— Слушаю?
— Хэлло, с вами говорить кинокомпаний «20-й век Фокс», — сказал я с сильным американским акцентом.
— Вовка, ты, что ли прикалываешься? Ха-ха, — захохотал на том конце провода Крамаров.
— С вами есть говорить, а не прикалывать, директор Стэнли Кубрик, — ответил я, подмигнув ассистентке Любочке, которая в нашем кабинете пила кофе и чуть-чуть не прыснула от смеха. — У меня есть хороший новость. Вас, Савелий, выбрать для роль Джеймс Бонд, агентик ноль, ноль, восемь. Но есть один условий.
— Да хватит заливать! — рявкнул Савелий Крамаров в трубку. — Кто со мной говорит?
— Я второй раз повторять! Я есть Стэнли Кубрик — директор фильма «Спартак»! — я тоже крикнул. — Я немного знать русский, у меня родной бабуська из Одесса.
— Бабушка — одесситка? — тут же присмирел московский актёр.
— Ес-ес, — улыбнулся я. — Одесса — мамулька, Ростов — папулька.
— Ну, допустим, — пролепетал Крамаров. — Какой же из меня Джеймс Бонд? Вы хоть фотографию мою видели?
— Ес-ес, я смотреть ваш кино «Любовь и голубицы».
— «Прощайте, голуби», — поправил он меня с той стороны провода.
— Ес-ес, «Прости, голубка». Теперь внимательно запоминать, что я сказываю. Вам нужно прилетать в город Ленинград и там будут вам делать одну кинопробку.
— Кинопробу что ли?
— Ес-ес, всего один маленький пробирка, — я прикрыл рукой трубку, чтобы немного поржать, после чего продолжил, — завтра я вам присылать телеграмм, в ней быть дробный инструктор.
— Инструкция что ли? — спроси Крамаров. — Только зря всё это, меня из СССР не выпустят. У меня родители… кхе, в общем спасибо, но я вынужден отказаться.
— Как? — чуть не раскололся я. — Как вас понимайте? Господин Крущёв уже подписать все бумага. Ожидайте телеграмма. Ауфидерзейн, эээ, гуд бай.
— Гуд бай, — пробурчал с той стороны Савелий Крамаров.
Я же положил трубку и пять минут ржал как ненормальный.
— И зачем ты разыграл ни в чём неповинного человека? — покачала головой ассистентка Любочка.
— Затем чтобы актёр Крамаров, который мне нужен позарез, никуда от меня не делся. Он в этом году снимается сразу в нескольких кинокартинах и мной, начинающим режиссёром, может легко пренебречь. А так, вот он у меня где, — я сжал свой мощный кулак.
И вдруг в дверь нашего кабинет кто-то постучал, после чего в помещение вошёл мой армейский друг Генка Петров. Он работал осветителем у режиссёра Розанцева на фильме «Государственный преступник» и мы, пересекаясь в коридорах «Ленфильма», постоянно говорили друг другу, что неплохо бы посидеть и поболтать. Но время для армейского дружка как-то всё не находилось. Столько разных забот свалилось на мою бедную голову, что перед Геннадием я чувствовал небольшую вину.
— Здравствуй, Люба, — кивнул он нашей ассистентке и тут же пожал мою руку. — Привет, Феллини.
— Привет. Что-то случилось? — спросил я, почувствовав, что у парня какие-то проблемы.
— Помощь твоя нужна и желательно прямо сейчас, — пролепетал Генка.
— У нас ведь сегодня пятница? — спросил я у Любы.
— Да, — кивнула девушка.
— А в пятницу во второй половине дня у меня по расписанию подвиг, — я хлопнул Геннадия по плечу. — Рассказывай, дружище, что стряслось?
Глава 22
Проблема, с которой столкнулся мой армейский друг Геннадий, была стара как мир, и имя у неё имелось ёмкое и короткое — гопники. Как это не прискорбно сознавать гопники, лихие людишки, шпана, хулиганы и уголовники были во все времена, начиная от царя Гороха и заканчивая генсеками и президентами. И воровство, вымогательство, грабёж, насилие происходили подчас не потому, что есть нечего или жизнь вокруг не та, а из-за глубинной человеческой природы, которая несовершенна и до сих пор полна загадок.
Случалось такое, что гопников перевоспитывала сама жизнь? Да сплошь и рядом. Допустим, собралась кодла для вылазки в чужой район, чтобы других посмотреть и себя показать, а тут раз и внезапный перелом челюсти, нескольких рёбер и сломанный нос. И на следующий день в голове гопника происходит неизбежная работа ума. В черепной коробке появляются разные странные мысли: кто виноват, что делать, а меня-то за что? А потом глядишь, и через каких-то два или три года вместо обычного уличного мерзавца государство вдруг получает передовика производства, каменщика или слесаря высшего разряда. Ибо сложна человеческая натура.
— Рассказывай, — пробурчал я, когда мы с Генкой шагали в сторону Сытного рынка.
— Да особенно и нечего рассказывать, — промямлил мой друг, — две недели назад познакомился я с хорошенькой девушкой. В кино сходили, в кафе посидели. На киностудии я для неё экскурсию устроил. Она с мамой и младшим братишкой живёт там, за рынком.
— Ближе к делу, — проворчал я.
— Не было у нас с ней ничего такого, — смутился он. — Так, целовались несколько раз.
— А меня не эти подробности интересуют, — прорычал я, когда мы поравнялись с прилавками местного рыночка, где бойка шла торговля овощами и почему-то цветами.
— В общем, так, — опять замямлил Генка. — К её младшему брату, который учится в школе напротив нашей общаги, на Мира 4, прицепились местные хулиганы. Каждый день парня поколачивают и трясут с него деньги. Сам понимаешь, милиция такой мелочёвкой заниматься не будет. Участковый один раз с хулиганами провёл беседу, да всё без толку.
— Ну, правильно, хулиганы ведь пока никого не прирезали, что с них взять с невинных шалунов? — кивнул я. — А заступится за паренька некому, так?
— Да, — тяжело вздохнул мой друг. — Только у меня к тебе большая просьба — ты, пожалуйста, никого не убей. Тогда ведь уже нас посадят.
— Логично, — согласился я.
И тут нам помахала рукой какая-то невысокая девушка, чем-то смутно похожая на актрису Надежду Румянцеву. Я рассмотрел короткие русые волосы, большие серые глаза, цветастое платье в форме колокола и чёрные туфельки на невысоком каблуке. Никаких других отличительных особенностей у подруги Геннадия замечено не было. Кстати, в этих старомодных колоколах сейчас ходили почти все молоденькие барышни Ленинграда. Однако я всегда больше примечал наряды, которые подчёркивали женскую фигуру, а не придавали ей лишний объём.
— Это Лида, студентка медицинского института, — шепнул мой армейский дружок, когда мы перешли улицу и девушка, протянув мне руку, представилась сама:
— Лида.
— Феллини, — пробурчал я, аккуратно пожав изящную ладонь. — Учитесь в институте имени академика Павлова?
— Да, — опешила девушка.
— Йод, бинты, обезболивающие препараты с собой захватили? — поинтересовался я.
— Это зачем? — Лида подозрительно покосилась на Генку.
— Затем, что с каждым индивидуумом нужно всегда разговаривать на понятном ему языке, иначе получится пустая трата времени, — ухмыльнулся я. — И насколько я знаю подобную публику, воспринимает она только язык силы. Нос сломаешь, сразу зауважают. Выбьешь ещё пару зубов — тут же начнут прислушиваться.
— Феллини шутит, — пролепетал мой друг.
— Мне шутить некогда, мне сценарий надо до ума доводить, — буркнул я. — Показывай, Лида, где ваши гопники проводят свой досуг.
— Там за гаражом у них столик, и они там в карты играют, — неуверенно махнула рукой в сторону двора подруга моего товарища. — Послушайте, может быть, мы как-нибудь обойдёмся без драки?
— Если им лет по 13 — 14, то ограничимся парой оттянутых ушей, — улыбнулся я и, кивнув девушке, произнёс, — пошли.
После чего я решительно пошагал к нужному нам гаражу. Генка и Лида тут же посеменили следом. И вдруг Генкина барышня заявила, что невинным хулиганам-ребятишкам по 17 — 18 лет.
— А этот их главарь, кажется Калёный, недавно отсидел в тюрьме для малолетних преступников, — добавила она. — Его даже мужчины боятся.
— Значит «оттрубил по малолетке», — пробормотал я себе под нос и решил, что перевоспитывать подобную человеческую особь бессмысленно, в лучшем случае парень умрёт в рассвете лет от какого-нибудь туберкулёза, подхваченного в тюрьме, или получит заточку в бок на бандитских разборках.
