Валерий закрыл глаза и сам удивился собственному спокойствию. К чему сопротивляться, если конец неизбежен? Он прислушался к своим ощущениям. Ничего, только во рту появился солоноватый привкус. Сглотнул: похоже, кровь. Он провел языком по деснам. Точно, кровь. Какой-то твердый камешек упал на язык. Зуб! Он пощупал языком остальные зубы, они шатались. Вот вывалился еще один, за ним сразу два. Валерий хотел выплюнуть выпавшие зубы на ладонь и не смог поднять руку – вслед за левой отказала и правая. Тогда он просто выплюнул зубы изо рта, и они упали с тихим всплеском в плещущуюся на дне лодки воду. Потом вдруг наступила тишина. Разом пропали все звуки: шелест волн о борт лодки, шум ветра, всё! Словно кто-то выключил рубильник.
И тут Валерию стало страшно. Не близкой смерти, которая неумолимо подкрадывалась к нему, а того, что с ним происходит. Он вдруг увидел себя со стороны, неподвижно сидящего в лодке. Увидел, хотя, кажется, не открывал глаза. Он сидел на скамье в своем десантном комбинезоне. Но даже сквозь плотную ткань со специальной водоотталкивающей пропиткой и слой нижнего белья прекрасно видел свое тело. Оно было черным. Черная кожа лоснилась от пота или от слизи. На гладком черепе, лишившемся волос, ресниц и бровей, уши постепенно утрачивали прежнюю жесткость, превращаясь в расплавленный студень. Пальцы вытянулись. Выступившая на коже пенящаяся слизь поглотила чешуйки ногтей. А когда слизь загустела и сквозь поры впиталась обратно, под слоем подсыхающей пены обозначились острые, как бритвы, треугольные когти.
Глава 8
Утро нового дня
На кухне просторной московской квартиры, расположенной на девятом этаже одной из многочисленных высоток на юго-западе столицы, молодая женщина отодвинула от себя кофейную чашку и взяла захваченную на завтрак папку с бумагами. Нужно было чем-то себя занять, пока Петр убирал со стола. Он никогда не позволял ей хозяйничать у себя на кухне. Напрямую об этом сказано не было, но, когда она, впервые оставшись у него ночевать, на следующее утро, от избытка переполняющих ее чувств и желания сделать ему приятное, взялась мыть кофейные чашки, он так взглянул на нее, что она сразу поняла: этого делать не следовало. Больше у него на кухне она ни к чему не притрагивалась, чтобы не давать Петру повода подумать, что она претендует на роль хозяйки в его доме. Подобная мысль неминуемо положила бы конец их отношениям.
Пока мужчина убирал в холодильник масло, нарезанный крупными кубиками сыр («Дор блю», ее любимый), рыбную и колбасную нарезки, женщина украдкой наблюдала за ним. Это из-за него она стала одеваться к завтраку, хотя раньше, до знакомства с ним, утром садилась за стол в домашнем, а то и в банном халате. Представить Петра на кухне в халате было просто невозможно. Перед завтраком он всегда надевал свежую сорочку и брюки, оставляя на потом только пиджак и галстук.
Когда мужчина, ловко повязав фартук, повернулся к раковине (удивительно, но даже домашний фартук не портил его подтянутую мускулистую фигуру), женщина раскрыла приготовленную папку. Накануне она уже просматривала документы, но так и не смогла понять, что именно ее «зацепило». А там определенно что-то было. Пробежав глазами одну страницу, она перевернула ее, взялась за другую… Вот!
– Что изучаешь?
Она подняла глаза. Петр уже сполоснул кофейные чашки и убрал их в сушилку над раковиной. В принципе, он мог этого и не делать – помимо прекрасной электроплиты с гладкими стеклокерамическими конфорками (мечта любой домохозяйки), кухня была оборудована встроенной посудомоечной машиной. Но когда, как сейчас, грязной посуды оставалось немного, Петр предпочитал мыть ее сам. Женщина подозревала, что все лето, пока его жена и сын живут на даче, посудомоечная машина простаивает без дела.
– Что-то важное? – повторил свой вопрос Петр. – У тебя такой сосредоточенный вид.
Несмотря на ироничный тон последней фразы, она прекрасно поняла подоплеку вопроса. Петру не нравилось, что она берет домой служебные документы, хотя в них не было ничего секретного. Сейчас в папке и вовсе лежали отчеты районной службы санитарно-эпидемиологического надзора, поступающие, наверно, в десяток медицинских учреждений по всей стране, даже не сами отчеты, а их копии.
– Данные о вспышке бешенства среди диких животных на севере Иркутской области.
– Там, где упал метеорит?
Она вздрогнула. Чем вызван такой вопрос, или Петр прочитал ее мысли?!
– Да, в Киренском районе.
Он ничего не сказал, молча вытер руки кухонным полотенцем, затем снял фартук, повесил его на соседний крючок и сел напротив нее за стол, приготовившись слушать. И она рассказала:
– За минувшую неделю зарегистрировано уже два случая нападения бешеных животных на людей. Оба со смертельным исходом. Погибли рабочий районного управления электросетей и ученица сельской школы.
– Какое отношение это имеет к нам?
– При гистологическом анализе тканей погибших возбудителя бешенства не выявлено.
Петр не ответил, хотя она видела: он прекрасно понял смысл сказанного.
– И еще кое-что, – добавила женщина. – В отчетах нет данных о результатах исследования зараженных животных. Похоже, такие исследования вообще не проводились.
– Ты подозреваешь внеземную инфекцию? – напрямую спросил Петр.
Похоже, он все-таки прочитал ее мысли.
– Я интересовался Киренским метеоритом, – добавил Петр после небольшой паузы. – Полет проходил по баллистической траектории, все показатели в норме. Это классический болид. Даже если предположить, что на нем имелись какие-то микроорганизмы, они неизбежно погибли бы при прохождении через плотные слои атмосферы.
– Ну, а если все-таки инфекция? – не сдавалась она.
Петр улыбнулся.
– Тогда тебе, видимо, придется отправиться в киренскую тайгу. – Но закончил он уже совершенно серьезно: – Хорошо, я займусь этим вопросом.
Потом взглянул на наручные часы и, спохватившись, добавил:
– Через пятнадцать минут придет машина. Извини, но я не смогу тебя подвезти.
Женщина тут же захлопнула папку и поднялась из-за стола.
– Конечно, я все понимаю. Не бери в голову, я прекрасно доберусь на метро. При утренних пробках выйдет даже быстрее.
Она знала, что говорит убедительно, – натренировалась за столько-то раз, а душу все равно грызла обида. Чего скрывать, если в Центре давно известно об их романе? Она чувствовала это по изменившемуся отношению к себе, в основном негативному – все сотрудники знали, что начальник Центра женат, а его единственный четырнадцатилетний сын – инвалид с детства, догадывалась по приглушенному шепоту за спиной и мимолетным взглядам коллег, бросаемым в ее сторону. Знала, догадывалась и все равно была счастлива. Ради своего простого женского счастья она готова была терпеть унижение и обиды. Какая разница, как к ней относятся на службе, если они с Петром любят друг друга?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
