— Мой ответ «нет». Прости, мне бы хотелось помочь тебе, но я… я просто не готов к чему-то подобному. Я парень, который управляет рестораном, и ничего больше…
Он заметил, что Виктория уже смотрит не на него, а на кого-то за его плечом. Он обернулся и увидел свою дочь, с интересом рассматривавшую их обоих.
— Привет, как тебя зовут? — сказала Виктория.
Амелия подошла поближе и, приподняв серебристый бэйджик на своем платьице, показала его незнакомке.
— Амелия? Славное имя. Я рада, что наконец познакомилась с тобой. Я твоя тетя Виктория. Ну, можно сказать, наполовину тетя.
— А где вторая половина? — спросила, поразмыслив, Амелия.
Она не знала точно, что значит тетя. Вот про дядю, маминого брата, знала — он жил в Нью-Йорке. Правда, у нее были подружки, у которых имелись тети, которые неизменно ассоциировались с днем рождения и рождественскими подарками («Моя тетя Джули подарила мне это»), на что Амелии до сих пор ответить было нечем. И потому она решила, что даже полутетя лучше, чем никакой тети вовсе.
— Другой половинки нет. Это просто такое выражение, — сказала Виктория.
— Ага, но если бы ты подарила мне подарок к Рождеству, это был бы целый подарок, верно?
— Амелия, у тебя, наверное, много дел, — проворчал Паз. — По-моему, тебе нужно пойти помочь Бренде с салфетками.
— Папа, я пойду, но сейчас я разговариваю с моей тетей, не так ли?
— Конечно, — подтвердила Виктория. — Так что там насчет подарков?
— Я пока не знаю, ты ведь у меня только что появилась. Ой, а можно спросить — этот браслет, он что, с настоящими бриллиантами?
— Самые настоящие. Хочешь померить?
— Ага!
Последовала пауза.
— Я хотела сказать — да, пожалуйста.
Девочка надела драгоценный браслет и подняла руку, чтобы посмотреть, как сверкают и переливаются граненые камни. Паз наблюдал за всем этим со смешанным чувством, размышляя о кровном родстве и о том, в чем оно выражается.
— Сколько тебе лет? — спросила Виктория, после того как Амелия с очевидной неохотой вернула украшение.
— Скоро семь.
— Что ж, тогда на восьмой день рождения ты получишь свой quinceanero. Как насчет того, чтобы я подарила тебе этот браслет?
Амелия разинула рот.
— По-настоящему?
— Да. Но сейчас нам с твоим отцом нужно поговорить о взрослых делах, а у тебя есть работа. Приятно было с тобой познакомиться. А теперь беги.
К удивлению Паза, она послушалась.
— Она восхитительна, — сказала Виктория.
— Зависит от вкуса, — сказал Паз. — Но надеюсь, о браслете ты говорила серьезно. Она ничего не забывает.
— Еще как серьезно. Мне следовало сделать это давным-давно, как только я узнала о твоем существовании, но тогда я была трусливым куском дерьма и дрожала перед отцом. Неприятно, но правда. И снова я прошу прощения.
— Да ладно: я ведь тоже о тебе знал и, хотя ты мне ничего плохого не сделала, даже не попытался с тобой сблизиться. У меня нет даже такого оправдания, как у тебя.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Нарушила молчание Виктория.
— Итак, Джимми, что скажешь? Появится ли у меня, пусть с опозданием, старший брат? Поможешь ли ты мне?
— Можно, я подумаю? Это будет непросто, тем более что затрагивает не только меня.
— Конечно, я все понимаю.
Она достала из кошелька визитку и вручила ее. Это была карточка с логотипом «Кальдерон Инкорпорейтед», и на ней значилось: «Виктория А. Кальдерон. Управляющий».
— Управляющий, а? Быстро делаешь карьеру, сестренка.
— Приходится пошевеливаться. И тебя прошу о том же: вопрос, о котором я говорила, надо решать быстро, иначе в этом уже не будет смысла.
Она поднялась со стула, а когда Паз тоже встал, поцеловала его в щеку и вышла из ресторана.
Мать ждала его на кухне.
— Чего она хотела? — первым делом спросила миссис Паз.
— Мама, как ты вообще узнала, кто она такая?
— Не будь глупым, Йаго, уж мне ли не знать, что это за особа. Еще раз спрашиваю: чего она хотела?
— Она хотела, чтобы я нашел тех, кто убил Йойо Кальдерона. Раз уж ты спросила.
— И ты этим займешься?
Паз драматично поднял руку.
— Мама, о чем ты говоришь? Я занимаюсь здесь рестораном, у меня нет никаких возможностей. Я больше не коп… это просто смешно. Не говоря уже о том, что я терпеть не мог этого малого.
— Он был твоим отцом. Ты перед ним в долгу.
— И это говоришь ты, после того, как он обошелся с нами?
— Не важно, кем он был или что он сделал. Он дал тебе жизнь. Он часть тебя. Ты должен сделать, что можешь. Не говоря уж о том, сынок, что этим рестораном занимаюсь я, а не ты.
— Спасибо, мама, я чуть было не забыл. И ты забыла сказать: дескать, отец есть отец.
После этих слов мать впилась в него своим знаменитым взглядом, по силе воздействия сопоставимым с выстрелом из базуки. Обычно под этим взглядом лет тридцать его жизни куда-то пропадали, и он превращался в перепуганного, мямлящего мальчонку. Но не на сей раз. Сейчас Паз разозлился. Все подряд норовили манипулировать им, хотели принудить заниматься тем, чем он заниматься не хотел, и он считал, что это плохо кончится. Хуже того, ему хотят снова навязать работу детектива, а между тем у него вовсе нет уверенности в том, что он справится с ней без полицейской бляхи и пушки на поясе. При этом в глубине души он сознавал, что именно для этой работы и предназначен, и его призвание вовсе не жарить мясо на гриле, а значит, один раз он уже совершил ошибку, позволив уговорить себя вести жизнь, которая в определенном, глубинном смысле фальшива. Поэтому он встретил этот взгляд своим, полным гнева.
И вдруг с ужасом Паз увидел тяжелую, словно глицериновую слезу, которая медленно выкатилась из глаза матери и скатилась по коричневой щеке, а потом еще одна, а там и целая струйка.
Паз разинул рот, ибо никогда в жизни не видел, как плачет его мать: откройся у нее третий глаз, это удивило бы его меньше. Казалось, ее лицо утратило черты маски, вырезанной из красного дерева, внезапно став печальным и уязвимым. Паз ощутил ужас, словно земля перед ним вдруг пошла волнами.
— Что? Что с тобой? — беспомощно спросил он, и тут она, покачав головой из стороны в сторону, медленно и печально, надтреснутым от напряжения голосом сказала:
— Нет, я не могу сказать тебе, я не могу заставить тебя. Слишком поздно. Ты должен пойти один и сделать то, что ты должен сделать. — Она взяла свежее полотенце для рук из стопки на стойке, вытерла глаза, и, пока ее лицо скрывалось за этой завесой, на него вернулась привычная властная маска. — Дай мне знать. Мне потребуется время, чтобы найти кого-то вместо тебя на утреннюю смену.
С этими словами она повернулась и вышла из кухни, оставив Паза гадать, уж не привиделось ли ему все это.
Но полотенце для рук было там, на стойке, куда она бросила его. Он взял его и обнаружил, что оно еще было влажным от ее слез.
В этот момент появилась Амелия, в шортах и футболке, со своим платьем «хозяюшки» на вешалке.
Паз внимательно оглядел ее.
— Надеюсь, ты все та же, — сказал он.
— Что?
— Ничего, милая. Ты собралась пойти куда-то?
— Ага, но, папа, можно, мы остановимся на рынке и купим еще немножко «Фритос»?
— Еще «Фритос»? Я же на днях купил тебе упаковку из десяти пачек. Ты что, угощаешь всю школу?
Девочка сделала крохотный кружок носком кроссовки и заглянула ему в глаза.
— Не всю, но мисс Милликен говорит, что угощать друзей приятно.
— Ну ладно, — тут же согласился Паз, обрадовавшись постоянству дочери.
Раз так говорит мисс Милликен, так пусть кукурузные чипсы текут в школу нескончаемым потоком.
— А ты ешь только «Фритос»? — спрашивает девочка.
Они находятся высоко на дереве. В школе перемена. Сквозь шелест листвы слышны голоса играющих детей.
Мойе облизывает пальцы и насаживает маленький пакетик на веточку.
— Нет, я ем и другое.
— Где, в ресторане?
— Нет. Ягуар посылает мне еду, — отвечает Мойе.
Он обнаруживает, что вспоминает испанский в этих коротких разговорах с девочкой, хотя он не верит, что язык может выразить что-то сложное. Его гораздо больше, чем он думал, беспокоит неспособность свободно общаться с другими. Отец Перрин был прав, он не может по-настоящему говорить на языке уай'ичуранан, и Ягуар послал это дитя, чтобы помочь ему. Допустить ошибку перед девочкой не стыдно, особенно перед девочкой, которая, скорее всего, проживет недолго. Еще одна причина, почему Ягуар послал ее.
Правда, пока это только предположение.
Мойе роется в своем плетеном мешке и достает глиняную фляжку.
— Ты хочешь превратиться в монстра прямо сейчас? — спрашивает девочка.
— Не сейчас, — говорит Мойе.
— А как это делается?
— Ты задаешь не слишком много вопросов?
