«Мы больше не в Канзасе», — подумала я, и в самом деле ощутила себя Элли из Волшебника Изумрудного города. То, что я увидела, очень контрастировало с видами, которые открывались с верхних этажей Утхада. Там, в приграничье, весна и начало лета были красивыми, но эта красота была подавляющая, монументальная, дикая, тогда как в саду, где я оказалась, все было подчинено гармонии и изяществу. Прудик, фонтанчики, деревянная беседка, цветы, красиво вписанные в вид груды камней неправильной формы, извилистые тропки… Воздух и тот идеально сбалансирован – ни вони, которая бывает в крупных городах, ни хлестких ветров, мучающих в горах, только свежесть, сладость, упоительность… Я остановилась, рассматривая сад, и чем больше смотрела, тем больше деталей открывалось. Ишь ты, кусты фигурно острижены! А вон еще беседка виднеется, а с той стороны пруда тянется к воде ива…
Меня не торопили, мой молоденький проводник и сам с удовольствием посмотрел на сад. Видно, что своим местом жительства – или службы – он очень доволен.
— Красиво, — выдохнула я.
— Ваша красота ярче, госпожа, — тут же отозвался парень.
Вот уж точно, это не Утхад! Я тут и красивая, и госпожа, и ко мне на «вы»! Понятно, что молодчик всем мэзам делает комплименты, ему по работе положено, но все равно приятно. Слишком долго я слышала в свой адрес грубости… Дождавшись, когда я насмотрюсь, юноша повел меня дальше.
Мы прошли сад и оказались у небольшой дверцы. Выйдя через нее, прошли по тропинке к забору, а дальше я ничего не запомнила – какие-то переходы, спуски, помещения… Когда на пути стали попадаться уже не одни только ухоженные длинноволосые юноши, но и прям мужики-мужики с грубыми лицами и широкими плечами, мне стало не по себе, но они склоняли головы при нашем приближении и уступали дорогу. Магия мэз! Они ведь не знают, что я не мэза.
Обойдя сад и заборы, мы вышли к той самой башне, куда прилетели изначально. Снизу она казалась огромной, и была устроена примерно так же, как и башня для гуи в Утхаде, но только в других масштабах. Я задрала голову и увидела в небе через стеклышко гуи, летающих кругами над башней. У входа нас встретила охрана, как я поняла, и пропустила внутрь.
Еще один коридор, еще один спуск, еще один «пункт охраны» – и я, наконец, у цели. Моих расположили в одной комнате, причем в темной и без окон; ну, хоть кровати, стул да стол есть. Млад дрых на полу, Тред при моем появлении вздрогнул и развернулся к нам лицом, а Зен, зараза, даже не шелохнулся – он сидел на стуле и брился, глядя в отражение в емкости с водой.
— Будь добр, выйди за дверь, — с улыбкой сказала я провожатому. — Мне надо поговорить с моими людьми.
Тот и сам был рад уйти, потому как для посторонних и Зен, и Тред выглядят как страшные дядьки, а Млад – крупный с виду дикий волк. Как только парнишка вышел, я раскинула руки и кинулась к Младу, за которого переживала больше всего.
— Любовь моя шерстяная, как ты? — пролепетала я, склоняясь к волку.
Тот по своему, по животному, опешил и попятился.
— Что же ты пятишься? Разве не соскучился?
Млад решил, наверное, что я спятила – я с ним редко сюсюкала – и отошел подальше. Выглядел зверюга неплохо, поводов для тревоги не было, но я все равно спросила у Тредена строго:
— Берег волка?
— О волке-то она спросила, — горько протянул бородач.
Стоп! Где его борода?! Я уставилась на мужчину. Это был какой-то чужой незнакомый дяденька, а не мой друг и цитовский «папа» Треден. Со своей черной всклокоченной бородой, глазами-углями и крепким, плотно сбитым телом он выглядел брутальным и эффектным имперцем. Но без бороды…
— Урод, — вздохнул Тред. — Обчекрыжили…
— Зачем? — справившись с удивлением, спросила я, и, подойдя поближе, коснулась его непривычного гладкого подбородка, подернутого синевой. Скоро вылезет колючая щетина.
— Намыли нас и обстригли, чтобы не воняли перед мэзами, — пояснил он.
Я покосилась на Зена, который продолжал спокойно и уверенно бриться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А Зен сам бреется, — протянула я удивленно.
— Дык он не дался никому, сам, грит, справится. Ему и разрешили, а меня как свинью в чан и давай скрести! Я что им, дитенок? Еще бы на заднице волосья отстригли! Дурные люди, дурны-ы-ы-е! Как же без волос-то?
Я не удержалась от смешка, и Треден разбухтелся еще громче. Но, в общем-то, бухтел он несправедливо: без бороды и черных патл с серыми вплетениями седины он стал выглядеть лучше, хотя так более заметен его возраст.
— Тебе хорошо так, — мягко сказала я. — Как тебе полет?
— Вот уж не понимаю, как они летают! Страх один, трясучка… Чуть не умер!
— И я! Весь день отходила потом.
— А мне понравилось, — произнес Зен.
Я перевела взгляд на него и вздрогнула. То, как он орудует ножом на своем лице – страшное зрелище. Он был в одних только свободных штанах, и я могла увидеть все шрамы на его плечах и груди. Еще больше шрамов у него на спине, и они бугристые, неровные; я каждый наощупь знаю. Треден прав, Зен весь исколотый, изрезанный, обожженный… А после недавних событий еще и битый; все тело в синяках. На лице тоже следы побоев остались: лопнувшая от удара губа только-только начала заживать и затягиваться, вокруг левого глаза желто-зеленая припухлость, скула еще отекшая и тоже зеленовато-желтая.
И в таком-то состоянии он летел на Арте!
Я подошла к нему и придирчиво осмотрела со всех сторон. У меня после покушения на лестнице каждая косточка так болела, что я слезы еле сдерживала, а этот словно и не был бит.
— Ты человек или кто? — спросила я, поражаясь ресурсам его тела.
— Сама скажи кто, — лениво ответил он, продолжая спокойно бриться.
— Дурак! Как можно бриться без зеркала? А если себе нос отрежешь нечаянно?
— Будешь отвлекать – тебе нос отрежу.
— Лучше себе язык отрежь! — заявила я и отошла… бы, если бы он не удержал меня за руку и не подтянул к себе так, что я оказалась у него на коленях. Отбросив нож на пол, так что тот громко звякнул, Зен обхватил меня обеими руками за талию и прижал к себе очень близко.
— Тебе же больно, — шепнула я.
— Нет, мне голодно, — ответил он с легкой хрипотцой; я почувствовала призывную вибрацию в его голосе.
— А ну хватит! — встрял Треден, и подошел к нам. — Тебе о встрече с Великой матерью думать надо, Ирина, а тебе, Зен, об Арте! Еще неизвестно, как с нами тут обойдутся!
— Хорошо с нами обойдутся, — сказала я, и, высвободившись из хватки Зена, начала расправлять складки на платье. — У них нет выбора.
Несколько дней мы жили порознь и восстанавливались. Все, что меня окружало, настолько сильно отличалось от Утхада и Ниэрада, что мне казалось, я попала из мира Циты в другой мир, красивый и изящный, и окружали меня такие же красивые и изящные люди.
Парни-слуги, трепетно заботящиеся обо мне, старались предугадать каждое мое желание. Поначалу, от усталости и стресса, я воспринимала их как часть обстановки, функции, но когда пришла в себя, то стала ловить себя на мысли, что в каждом хрупком юноше вижу Кетнея. Их подобострастность, услужливость, милый вид действовали на нервы, и мне приходилось притворяться, что у меня болит голова, и я хочу спать, чтобы остаться одной.
На четвертый день пухлая белокурая мэза, которая была за меня ответственна и которую я про себя окрестила Беляночкой, сообщила, что сегодня днем прибудет мэза-Распорядительница, и что мне нужно подготовиться, чтобы предстать перед ней. Подготовка включала в себя принятие еще одной ванны (ничего не имею против!), сложный макияж и облачение в тяжелый наряд. Из всего этого я согласилась только на ванну. Итак, оделась я, как обычно, волосы заплела в косу, как обычно, и в таком виде последовала на встречу с Распорядительницей. Беляночке не понравилось мое самоуправство; она огорчилась, что я выгляжу «неподобающе», но возмущаться не стала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
