Но потом кто-то невзначай добавил, поправляя Хорста:
— Все-таки это сальные железы. Пора бы уже разбираться, Хорст…
Все засмеялись еще громче, и Леонора тоже, а Хорст обратил на это внимание.
Он так разозлился, что по дороге домой, когда Леонора положила голову к нему на плечо, он рукой схватил ее за грудь. Нащупал сосок и, зажав между большим и указательным пальцами, резко дернул его, повернул и с силой надавил. Леонора закричала от боли.
А он сказал:
— Ты сука. Ты трахнутая проститутка. Убирайся из моей жизни. Ты же ничтожество. Ты как петля вокруг моей шеи.
— Нет, — только и ответила Леонора. — Нет.
Патрицию Херст арестовали в Сан-Франциско. На фотографии, которая появилась во всех газетах, она смеялась как сумасшедшая, держа над головой кулак, словно в революционном салюте. О себе она сказала: «Я городская партизанка». Но для Леоноры все это уже не имело значения. Хорст и тот для нее уже ничего не значил. А уж кому нужна эта Патти Херст…
Леонора получила диплом в июне, но чтобы официально закончить университет, ей нужно было пройти еще один курс за лето. Она выбрала курс художественной прозы. Увы, как позже выяснилось, преподавал его тот самый Локхардт. Он ее не вспомнил, и все вокруг говорили, что он — прекрасный, поэтому она решила дать ему еще один шанс.
Локхардта совершенно не интересовало то, что интересовало ее. Ей хотелось написать что-то необычное, а Локхарт постоянно говорил насчет того, что нужно ярко выписать сюжет, конфликт и героев. В общем, все это было очень старомодно. Леонора сочинила историю о воре по имени Хорст, который украл в магазине галстук. Все повествование велось от имени самого вора. Леонора подробно описала все его мысли и чувства в этот момент. Локхардт прочитал рассказ и сказал, что читатель не поймет, в чем дело, и поэтому ей просто нужно было с самого начала сказать, что Хорст — вор. Леонора пыталась объяснить, что хотела написать нечто совсем оригинальное, что читатель должен бы понять, что Хорст стал вором только после того, как вышел из магазина, потому что иначе история была бы похожа на все остальные. Они долго спорили, а потом Локхардт пожал плечами и сказал:
— Ну, я, в общем-то, думаю, что вам удалось сделать то, что вы хотели. Я вас поздравляю.
Все повторилось, когда она написала еще две новеллы. Ему они снова не понравились, он утверждал, что читателю это вообще недоступно. Сам он не мог понять того, что она пыталась написать нечто непохожее на все остальное.
А потом в августе она получила свои тройки. И снова пошла к Локхардту.
— Мне нужно поговорить с вами, — сказала она.
— Садитесь, — пригласил он. — Но мне нужно сперва зайти к ректору, я должен быть у него через пять минут, так что вам придется немного подождать…
— Послушайте, вы мне поставили тройку.
— Да. Надеюсь, вас это не особенно расстроило.
— Вы… вы… — Леонора больше не могла подобрать слов.
— Мне не кажется, что ваша работа чем-то отличается от других. И полагаю, вы согласитесь, что она была написана на тройку.
— Да, пожалуй, на тройку. Обычная работа, — сказала она.
— Но вообще-то ничего плохого нет в обычной работе. Все мы обычные, и все наши работы, как правило, обычные.
Она встала, подошла к двери.
— A-а, подумаешь, я могу жить и с тройкой, — и хлопнула дверью.
Вернулась к нему на следующий день под вечер, не совсем понимая зачем. Знала только, что ей нужно что-то ему сказать. Локхардт сидел за столом. Что-то печатал спиною к открытой двери, и Леонора смотрела на него из коридора. Вокруг больше никого не было. Она могла его убить, никто об этом и не узнал бы. Если бы под рукой был нож или пистолет, она бы его кокнула. Кретин.
Вдруг он обернулся и даже слегка вскрикнул:
— О, боже, вы меня испугали почти до смерти!
Леонора продолжала молча смотреть на него, а он пялился на нее. Потом повернулась и ушла.
Когда-нибудь она скажет ему, что он с ней сделал. Еще как скажет.
Леонора переехала в Сан-Франциско, чтобы стать независимой. Сняла квартиру, с выходом на пожарную лестницу и видом на крышу гостиницы «Джек Тар». Пошла искать работу в магазинах Гампо и Св. Франциска, ее там спросили: «Чем вы хотите заниматься?» — она немного подумала, а потом решила послать все к черту, в конце концов у нее же диплом Станфорда. Но вскоре деньги кончились, и пришлось наниматься на работу в книжный магазин «Дальтон».
Ничего интересного никогда не происходило в магазине «Дальтон». Мало того — приходится еще нажимать чуть ли не 60 кнопок в кассе каждый раз, когда нужно пробить чек. А самое ужасное, что все в то время покупали книгу под названием «Заложница любви», написанную тем самым Локхардтом. Продав четыре его книги, она отказалась продавать остальные.
— У меня перерыв, — говорила она всем, и поэтому покупатели шли к другому продавцу.
Леонора ненавидела работу. Ненавидела своих сослуживцев. Ненавидела книги. А где-то ведь жизнь не стоит на месте. Даже с этой бездарной Патрицией Херст все время что-то случается. Впрочем, ничего удивительного…
Однажды, засидевшись в магазине допоздна, Леонора решила прогуляться после работы в поисках приключений. Она ходила по улице Полк до улицы Гири и обратно, но ничего не происходило. Толпы педерастов смотрели друг на друга с большой любовью, но никто не замечал Леонору. Она пошла домой. Выпила пива, потом опять спустилась и специально пошла в сторону парка Голден Гейт. Она знала, на что идет. Ее могли изнасиловать, убить. Локхардт все время рассказывал им о героях рассказов Джойс Кэрол Оутс, которые выдумывали себе такие ситуации, в которых их насиловали, жестоко убивали, разбрасывая мозги по тротуару. Ей нравилась Джойс Кэрол Оутс. Она еще погуляла и уже была готова вернуться домой, как вдруг заметила, что кто-то за ней следит. Прошла один квартал, второй и поняла, что когда она ускоряет шаг, за ней тоже идут быстрее. Сердце ее учащенно забилось, и она почувствовала, как кровь ударила в голову. Ей очень хотелось, чтобы что-то произошло. Она резко остановилась, подняла руки на бедра и откинула голову, но в этот момент мужчина, преследовавший ее, резко перешел улицу и ушел в противоположном направлении. Леонора походила еще час и отправилась домой. Неужели с ней никогда ничего не случится?
В группе женской поддержки с Леонорой тоже были сплошные неприятности.
Ей говорили:
— Ты должна почувствовать себя настоящей женщиной.
— Мужчины с тобой черт-те что сделали. Они заглушили в тебе все нормальные чувства.
— Что ты чувствуешь? Чего ты хочешь? — спрашивали они ее.
— Мне кажется, я хочу умереть.
— Не дури, скажи, что ты действительно хочешь? — приставали они.
Леонора купила шестизарядный пистолет и книгу «Заложница любви». Причем в один и тот же день. Она, конечно, понимала, что никакой здесь связи нет. Просто ей нужны были книга и пистолет. К этому все шло.
Пистолет она спрятала в коробку из-под салфеток. Такая штука необходима для самозащиты в этом сумасшедшем городе. Хорошо ее всегда иметь при себе.
А потом Леонора начала читать. С первой страницы она была просто потрясена книгой. На обложке говорилось, что это роман об одной молодой миллионерше, которую похищают, ну и все остальное. Казалось бы, все говорило о том, что эта книга о Патриции Херст. Но на самом деле она была не о Патриции, а о Леоноре. Локхардт построил сюжет так, чтобы создалось впечатление, что речь идет о Патриции, но Леонора знала, что книга именно о ней. Локхардт описывал свою героиню как простую, заурядную девушку. И наконец-таки добился своего. Своим романом он сразил Леонору.
Леонора взяла пистолет, прислонила к виску и нажала курок. Раздался выстрел, пистолет выскочил из руки, и она почувствовала, как на лице выступает кровь. Собственно говоря, пуля лишь немного задела кожу, ничего серьезного не случилось, но тем не менее морально она была уже мертва.
Вечером Леонору привезли в психиатрическую лечебницу Агнью. Она с трудом заставила себя съесть немного мяса, привезенного матерью, и пошла в свою комнату прилечь. Ее моментально вырвало. Немного придя в себя, она завела пластинку «Поэтри Мэн» Фоби Сноу. Прокрутила ее пару раз, но почти не слушала. Она думала о Локхардте и о том, что он с ней сделал и как ему отомстить.
Потом она встала, оделась и поехала в Станфорд. Без особых трудностей нашла дом, в котором жил Локхардт, и, только позвонив в дверь, вдруг подумала, Что не знает, что будет говорить. Хотя это не самое главное: она ему спокойно объяснит, как она из-за него деградировала, как он испортил ей всю жизнь.
— Кто там?
— Я хочу с вами поговорить. Мне есть что сказать.
