— Что тебе снилось? — спрашивает Киаран.
Меня так удивляет этот вопрос, что я не знаю, как ответить.
— Что?
Киаран вытаскивает из сумки щипцы.
— Твой сон. Тот, что снился тебе, когда я вошел.
Киаран не понимает, что у меня лишь один сон, один кошмар. Постоянное напоминание о моем поражении. Моей слабости.
— Я думала, мы не собираемся переводить все на личный план, — говорю я. — Сны — это личное.
— Кэм, я вытаскиваю шипы из твоей обнаженной спины. Это уже личный план.
Я молчу. Онемение начинает охватывать мое тело, и я теряю ободряющее ощущение прикосновений Киарана. Если я закрою глаза, то усну. И кошмар придется повторить так или иначе.
Прежде чем успеваю передумать, я шепчу:
— Моя мать… Мне снилось ее убийство.
Я больше не чувствую его рук, но ощущаю, как Киаран напрягся.
— Ты видела, как это случилось?
— Айе, — шепчу я.
Теперь он знает мой самый мрачный секрет — воспоминание, которое рушит все тщательно возводимые стены контроля, пока от меня не остается лишь темная часть, которая убивает.
Я никак не могу противостоять кошмару, проваливаюсь в него.
Я кружусь в белом платье в зале для приемов, наполненном канделябрами и лампами, окруженная людьми в черных костюмах, пышных платьях и пастельных юбках. Оркестр играет быструю шотландку, и я танцую до боли в ногах.
А затем я снаружи, вдыхаю прохладный ночной воздух. Я слышу звуки борьбы и приглушенный крик. Выглядываю сквозь садовые кусты на улицу. Там на брусчатке под дождем лежит фигура, и белое платье расплескалось вокруг нее, пропитавшись алым.
Еще одна женщина сидит на корточках у неподвижного тела, ее яркие глаза мерцают неестественно зеленым в свете уличных фонарей. Я вижу кровь, текущую по ее длинной белой шее. Ее губы растянуты в яростной улыбке, обнажающей заостренные зубы, которые мне не забыть до самой смерти. Потому что я немедленно понимаю, кто эта женщина, и осознаю, что сказки моего детства правдивы: фейри существуют, и они — монстры.
Фейри своими бритвенно-острыми ногтями вскрывает грудь мертвой женщины и вырывает ей сердце.
Мои глаза крепко зажмурены, я отчаянно пытаюсь подавить воспоминания, затолкать их как можно глубже, где им самое место.
— Прости, — говорю я.
Я сама не знаю, за что прошу прощения. Я ведь ничего ему на самом деле не рассказала. Даже о том, как ночь, когда он вырвал сердце красного колпака, вернула меня в ту часть кошмара, где фейри смотрит на труп моей матери и произносит слова, которые я тоже никогда не забуду:
Алый идет тебе больше всего…
Киаран склоняется ко мне и прижимается своим лбом к моему. Я не отстраняюсь.
«Останови эти мысли, — прошу я про себя. — Скажи, что ты сломлен так же, как я».
— Tha mi duilich air do shon, — выдыхает он, и его губы так близко к моим. — Ты думаешь, мы можем существовать без моментов уязвимости? Или сожалений? — Он гладит меня по обнаженной лопатке. — Без них ты не была бы Кэм.
Я никогда не думала, что он поймет. Люди, которые были рядом после смерти матери, — те, кто продолжал общаться со мной после случившегося, — заверяли, что будет лучше, что мне станет легче. А с течением времени все будет хорошо. Но хорошо не стало, и мне ничуть не легче.
Время меня не лечит. Время лишь позволяет стать искуснее в умении прятать, насколько мне больно внутри. Время делает меня прекрасной лгуньей. Потому что, когда дело касается горя, все мы любим притворяться.
Киаран вытаскивает иглу и окунает ее в третий флакон. Он, наверное, снова касается моих ран, потому что спрашивает:
— Ты это чувствуешь?
— Нет.
— Хорошо.
Он склоняется надо мной и начинает тонкий процесс зашивания ран. Минуты текут одна за другой, я наблюдаю за ним из-под ресниц. Он сосредоточенно хмурится при шитье. Со временем мои веки тяжелеют, но я борюсь со сном.
— МакКей, — говорю я. — В чем смысл зашивать меня, чтобы сохранить мне жизнь, когда мы, скорее всего, умрем во вторник? Почему ты на моей стороне?
Киаран ухмыляется.
— Ах, эта вездесущая идея абсолютов! Неужели я хоть раз говорил, что я на твоей стороне?
— Мы охотимся вместе, — говорю я. — Мы спасаем людей. Мы собираемся вступить в войну, шансы которой не в нашу пользу. Это определенно выглядит так, словно мы на одной стороне.
Мы спасаем людей.
Я даже не знаю, почему добавила это. Это мой вид самообмана: мысль, что ночные битвы сохраняют людям жизнь, делает их в какой-то мере приемлемыми. На самом деле я эгоистка. Меня больше влечет жажда убийства, чем спасение других людей. Хотела бы я, чтобы это было не так.
Смешок Киарана звучит резко, внезапно.
— Уверяй себя в чем хочешь, но не говори за меня. Я не благотворитель. Если я и сделал что-то хорошее, то лишь благодаря своей проклятой клятве.
Я усиленно моргаю, пытаясь прогнать из глаз сонный туман.
— Твоей чему?
Его сосредоточенное и терпеливое поведение внезапно меняется, теперь его глаза горят с такой немыслимой яростью, что я не могу отвернуться. Я и не знала, как быстро могут сменяться эмоции фейри, и никогда не видела такой неприкрытой жестокости в выражении лица.
А затем так же быстро ярость ушла, сменившись апатией.
— Я убивал людей каждый день, — холодно говорит он. — Пока не принес клятву.
Я с удивлением смотрю на него. Клятва для фейри — это нечто вечное и нерушимое. Попытка нарушить ее приведет к худшей из всех возможных пыток, долгой и страшной, прежде чем фейри наконец умрет. К таким вещам невозможно относиться без почтения.
— Зачем ты это сделал?
— Ты не хочешь расспрашивать о моем прошлом, поверь, — тихо говорит он. — Некоторым вещам лучше оставаться в забвении.
Клятва, какой бы она ни была, что-то значила для Киарана. Что-то важное. Я должна узнать.
— Если не хочешь говорить о своей клятве или о своем прошлом, — тихо говорю я, — скажи мне настоящую причину, по которой ты охотишься.
Его злость снова вспыхивает, и я вижу под ней то, что могу опознать безошибочно: потеря, скрытая столетиями и столетиями ярости.
Я по собственному опыту знаю, что делает с нами горе. Как оно может нас изменить. И единственный способ контролировать его — это спрессовать глубоко внутри своей личности, где, как мы надеемся, никто никогда его не отыщет. Но оно всегда остается там. И неизбежно появится кто-то или что-то, чтобы вытащить на свет то, что мы так отчаянно пытались скрыть. Киаран сделал это со мной. А я только что сделала это с Киараном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
