Викинг схватил острейший нож, лежавший у основания мачты и чиркнул им себя по предплечью. Анна вскрикнула, вскинув руки к лицу. Да и у Ильина дыхание перехватило, когда он увидел ручеек крови, бойко заструившийся из надреза.
Все это заняло одно мгновение. В следующее викинг метнул нож рукояткой вперед в сторону Овцына.
— Лови.
Василий едва успел схватить его и с недоумением уставился на Торира.
— Режь скорее, — буднично сказал викинг. — Много крови зря уйдет.
Овцын, отвернувшись в сторону, полоснул себя чуть выше локтя. Тяжелые алые капли застучали по днищу ладьи.
Торир пересел к Василию на скамью, схватил его за руку и приложил свой порез к его ране. Вскинув глаза к небу, быстро заговорил по-норвежски. Ильин разобрал только имена богов: Один, Тор, Бальдер.
— Поклянись своими богами.
Овцын быстро перекрестился и призвал в свидетели Богоматерь и Дмитрия Солунского, покровителя воинов. Торир поморщился, увидев крестное знамение.
— Держи руку вверх, — сказал он, когда обряд братания закончился. Сейчас кровь запечется, и жилы закроются… Ну вот, теперь мы с тобой побратимы. Это выше, чем молочные братья. Все наше имущество отныне общее, мы должны пировать всегда вместе, ты мстишь за мою кровь, я — за твою…
Они сели спиной к мачте, подняв вверх левые руки, прижавшись друг к другу. Торир с покровительственной интонацией продолжал:
— Я удивлен, что такой боец, как ты, исповедует бога хилых и старых, это не для тебя. Знаешь что, я дам тебе прозвище Василий Огненная Рука. Ты не обидишься?
— Ради бога, Торир, — польщенно сказал Овцын. — Мне тоже кое-что нравится в твоих речах. Но насчет Христа ты не прав. В него верят цари и витязи…
— Мне больше по душе боги, у которых все как у людей. Если они хотят веселиться, они веселятся, если дойдет дело до драки, они не прочь помериться силами. А ваш Христос слишком много возился с дохляками и больными. Пусть они спокойно умирают, неужели богу нечем заняться в компании здоровых молодых мужчин?
Овцын не вступился больше за христианство, и Виктор сделал вывод, что Василий либо очарован гигантом-викингом, либо стал равнодушен к религиозным спорам после всего, что было между ними и Ивашкой. Ильин испытал даже некоторую обиду, нечто вроде уязвленного патриотизма. Хотя он симпатизировал язычеству, было не совсем прилично отдавать на посмеяние то, чем жил век Овцына.
— Твое представление о христианстве слишком детское, — сказал Ильин, обращаясь к Ториру. — Можно подумать, ты собираешься вечно оставаться молодым. Иначе я не могу объяснить себе твое пренебрежение к старикам. Как ни относись к Христу и основанной им религии, ее заслуга в том, что она научила людей уважать слабых, видеть человека и в отверженном.
— Я слышал эти песни, — усмехнулся Бычья Шея. — К нам в усадьбу все время таскался миссионер. «Нищие наследуют землю», — не сходило у него с языка. Но я все-таки не стал с тех пор лучше относиться ко всяким оборванцам. Мужчина всегда может добыть себе немножко денег на крашеные одежды и седло с серебряной насечкой. По мне те, кто бродит по земле в сермяге, набивая себе мозоли на пятках, — попросту никчемные людишки, годные, пожалуй, лишь для того, чтобы ковыряться навозными вилами в хлеву.
— Ты презираешь труд? — гневно сверкнув глазами, спросила Анна.
— Хорошая работа мне по душе, — скромно сказал Торир. — Когда я зарубил тех парней, которые не понимали шуток, люди в один голос сказали, что дело сделано на славу. И хотя меня объявили вне закона, многие бонды обещали мне свой кров в случае надобности. Эти уважаемые люди знают, что я не лодырь. У нас, викингов, считают лентяями тех, кто приобретает потом то, что можно добыть кровью…
Овцын восторженно слушал Торира. Будучи несколько моложе и обладая куда меньшим опытом ратоборства, он сразу признал моральное превосходство викинга и любое его слово воспринимал как откровение. Все-таки он был человеком той эпохи, когда физическую силу ставили выше ума и таланта, сказал себе Ильин. Но тут же в его сознании прозвучало: а так ли уж далеко то время от твоего якобы интеллектуального века? Не у тебя ли на глазах блистательно пробивали себе дорогу те, кто обладал достоинствами хороших жеребцов, и прозябали другие — кто имел несчастие высказать оригинальные и независимые суждения.
Спор о христианстве задел Торира за живое. Бычья Шея все не мог успокоиться и ворчал, что ни к чему хорошему игры с попами не приведут. Скоро триста лет, как викинги громят государства, принявшие эту веру — и всегда их боги помогали одержать верх над христианскими полчищами. Пришли в Ирландию, все церкви превратили в капища, поставили в них резные изображения Одина и Тора. То же было в Англии, в Северной Франции. И с этим ничего не мог поделать хитрый бог франков и саксов. Много раз пытались епископы из покоренных стран набросить на шею воинов Севера петлю с крестиком, но норманны каждый раз разгадывали их замысел — смирить их под властью распятого бога, который не сумел постоять за себя…
Ильин опять было принялся оспаривать Торира, доказывая ему, что христианство привело к объединению Европы, способствовало приобщению к культуре окраин цивилизованного мира.
— Не знаю как кому, но мне подошло бы объединение под властью Тора. Ничего плохого от этого бога я не видел, — заявил викинг. — Не думаю, что другим он стал бы приносить несчастье.
— Но история развивается по-иному. Одна страна за другой принимают христианство, — возразил Ильин.
— Все дело в конунгах. Они ищут власти, и Христос им в этом подмога. По-вашему, на небе только один бог, и все должны ему поклоняться. Конунги тоже мечтают устроить свои дела на земле таким же образом.
Виктора поразило, с какой точностью определил Торир зависимость успехов христианства от усиления королевской власти. В университете он усвоил, что многобожие было своего рода небесной проекцией земных порядков — демократии и свободы индивида. А религия, пришедшая с Востока, утверждалась по мере роста авторитарных режимов и стеснения древних вольностей.
— Тут ты, наверное, прав. Это идет не от народа, а от властителей.
— Надеюсь, у нас это дело не пройдет. Прежний датский конунг Харальд Синезубый втайне принял Христову веру, но так и не решился навязывать ее свободным бондам. После него пришел Свейн Вилобородый — он чтил наших богов подобающим образом, поэтому люди его уважали и он имел удачу в своих походах на Англию. Наш конунг Хакон Добрый, сын Харальда Прекрасноволосого, тоже, по слухам, крестился, но Норвегию он так и не решился потревожить. Теперешний Олаф Толстый тоже снюхался с попами, но я не уверен, что это продлит его властвование. А ведь у него недурное прошлое — сам был викингом, бился в Англии и в Африке…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
