Марк Твэн диктует автобиографию.
Марк Твэн в последние годы жизни.
К концу XIX столетия по численности населения Соединенные Штаты перегнали все европейские страны, кроме России. Национальное богатство США уже превысило национальное богатство Англии, хотя всего полвека тому назад оно составляло только треть английского. Промышленность Соединенных Штатов достигла величайшего в мире уровня. Американская земля рождала сельскохозяйственные продукты в поразительном изобилии.
Морган, Рокфеллер и другие богачи все в большей степени становились заправилами американского хозяйства. Имя Моргана, начавшего создавать величайший в мире стальной трест, человека, в руках которого, по словам ораторов из оппозиционной партии, президент Соединенных Штатов был только глиной, высоко поднялось над американским горизонтом. Заводы, фабрики находились в руках акционерных обществ, богатейших корпораций, создававших совместно с банками монополии, грозную концентрацию капитала.
Капитализм все глубже проникал и на ферму. К концу столетия уже весьма значительная часть фермеров работала на арендованной земле. Издольщина, отработочная система распространялись все шире из года в год. Те, кто владели еще фермами, закладывали и перезакладывали свое имущество. Как показал Ленин, капиталистический характер земледелия в США выразился также в росте применения наемного труда, в вытеснении мелкого земледелия крупным, в расширении удельного веса высококапиталистических хозяйств с очень интенсивным производством. В начале нового столетия в Америке «Больше половины всего земледельческого производства страны… сосредоточено в руках около 1/6 доли капиталистических хозяйств…»[8] На долю почти 3/5 всего числа ферм приходилось только 22 процента всей суммы производства.
На фермах теперь жили не обеспеченные землевладельцы, а арендаторы или люди, заложившие свои фермы, измученные растущими долгами, от которых никогда не освободиться. На головы капиталистов, и их слуг в Конгрессе Соединенных Штатов и в Белом доме сыпались проклятия. Фермеры поддерживали движение за выпуск серебряных денег, за широкую эмиссию. «Не распинайте человечество на золотом кресте», кричали последователи демократа Брайана, безуспешно протестуя против золотого стандарта, «здоровых денег», роста долгов в пересчете на стоимость продуктов, которыми фермеры должны их оплачивать.
Сторонников установления единого подоходного налога, фермеров, ищущих справедливости, бастующих рабочих называли революционерами. Все реакционные силы страны, включая Верховный суд, были призваны на защиту крупного капитала. Еще в 1894 году один из членов Верховного суда многозначительно заметил, что «теперешние нападки на капитал — это только начало».
Чтобы окончательно расплатиться с долгами, Твэн принялся за новую книгу о недавно законченном кругосветном путешествии. Снова вспомнилось старое требование Блиса — книга должна быть веселой. Но на душе было горько. Мысли о человеке принимали все более мрачный характер. В книге «По экватору» Твэн поместил ряд новых афоризмов из «Календаря пустоголового Вильсона», с этими афоризмами перекликались и мысли, занесенные в записную книжку. «Все человеческое патетично, — написал Твэн, — даже юмор имеет своим тайным источником не радость, а горе. На небе нет юмора».
Все сильнее начинала звучать тема презрения человека к самому себе.
Оказалось, что заслуживает осуждения не только «род человеческий» в целом, со всеми его слабостями и грехами, но также каждый отдельный человек. Вильсон уже не мог себя чувствовать героем, поступающим правильно вопреки своему окружению, нет, он — и Марк Твэн вместе с ним — убедился, что он тоже достоин презрения. «Когда люди не уважают нас, мы сильно обижаемся, но в глубине души никто себя не уважает». Разлад между мыслями и действиями, который Твэн ощущал уже давно, начал мучить все больше. «Если глубоко и честно заглянуть к себе в сердце, то нужно признать, что человек видит в роде человеческом только себя самого. Байрон презирал человечество, потому что он презирал самого себя. Я чувствую то же, что и Байрон, и по той же причине».
«Мы можем добиться одобрения других, если будем поступать как следует… но собственное наше одобрение ценнее во сто раз, а способа его добиться — не найдено».
Твэн отчасти объяснил причину и своего внутреннего разлада, когда сказал: «Слава богу, в нашей стране мы имеем три необычайно драгоценные вещи: свободу слова, свободу совести и осторожность, которая не позволяет нам пользоваться этими свободами».
По-иному Твэн начинал оценивать и далекое, когда-то казавшееся безоблачно-радостным, прошлое довоенных лет на Миссисипи.
В Индии Твэн был свидетелем сцены избиения туземца. Это ему напомнило, как относились много лет тому назад к рабам-неграм на его собственной родине. «Человек — единственное животное, которое краснеет от стыда и которому следует краснеть», записал Твэн. И это говорил самый оптимистичный, самый веселый писатель XIX века.
Отношения с окружающим миром разлаживались всё больше. Твэн пытался скрыться от людей, от лживый газет. Весь мир обошла фраза Твэна, сказанная, когда распространился слух, что он умер: «Сообщение о моей смерти сильно преувеличено». Газеты умолчали о том, что в кармане молодого репортера, посетившего дом Твэна, была телеграмма: «Если Марк Твэн очень болен; пишите пятьсот слов. Если умер, пишите тысячу».
После окончания книги о кругосветном путешествии, Твэн составил для газет несколько очерков о юбилее королевы Виктории, начал писать, но так и не закончил книгу о дальнейших приключениях Тома и Гека, начал работать над рассказами.
По-прежнему миссис Клеменс продолжала пропускать; через свою цензуру работы старого писателя. «Я окончил книгу вчера, и мадам изъяла из нее эту часть», пишет он другу. Миссис Клеменс не понравилось, что в-своей книге Твэн рассказывает, как его отец избивал негра. На полях рукописи под замечаниями жены Твэн написал: «Выкинул, и отец мой обелен». Ей не понравилось несколько смелых выражений, и Твэн укоризненно заметил: «Ты постепенно лишаешь силы английский язык, Ливи».
Умер мечтатель Орион, так ничего и ее добившийся в жизни.
Клеменсы продолжали жить в Европе. Когда в Швейцарию приехал негритянский хор, исполнявший народные Песни, знакомые Твэну с детства, он был потрясен. «В этих песнях Америка произвела наиболее совершенный цветок столетий», писал Твэн Твичелю.
Но в Америку конца XIX столетия Твэна не тянуло.
По-прежнему на поклон к Твэну приходили самые известные люди, по-прежнему его приглашали к себе короли и принцы. Но на душе у этого милого, любезного и такого живого старика-юмориста было очень не спокойно. Часто Твэн вспоминал об изобретенном им «способе» уничтожить сразу все человечество — нужно только на две минуты удалить из воздуха кислород.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
