него.
Фото было сделано, но аниматор не унимался.
— Стойте так, вот. А я подарю вам свои крылья.
Он встал за Зинулей и вжал свою голову в Зинулину спину. Ей стало немного больно. Ангел захватил ее руки и спрятал их там же, за ее спиной.
Фотография получилась блестящая.
На ней, слегка с испуганным видом, стояла Зинуля в своем скромном платьице с огромными, выше головы, крыльями. Платье оказалось очень кстати белого цвета. И образ вполне сложился.
Зинуля расплатилась, и Ангел сразу потерял к ней всякий интерес.
Впрочем, Зинуля к нему — тоже.
Она побежала домой, на съемную свою квартирку, чтобы там рассмотреть хорошенько продукт личного общения с Ангелом. Зинуля всё еще чувствовала вдавленность от его головы у себя на спине.
Дома она хорошо рассмотрела фото и очень себе понравилась. Она увеличила её на планшете. И удивилась, как ловко придумал этот аниматор. Его как будто и не было вовсе, а была Зинуля в загадочном виде. Тонюсенькая, в белом вся, и с крыльями.
Казалось, она взмахнет ими и улетит отсюда навсегда. Зинуля знала даже, куда она полетит в первую очередь. Домой, на окраинный свой городок. Очень уж она скучала.
Но Зинуля тряхнула головой, чтобы выкинуть из головы мысли о возможности такого полета. Просто она скинет фотку на телефон маме. Ну, а та уже покажет всему нужному люду со словами восхищения.
“Зинуля моя. Ну, сущий ангел”.
И Зинуля отправила фотку, ничего не объясняя. Пусть будет сюрпризом.
А потом села на сильно потрепанный диванчик, свое спальное место в этом доме, и поджав коленки до подбородка, обняла их. И вдруг почувствовала те же ощущения, как на своей спине, от упертой в неё, спрятанной головы ангела.
— Спасибо, — неизвестно кому сказала Зинуля и почему-то заплакала, прижав к своим коленкам свое доверчивое лицо.
Вот такая получилась печалька в этом бредном мире. И Зинуле подумалось, что не надо бы плакать. От обид и слез глаза гаснут. Впрочем, никто и не заметил бы, никому до этого дела не было.
Она пошла в ванную, стала под душ и не сразу заметила между лопаток синюшный след от ангельской фотосессии.
Но Зинулю это открытие почему-то развеселило, и она улыбнулась воспоминанию о странном своем приключении. Оно показалось ей легким и чуть загадочным. И это обнадеживало. В чем только, Зинуля понять не могла. И отложила мысли об этом. Она стала ждать реакцию на фото из дома. Чтобы услышать:
“Зинуля, ты — Ангел!”
И больше уже не сомневаться в этом никогда.
Джинсовая тетрадь,
18 октября 2022
Октябрь
В городе был октябрь. Рыжий и дождливый. Ветер снимал последнюю листву, превращая деревья из оранжевого живописного пейзажа в строгую графику.
Лида не любила это время, оно навевало разные неприличные для мудрого выучено-научного человека мысли. Лида была врачом, много наблюдала в жизни своей людей, разных. И это знание не добавляло ей оптимизма.
А тут еще этот шквальный ветер с утра. Круговерть листвы за окном. На улицу выйти было очень мало возможно. А у Лиды были дела, намеченные на выходные, и приятные своей событийностью.
У нее был назначен визит в несколько магазинов, а потом, уже с покупками, к любимой своей многодетной подружке Аллочке. Красотке и умнице, хоть рожала она все время погодков. Лида обожала бывать у нее в доме. Теплом и душевном, где всегда пахло едой, и вечно булькало что-то на плите, и светилось в зажженной духовке.
И вот эти походы нужно было отменять. Тащиться в такую непогодь не очень хотелось.
Совсем не хотелось. Слушая шум ветра, было понятно, что зонтик будет вырван из рук сразу, согнут, поломан, а потом найдет свое место в ближайшей урне.
Почему-то запахло горелым. Лида побежала на кухню. Сорвала с огня обезвоженную кастрюльку с варившимися в ней яйцами, Лида о них совершенно забыла. Вода в кастрюльке выкипела, и яйца подгорели, скорлупа на них лопнула, и вид у них был совсем несъедобный.
Чертыхнувшись на это зрелище, Лида с раздражением стала думать о себе, о своей неумёкости справляться с домашними делами.
Вот и семьи лишилась, скорее всего, из-за этого. Ушел муж, ничего не объясняя. И самое оскорбительное было в его уходе, что он жил один.
Лида вдруг заплакала, подгоревшие рыжие бока яиц, их странный и унылый вид, призвал Лиду к слезам безутешным, долгому и тихому плачу.
Машинально Лида взяла кусочек булки и стала жевать ее всухую, вернулась к окну.
Внизу пробегали редкие прохожие под зонтиками, которые придерживали руками, защищая от ветра.
Лида жевала какую-то уж совсем безвкусную булку и сокрушалась об испорченном выходном дне, как вдруг уловила мужское пение. Голос был сильным и баритонистым. И он надвигался, прорвался в комнату даже через закрытую форточку.
Голос приближался, и Лида увидела прямо на проезжей части мужчину на самокате. Он был в легкомысленных шортах, в легкой черной футболке и черной широкополой шляпе. Мужчина катился посреди улицы и громко пел. Весело дирижировал себе сам правой рукой, поднятой высоко вверх. Он будто призывал этим стремительным жестом всех желающих за собой.
И так хорошо и призывно он пел, что Лиде тут же захотелось прицепиться к нему сзади на его самокат и ехать, держась за его промокшую спину. Лида успела заметить, что шляпу он надвинул глубоко на уши, чтобы не сорвало ветром.
Незнакомец быстро промчался по пустой безмашинной улице. И исчез, хотя голос его красивый и радостный звучал, когда его обладателя уже не было видно.
Оторопевшая от увиденного, Лида не сразу поняла, что такое случилось с ней. Она быстро открыла окно, вглядываясь, пытаясь увидеть еще незнакомца на самокате, но не увидела, он исчез так же скоро, как и появился.
Зато Лиду саму чуть не сшибло ветром, она побыстрее закрыла окно, и шторы, запузырившиеся от сквозняка, повисли, как паруса без ветра. А у Лиды вдруг поднялось настроение.
“Это же надо, в октябре, в дождь — и в шортах. Еще и поёт”, — подумала она с восторгом и завистью к незнакомцу. Она увидела настоящую радость в поднятой победно руке, и ей опять сильно захотелось прицепиться сзади к этому счастливцу, и может даже спеть с ним что-нибудь из его бодрящего репертуара.
И вдруг Лида почувствовала приятный вкус свежей булки во рту. Корочка от нее оказалась хрустящей и очень вкусной. Лида вернулась на кухню и отломила еще кусочек. Глянув на сгоревшую почерневшую кастрюльку, она решительно
