– Ничего, отосплюсь, – сказал он. – Тяжело, когда не знаешь, что делать. Вот приедет Ота-кво, и все наладится.
– Правда? – спросила Лиат, глядя на пламя свечи. – Надеюсь.
– Конечно! Дай-кво больше всех нас знает, как жить дальше. Он все расскажет Оте-кво, и мы…
Его наигранно оптимистичный тон улетучился вместе со словами. Лиат посмотрела на Маати. Тот наклонился вперед и тер пальцами глаза, как усталый старик.
– Мы сделаем все, что велит нам дай-кво, – подытожила она.
Маати изобразил позу виноватого согласия. Порыв ветра сотряс стены и захлопал ставнями, и Лиат поплотнее запахнула халат, хотя в комнате было тепло.
– А ты? – спросил Маати. – В Доме Вилсинов все спокойно?
– Не знаю, – ответила Лиат. – Амат Кяан вернулась и пытается привлечь меня к работе, но там уже почти нечего делать. По-моему… по-моему, она мне не доверяет. Я ее не виню после всего, что было. И Вилсин-тя тоже. Они стараются меня чем-нибудь занять, но ничего серьезного не предлагают. По сути, никто не сказал, что я снова – девочка на побегушках, но, учитывая, на что я теперь трачу время, так оно и есть.
– Мне жаль. Этого не должно было случиться. И ты тут ни при чем. Тебе надо…
– Итани хочет от меня уйти. Или Ота – без разницы. Он меня бросит. – Она не хотела, но слова сами лезли наружу, как рвота. Она смотрела себе на руки и не могла сдержаться. – Мне кажется, он сам этого не понимает, но когда он уезжал, что-то в нем изменилось. Когда он прощался со мной… Я такое уже видела – он у меня не первый. Какая-то отчужденность, потом она растет, растет, и…
– Ты точно ошибаешься, – сказал Маати, впервые за день уверенным тоном. – Он тебя не бросит.
– Другие-то бросили.
– Только не он.
– Все равно: со мной его нет. И уехал он не потому, что пришлось, а потому, что хотелось. Он хотел побыть без меня. Пока не вернется, у него будет уйма времени для размышлений. А потом…
– Лиат-тя… Лиат, Ота-кво был моим первым учителем. Я даже думаю, лучшим. Он не такой, как все. И он тебя любит. Он сам мне об этом рассказывал.
– Не знаю, – ответила Лиат.
– Ты ведь любишь его, правда?
– Не знаю, – повторила она, и молчание, наступившее следом, было еще тягостнее дороги под дождем. Лиат смахнула слезу. – Я люблю Итани. Его я знаю. А кто такой Ота? Сын хайема. Он… не тот, кем я его считала, а я – всего-навсего ученица распорядителя, и то ненадолго. Как мы можем остаться вместе, когда он – это он, а я – это я?
– Но ведь вы не расстались, когда ты была распорядительницей, а он – простым грузчиком. И здесь то же самое.
– Нет, не то же, – заспорила она. – Он всегда знал, что рожден для лучшей доли, а я – нет. Какой была, такой и умру.
– Ота-кво – чуть ли не умнейший человек из всех, кого я знаю, – возразил Маати. – Он тебя не бросит.
– Почему?
– Потому, что он – чуть ли не умнейший человек из всех, кого я знаю.
Лиат засмеялась, сама не зная, почему: то ли от искренности Маати, то ли от своего отчаянного желания поверить; а может, чтобы не расплакаться. Маати придвинулся к ней и обнял за плечи. От него пахло кедровым мылом, с которым брился Итани. Она положила голову ему на плечо.
– Нелегко же нам придется, – произнесла Лиат, немного успокоившись. – Еще столько ждать…
– Да уж, – ответил Маати и тяжело вздохнул. – Нелегко.
– Но мы ведь можем помогать друг другу, правда? – спросила Лиат, стараясь, чтобы Маати не услышал мольбы в голосе. Тишину заполнял шум дождя. Лиат закрыла глаза. Наконец Маати произнес то, что она не решилась озвучить:
– По-моему, одному, без друзей, такое не выдержать. Наверное, мы оказались в одной лодке. Если несчастный ученик поэта, который целыми днями ходит как побитый, сможет тебе чем-то помочь, я буду рад.
– Ты не обязан мне помогать.
– Ты мне тоже, и все-таки я буду ждать.
Ее поцелуй был поспешным и сестринским – по крайней мере, таким задумывался. То, что Маати задержал дыхание, Лиат отнесла на счет внезапности и смущения. Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.
– Только взгляни на нас – один жальче другого, – сказала она. – Итани… он скоро вернется.
– Да, – подхватил Маати, – и тогда все наладится!
Дверь с толчка распахнулась, и в комнату свиданий ввалилось чье-то тело. На миг из общего зала просочились обычные звуки чайной – голоса, музыка. Потом вошел Ториш Вайт с двумя пособниками, дверь закрылась, и все стало как было.
Амат за длинным столом напряглась. У мужчины, что сидел с ней рядом в простом платье огнедержца, на лице застыло предвкушение жестокой потехи.
Упавший с трудом поднялся на колени. Его голову обматывала белая тряпка, худые руки были связаны за спиной. Ториш Вайт взял его за плечи, рывком поставил на ноги и кивнул своему помощнику. Когда тряпку сдернули, Амат сглотнула ком страха.
– Этот? – спросил Ториш.
– Да, – ответила она.
Ови Ниит повел вокруг взглядом, мутным не только от страха или злобы, но и от вина с дурманом. Лишь спустя три долгих вздоха его глаза отыскали Амат и узнали. Он шатко поднялся на ноги.
– Ниит-тя, – произнесла Амат с позой открытия переговоров. – Давненько не виделись.
Владелец дома утех разразился потоком непристойностей, который иссяк, когда один из людей Ториша Вайта ударил его по лицу. Амат сложила руки на коленях. В уголке рта у Ови Ниита повисла яркая, как рубин, капля крови. Амат стало не по себе.
– Если ты будешь меня слушать, Ниит-тя, – начала она снова, – разойдемся по-хорошему.
Он ухмыльнулся, осклабив гнилые зубы в кровавых разводах, и расхохотался, как безумный. Без капли страха. Амат пожалела, что его не нашли трезвым.
– За свою работу у тебя, Ови-тя, я ничего не получила. Поэтому я решила взять плату долей в твоем заведении. По правде говоря, я хочу его выкупить. – Она вытащила бумажный сверток из рукава и положила на стол. – Цена приличная.
– Хоть в сто раз умножь – не хватит, – сплюнул Ниит. – Мой дом начинался с трех девчонок из подворотни. Он не продается.
Огнедержец заерзал на месте, глядя с возрастающим любопытством. Амат неожиданно растерялась. Казалось бы, она знала толк в переговорах, да и превосходство, мягко говоря, было на ее стороне, и однако же…
– Тебе придется меня убить, грязнорылая ты сука. Потому что иначе я убью тебя.
– Нет нужды… – начала она и осеклась, а потом приняла позу согласия. Ови Ниит прав. Никакие это не переговоры, а замаскированное убийство. На его лице впервые промелькнуло нечто похожее на догадку, взгляд метнулся в сторону, к Торишу Вайту.
– Сколько бы она ни назначила, я утрою цену, – сказал он.
– Амат-тя, – произнес огнедержец. – Я ценю ваше усердие, но, сдается мне, вряд ли этот господин подпишет бумаги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
