— Обход вроде как уже был.
Тут он, видимо, разглядел Лену, в его глазах появился интерес:
— Новую сестричку привели знакомиться?
— Да нет, не сестричку. Лена — журналистка из «Московского экспресса», хотела бы с вами поговорить.
Реакция на журналистку тоже не сказать чтобы была бурной. Однако картежники прервали игру и повернулись к Лене. Она усмехнулась про себя: «Легко живется красивой женщине!» Как всегда, внешность сработала. Карты были отложены, и парни проявили готовность к беседе. Один из них, видно, самый старший, жгучий брюнет лет тридцати, встал и галантно предложил Лене стул.
Олег Анатольевич немного потоптался у двери. Ему явно хотелось задержаться, но работа есть работа.
— Я вас оставлю на полчасика, потом за вами зайду, — сказал он, уже взявшись за ручку двери.
— Не беспокойтесь, доктор, мы и сами можем ее проводить, — улыбнулся брюнет.
— Для начала давайте познакомимся. — Парень, читавший книгу, тоже оставил свое занятие и подошел к столу. — Меня зовут Илья.
— Вечно ты лезешь поперед батьки! — одернул его брюнет.
Очевидно, он был старшим в этой палате не только по возрасту.
— Сейчас я вам всех представлю. Ну, Воробей уже все про себя прочирикал. Фамилия у него — Воробьев, Илья Воробьев. Это вот — Гоша, это — Дима, это — Виталик. — Он указал на картежников. Те заулыбались. — Меня зовут Андрей. А это — Ренат.
Парень с электронной игрушкой походил на татарина меньше всех остальных обитателей палаты: беленький и голубоглазый. Седьмого члена коллектива проигнорировали. Наверное, не хотят будить, подумала Лена.
— Так что вас интересует? — начал Андрей светскую беседу. — Что-нибудь конкретное или вообще?
— А кто из вас был в плену? — поинтересовалась Лена.
— Ах это…
Парни поскучнели. Лена поняла, что сказала что-то не то, и постаралась исправиться:
— В общем, меня интересует все, что вы захотите рассказать.
Наверное, она говорила слишком громко. При звуке ее голоса парень, лежавший у окна, дернулся, приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее.
«Все-таки разбудила», — подумала Лена с досадой.
Парень был давно не брит: отросшая светлая щетина, уже почти борода, всклокоченные светлые волосы… Но в следующий момент она разглядела его лицо и прижала руки к губам, чтобы не закричать.
Невероятно, но это был Игорь!
Не сводя с него глаз, она встала и, как сомнамбула, направилась к нему. Он приподнялся и сел на постели. Правая рука и грудь у него были забинтованы. Парни с недоумением наблюдали за разворачивающейся на их глазах сценой.
— Здравствуй, — сказала Лена.
— Здравствуй. — Его голос был спокоен и ровен, только уголки губ слегка дергались.
Лена остановилась перед кроватью, не решаясь присесть. Он выжидательно смотрел на нее.
— Ты здесь… как?
— Как все. — Он сделал движение, чтобы пожать плечами, и поморщился: очевидно, рука болела.
— Но…
— А ты, я вижу, теперь журналистка, — перебил он ее. — Нашла себя?
— Я учусь на журфаке, на вечернем.
— А-а…
Возникшая пауза была неловкой для обоих. Лене столько хотелось у него спросить и столько нужно было ему сказать, но она не смела. А Игорь и не думал ей помогать.
— Ты тогда уехал, даже не поговорив со мной, — начала она, но он сразу прервал:
— Не будем об этом.
— Но я…
— Что было, то быльем поросло. У тебя все хорошо?
— Да, но…
— Вот и отлично. У меня тоже все хорошо.
— Послушай…
— Ты пришла поговорить с ребятами? Вот и говори.
— Но ты ведь тоже…
— Я здесь по другому поводу.
Лена снова попыталась что-то сказать, но Игорь опять не дал:
— Извини меня, я устал.
Он снова лег и отвернулся к стене. Лена растерянно оглянулась на парней. Те явно ничего не поняли и недоумевающе переглядывались. Андрей счел нужным пояснить:
— Игорек не из Чечни. Он у нас что-то вроде жертвы теракта — огнестрельное ранение.
Лена посмотрела на Игоря — он даже не повернулся. Она пошла к дверям, чувствуя, что вот-вот разрыдается. У порога обернулась, быстро проговорила «извините меня» и выскочила в коридор. Парни обалдело смотрели ей вслед.
Отрыдавшись в своевременно обнаруженном туалете, Лена вытерла со щек потеки от расплывшейся туши и попыталась сосредоточиться. Господи, Игорь здесь, в этой больнице! Так похож и непохож на себя прежнего. Конечно, сейчас не скажешь, что это преуспевающий фотограф и любимец женщин. Исчезла открытость и уверенность в себе, которые и создавали образ Игоря-супермена. Появилась жесткость и даже жестокость — что-то изменилось в лице, в голосе, в интонациях. Но все равно это был Игорь, ее единственный любимый.
Очевидно, прошедшее время изменило и Лену. Четыре года назад она чувствовала бы себя в такой ситуации совершенно беспомощно: забилась бы в угол дивана и плакала, плакала… Решения за нее принимали либо мама, либо Игорь. Однако теперешняя Лена, отдав дань своему прежнему характеру беспомощными рыданиями в туалете, попыталась выработать план действий. Ясно, что он не хочет ни видеть ее, ни разговаривать с ней. Вообще непонятно, как он к ней теперь относится. Не стоит слишком надеяться на то, что его прежние чувства к ней сохранились. Но сейчас не это важно. Важно прояснить ситуацию — что с ним случилось и что можно для него сделать. Она-то любит его по-прежнему и готова ради него на все. Глупо было тратить столько времени на рыдания. Нужно действовать… Например, найти Сапрыкина и узнать у него историю болезни Игоря. Конечно! Он же его лечащий врач, значит, должен все знать.
Сапрыкин оказался у себя в кабинете. Ленино стремительное появление его даже напугало:
— Что такое? Случилось что-нибудь? На вас лица нет!
— Ничего страшного. — Лена постаралась улыбнуться, но у нее это плохо получилось. — Дело в том, что один из ваших пациентов — мой старый друг. Мы не виделись четыре года…
— Только друг? — В голосе Сапрыкина появилась легкая игривость. — Из-за «только друга» так не переживают.
— Почему же? — сухо сказала Лена. Ее задел изменившийся тон этого Карлсона, но обижаться в данной ситуации не следовало. Это же ей нужны сведения, а не ему. И она пояснила: — Да, несколько больше, чем просто друг.
— Ну-ну. — Олег Анатольевич смотрел на нее с нескрываемым интересом. — И кто же этот счастливец?
— Болотов. Игорь Болотов.
— А, проникающее огнестрельное ранение… Но легкое, к счастью, не задето.
— Вы не знаете, как это произошло? Он не хочет говорить…
