгновение там появилось лицо президента – улыбающееся и решительное в борьбе за стабильность и против тритонов, – а потом изображение снова исчезло.
– Где я?! – выкрикнул в незнакомый чужой полумрак Лёшка и поднял глаза, намереваясь осмотреться более внимательно.
Он замер, почувствовав, что сердце ухнуло в промежность, а потом, стукнувшись пару раз изнутри об задницу, скатилось к пяткам. Прямо перед ним сидела девушка, девчонка даже, лет пятнадцати. Странная, нехарактерная для этих широт внешность, черные, лохматые волосы до плеч, немного раскосые черные же смеющиеся глаза, темная, словно сильно загорелая, кожа. Она улыбалась, и было в её улыбке что-то такое…
Лёшка не понял, что было с девчонкой не так, но подобного страха не испытывал, наверное, никогда в жизни.
Повел себя Лёшка странно, минутой позже он уже не мог объяснить, почему так сделал. Вместо того чтобы попытаться заговорить со странной гостьей, он заорал, чуть не сходя на ультразвук, и резко ткнул девчонку рукой. Пальцы провалились в пустоту, не найдя опоры; Лёшка упал лицом на раскрытый «раллер».
Прямо перед глазами моргала яркая, режущая глаза пиктограмма с перечеркнутой антенной – сетевой сигнал исчез.
Посмотри там, внизу – не обделался ли?
Лёшка резко поднялся, сбрасывая с облезлого стола мелкий скарб, но перед ним никого не было. Вообще в маленьком и темном помещении без окон не было никого, кроме него.
Вот так и начинаются глюки. Ведь именно так опытные наркоманы называют это явление? Некоторые даже с перепугу выходят в окна. Лёшка понял, что, хотя и обошлось по-маленькому, он обмочился. «Это хорошо, – подумал он, – что здесь окон нет, штаны-то высохнут…»
Хотелось плакать. Выть в голос и рвать на себе волосы. А что толку? Он сам сделал выбор, он сам так решил. Осталось лишь выяснить, кто обитает в темном лабиринте, который он открыл в сети.
И в котором ты едва не заблудился.
Откуда-то сбоку послышались шаги. Шорох подошв по шершавому бетону. Очень знакомая походка. Знакомая, только Лёшка никак не мог припомнить, откуда.
Его губы неумело цепляются за разукрашенные помадой чужие, язык, словно слепой котенок, тычется в едва приоткрытые зубы, а парой минут раньше сбоку, именно из того самого места, доносился шорох подошв о бетон…
В тот день он был со Светкой. Как он мог забыть, он же целовался с ней?! Первый поцелуй, и всё такое. Самый первый.
Школьный подвал. Вот, где он. И о Светке он вспомнил не случайно.
– Света, это ты?
Собственный голос показался чужим и неестественно звонким. Это нормально, это потому, что пусто здесь. А еще в интонации через верх хлещет страх.
– Алёша! С тобой всё в порядке?
Точно, Светка. Сердце всё еще колотилось, но оно уже вернулось на положенное место в грудной клетке. Наверное, сейчас ночь, и Светка сегодня снова дежурит. Иначе его с этим барахлом давно бы выбросили отсюда. А еще вероятней – сдали бы полицаям.
– Нормально, нормально.
Лёшка встал, намереваясь отстранить от себя появившуюся в закутке Светку. Чего это он нюни распустил? Поцелуй вспомнил… Глаза пробежали по округлостям Светкиного тела. Жирная корова. С детства была страшненькой, такой и осталась. Гадкий утенок вырос, превратившись в отвратительную гусыню, а не в лебедя, вопреки ожиданиям.
– Алёша, зачем ты это?.. – видимо, Светка имела в виду инъектор, показывая ладонью на стол. Или «раллер». Или «раллер» вместе с инъектором.
– Так надо, – пробурчал Лёшка, пряча дорогостоящий скарб в рюкзак.
Какое ей дело?! Тоже нашлась, заботливая мамаша! Сами знаем, что нам и зачем!
Она дернула его так, что погруженная в полумрак подвальная комнатка пошла в Лёшкиных глазах кругом. Он рефлекторно попытался поймать равновесие, растопырив руки, но не удержался и упал, повиснув на Светке. Его руки шарили по её пухлому телу, пытаясь найти опору, а эта толстая дура, похоже, решила, что Лёшка вздумал проявить нежные чувства и, судорожно всхлипывая, впилась в его полуоткрытый рот губами. Из её рта сильно и тошнотворно пахло какой-то синтетикой с томатно-луковым ароматизатором.
Лёшка просто не смог сдержаться. Его стошнило прямо на Светку, залив её лицо и одежду яркой, остро пахнущей желчью.
На секунду оба замерли. Светка рефлекторно подалась назад, Лёшка чуть не упал, опершись о стол.
– Извини, – пробормотал он и продолжил засовывать вещи в рюкзак.
Светка медленно опустилась на бетонный пол и тихо, как-то совершенно обреченно, завыла. От этого звука сделалось не по себе.
– Перестань, – сказал Лёшка, не поднимая головы, и добавил: – Пожалуйста. И оставь меня в покое. Уйди. Не трогай меня, я сам всё решу.
Он продолжал бормотать, а Светка тихонько выла.
Уходя, он зацепил ногой какую-то сумку. Видимо, её принесла Светка. Внутри лежали три пластиковых фляжки с дешевой водкой очень сомнительного качества. На этикетке не было даже самых простеньких чипов, почти от руки нарисована. Зачем она это принесла сюда?
Лёшка пожал плечами, потом открутил крышку и, совершенно не задумываясь, высосал из узкого горла несколько глотков. Еще раз пожал плечами – никакой реакции, словно просто воды попил. Ему стало всё равно, всё в мире сделалось абсолютно безразличным.
Еще одну неоткрытую бутылку Лёшка засунул в рюкзак и ушел.
Через пять минут он, не переставая повторять одни и те же слова, вышел на улицу. Там действительно была ночь, правда, Лёшка не знал, какого дня. Было тепло, но на асфальте лежал тонкий слой быстро тающего снега.
Пальцы легли на клавиатуру, автоматическими движениями поглаживая пластик. В пальцах сейчас не было надобности, просто привычка. Всё внимание приковано к экрану, там разворачивается основное действие.
– Ты считаешь, оно стоит этого? Вот всей этой мерзости и…
– Я не считаю, – ответил голос.
Она сидела перед включенным «раллером» одна. И, на самом деле, ни с кем не разговаривала. Точнее, не произносила слов – слова звучали внутри головы, транслируясь на «балалайку». Откуда шел сигнал, она не знала и давно уже перестала пытаться узнать. Она убедилась, что это невозможно сделать.
Он не считал, она это знала. Не знала она одного – зачем продолжала работать с этим… Собственно, она даже не знала, кто он. Иногда ей казалось, что этот… это существо не является человеком. Она называла его Безликим Призраком. Потому что именно Безликим Призраком он и был.
– Ты же видишь, что происходит с мальчиком. Он всего лишь хотел спасти бабушку.
– Это не важно. Если бы хотел – спас бы. В конце концов, ты не заставляла его забыть о больной бабушке. Ведь так?
Девушка отвернулась. Просто привычный жест. Человеческий жест. Призраку всё равно, он на неё не смотрит. Но видит, она это знала. Даже если разбить и выковырять камеру «раллера», найти и уничтожить всё, что может следить в целом квартале, Безликий всё равно будет её видеть.
