– Вы знаете, что нет. Вам бы я не стал лгать.
ОНИ ЧТО, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК ПОСТУПАЮТ?
– О да! Всю дорогу. Это одна из основополагающих черт человеческого характера.
Воунз знал, что дракон способен считывать по крайней мере верхние уровни его сознания. Мысли обоих завибрировали в леденящем кровь резонансе. Он тоже читал мысли ужасного существа – смотрел ему в глаза и видел, как мощные, медленные, они текут и переворачиваются у него в черепе.
Дракон пришел в ужас.
– Увы, – слабым голосом промолвил Воунз. – Но так уж мы устроены. Наверное, это как-то связано с проблемой выживания.
И ЧТО, СМЕЛЫЕ ВОИНЫ НЕ БУДУТ ВЫХОДИТЬ НА БОЙ СО МНОЙ! – почти жалобно подумал дракон.
– Вряд ли.
А КАК ЖЕ ГЕРОИ… РЫЦАРИ!
– Не в наше время. Они слишком дорого обходятся.
НО ВЕДЬ Я БУДУ ПОЖИРАТЬ ЛЮДЕЙ!
Воунз всхлипнул.
Ему показалось, он всеми нервами ощущает, как мысли дракона лихорадочно мечутся. Воунз наполовину видел, наполовину чувствовал, как чудовище пытается найти ключ к разгадке, как вспыхивают и гаснут образы драконов, рептилий мифических, полузабытых эр и – тут Воунз ощутил волну искреннего изумления – людей в некоторые из наименее похвальных (а таковых оказалось большинство) периодов человеческой истории. А после изумления пришла ярость существа, которое обвели вокруг пальца. Дракон не мог сделать людям практически ничего, что они еще не успели испробовать друг на друге, зачастую – с куда большим энтузиазмом.
ВЫ ВСЕГДА ИМЕЛИ НАГЛОСТЬ ИЗОБРАЖАТЬ ИЗ СЕБЯ СЛАБЫХ И ПУГЛИВЫХ, – мысли дракона гремели в голове у Воунза. – МЫ – ДРАКОНЫ, И НАМ ПОЛАГАЕТСЯ БЫТЬ ЖЕСТОКИМИ, КОВАРНЫМИ, БЕССЕРДЕЧНЫМИ И УЖАСНЫМИ. НО ДАЖЕ МЫ НИКОГДА НЕ ДОХОДИЛИ ДО ТОГО, ДО ЧЕГО ДОШЛИ ВЫ, ЧЕЛОВЕКООБРАЗНЫЕ! – Гигантская морда приблизилась еще больше, так что Воунз смотрел прямо в безжалостные бездны драконьих глаз. – МЫ НИКОГДА НЕ СЖИГАЛИ, НЕ ПЫТАЛИ И НЕ РАЗДИРАЛИ ДРУГ ДРУГА НА ЧАСТИ, ОДНОВРЕМЕННО НАЗЫВАЯ ЭТО МОРАЛЬЮ.
Дракон еще пару раз расправил крылья, а затем тяжело приземлился на груду слабодрагоценной мишуры. Когти поскребли по груде. Дракон оскалился.
ЖАЛКАЯ ТРЕХНОГАЯ ЯЩЕРИЦА, И ТА НЕ НАЗОВЕТ ЭТО СОКРОВИЩАМИ, – подумал он.
– Скоро будут вещи гораздо лучше, – прошептал Воунз, испытывая временное облегчение от смены темы.
НУ-НУ. ОЧЕНЬ СОВЕТУЮ ПОТОРОПИТЬСЯ.
– А можно я… – Воунз заколебался. – Можно я задам вам вопрос?
СПРАШИВАЙ.
– Ведь вам же не обязательно есть людей? То есть это ведь не потребность? Мне кажется, с точки зрения самих людей, это единственная реальная проблема, – он говорил все быстрее и быстрее, переходя на бессвязное бормотание. – Сокровища и все остальное, тут не возникнет никаких трудностей, но если, в конце концов, это вопрос только… только, только, скажем, белка, то, возможно, в недрах такого могучего интеллекта, как ваш, уже зародилась идея, как использовать в данных целях что-нибудь менее спорное, например корову или, быть может…
Дракон выдохнул горизонтальную струю пламени, превращая противоположную стену в груду известки.
ПОТРЕБНОСТЬ! КАКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ! – проревел он, перекрывая грохот обрушивающейся стены. – ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ СО МНОЙ О ПОТРЕБНОСТЯХ? РАЗВЕ У ВАС НЕТ ТАКОЙ ТРАДИЦИИ – ЖЕРТВОВАТЬ САМОЙ ПРЕКРАСНОЙ ИЗ ЖЕНЩИН РАДИ МИРА И ПРОЦВЕТАНИЯ?
– Но видите ли, у нас всегда были умеренный мир и разумное процветание…
И ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТАКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ СОХРАНЯЛОСЬ!
Мощь этой мысли заставила Воунза упасть на колени.
– Конечно, – едва сумел вымолвить он.
Дракон в избытке сил поиграл когтями.
ТОГДА ПОТРЕБНОСТЬ НЕ У МЕНЯ, А У ВАС, – подумал он. – А ТЕПЕРЬ УБИРАЙСЯ С ГЛАЗ ДОЛОЙ.
Воунз бессильно обвис, когда дракон покинул его сознание.
Чудовище соскользнуло с позорных сокровищ, мощным прыжком переместилось к подоконнику одного из самых больших окон зала и головой разбило цветное стекло. Разноцветное изображение города дождем обрушилось на замусоренный пол.
Длинная шея вытянулась в предвечерний воздух, повернулась туда-сюда, словно антенна. В городе зажигались огни. Звуки, издаваемые жизнью миллиона людей, сливались в низкое приглушенное гудение.
Дракон глубоко, радостно вдохнул.
Затем втянул на подоконник все тело, высадил плечами остатки оконной рамы и взмыл в небо.
– Что это? – Шноббс побледнел. Предмет был неопределенно-округлой формы, фактурой напоминал дерево, а при постукивании издавал звук, подобный тому, какой издает линейка, если ею постучать по краю стола.
Сержант Колон стукнул по предмету еще раз.
– Сдаюсь.
Моркоу гордо извлек таинственный объект из мятой упаковки.
– Это пирог! – он подсунул обе руки под предмет и с видимым усилием поднял его в воздух. – От моей матери.
Он наконец ухитрился поставить пирог обратно на стол, не придавив пальцы.
– И его можно есть? – осторожно спросил Шноббс. – Посылка ведь шла много месяцев. За такой срок он наверняка зачерствел.
– О, он испечен по особому гномьему рецепту, – объяснил Моркоу. – Гномьи пироги не черствеют.
Сержант Колон еще разок стукнул по пирогу.
– Пожалуй, такой действительно не зачерствеет, – уступил он.
– Эти пироги невероятно стойкие, – продолжал с энтузиазмом объяснять Моркоу. – Почти волшебные. Секрет их приготовления передается из поколения в поколение, от гнома к гному. Один крошечный кусочек такого пирога – и ты целый день не сможешь даже думать о еде.
– Да ну?
– Гном способен пройти сотни миль, если с собой у него будет один такой пирог, – продолжал Моркоу.
– Еще бы, – мрачно ухмыльнулся Колон, – могу себе представить, идет и всю дорогу думает: «Черт, надо поторопиться с поисками еды, иначе опять придется глодать этот проклятый пирог».
Моркоу, для которого понятие «ирония» не существовало как класс, взялся за пику. Оглушительные удары, несколько рикошетов – и ему удалось разделить пирог приблизительно на четыре части.
– Вот! – весело сказал он. – По куску каждому из нас и один капитану. – Только тут он осознал, что сказал. – О-о! Простите.
– Ладно, ладно, – ничего не выражающим голосом отозвался Колон.
Некоторое время они молча сидели.
– А мне он нравился, – наконец нарушил молчание Моркоу. – Жалко, что теперь он не с нами.
Последовало еще одно молчание, очень похожее на предыдущее, только более глубокое и более угнетенное.
– Наверное, теперь капитаном назначат тебя, – сказал Моркоу.
Колон поднял голову:
– Меня? Я не хочу быть капитаном. Зачем мне эта головная боль? Не стоит оно того, день и ночь думать, и все за каких-то лишних девять долларов в месяц.
Он побарабанил пальцами по столу.
– Это все, что он получал? – не поверил Шноббс. – А я думал, он офицер, значит, как сыр в масле катается.
– На девять долларов больше, – подтвердил Колон. – Я однажды видел ведомость. На девять долларов больше, чем у нас, плюс два доллара на плюмаж. Только он никогда не брал на плюмаж. Забавно, правда?
– Он не был плюмажного типа, – сказал Шноббс.
– Ты прав, – отозвался Колон. – У капитана, ведь вот в чем дело… я, знаешь, читал в одной книге, там написано, что у всех нас в крови содержится алкоголь, вроде как НАТУРАЛЬНЫЙ алкоголь. Даже если ты за всю жизнь капли в рот не взял, организм у тебя все равно его вырабатывает… а у капитана Ваймса не так, он один из тех, у которых организм естественным образом алкоголь не вырабатывает. Вроде как он родился с уровнем алкоголя на два стакана меньше нормы.
– Черт возьми! – воскликнул Моркоу.
– То-то и оно… Поэтому, когда он трезвый, он ПО-НАСТОЯЩЕМУ трезвый. Аб… аб… бстиненция, вот как это называется. Вспомни, Шноббс, как ты себя чувствуешь, просыпаясь после пьянки? Ага, примерно так он чувствует себя ВСЕ ВРЕМЯ.
– Бедолага, – покачал головой Шноббс. – А мне это и в голову не приходило. Ничего удивительного, что он всегда был таким мрачным.
– Поэтому он все время старается набрать нужный уровень. Просто иной раз перебирает с дозой. И, само собой, – он бросил взгляд на Моркоу, – он был унижен женщиной. Его, видишь ли, почти все унижает.
– А что мы-то теперь делать будем, а, сержант? – спросил Шноббс.
– Наверное, он не стал бы возражать, если бы мы съели пирог? – задумчиво спросил Моркоу. – Жалко будет, если он зачерствеет.
Колон пожал плечами.
Он и Шноббс в жалком молчании наблюдали, как Моркоу вгрызается в свой кусок пирога, подобно камнедробилке на меловом карьере. Даже если бы это было нежнейшее суфле на свете, они все равно не смогли бы проглотить ни кусочка.
