2
В Италии Сальникову был оказан самый радушный прием. Обещали всяческое содействие, выразили готовность обеспечить в случае надобности даже итальянским паспортом, предлагали любую помощь, какую только способна оказать итальянская тайная полиция ОВРА.
Но Сальников спешил. Предстояли важные встречи и переговоры. Этот лысоватый, отменно вежливый господин, в безукоризненном, отлично сидящем сюртуке, в сверкающих лакированных ботинках, походил, скорее, на директора банка или нотариуса, и никак нельзя было по внешнему виду предположить, что его прочат в диктаторы России.
А его прочили! В него верили! Поэтому Сальников был несколько обижен и раздосадован, когда его не пожелал видеть не какой-нибудь премьер, а всего лишь глава нефтяного концерна «Ройял Датчшелл» Генри Вильгельм Август Детердинг.
Сальников был в курсе всех и деловых и даже семейных обстоятельств этого магната. Он знал, что Детердинг болеет язвой желудка, знал о его неудачной женитьбе на русской аристократке, знал, что этот голландец, принявший английское подданство, ухитрился скупить акции на все крупные нефтяные промыслы Советской России. Скупив акции, Детердинг объявил Советскую власть не больше не меньше как вне закона. «Вот они, акции, похвалялся он, — нефть моя! И потрудитесь мне ее предоставить! Подайте ее сюда!»
Сальникова принял поверенный нефтяного короля.
— Не придавайте значения, что вас не смог повидать сам патрон. Я облечен полным доверием и могу самостоятельно решать любые вопросы. А те вопросы, которые вас интересуют, как раз стоят у нас на повестке дня. Дело в том, что я могу вам конфиденциально сообщить, так как завтра это получит уже огласку: мы объявляем войну Советской России.
— Кто объявляет? — опешил Сальников. — Великобритания? Или Голландия? (Сальников знал, что Детердинг — одновременно двух подданств.)
Поверенный — пухлый, рыхлый, с маленькими медвежьими глазками, с подбородком, напоминающим груду сосисок — такое тут нагромождение складок одна на другой, — был, видимо, прирожденный весельчак. Услышав возглас, вырвавшийся у Сальникова, он залился счастливым беззвучным смехом и долго булькал, не произнося ни слова. Вдоволь насмеявшись, он наконец выдавил из себя:
— Как вы сказали? Ве… Великобритания?! Да нет же! Мы сами объявляем войну Советской России, мистер Детердинг объявляет войну этой стране.
— Сам? Один?
— У нас предостаточная армия наемных… э-э… ландскнехтов… А если вы помните, один австрийский фельдмаршал еще в семнадцатом веке определил, что для успешного ведения войны нужны, во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, деньги. Денег у нас хватает, Езус-Мария!
Тут на лице Сальникова отразилось некоторое внутреннее смятение:
— Помилуйте! Так нам с вами по пути! Нам очень по пути!
Дальнейшие переговоры они вели при плотно закрытой двери, вполголоса, прибегая к иносказаниям, намекам, но достаточно понимая один другого.
Видимо, переговоры были успешны, так как Сальников вышел от толстяка предовольный. Он потирал руки и нащупывал в кармане солидный чек. И мысли Сальникова были теперь особенно лучезарны, особенно игривы.
«Если Чичиков додумался, чтобы скупать мертвые души, — потешался Сальников, — то что же можно сказать о деловом человеке, может быть, самом богатом человеке в мире, который скупает акции на предприятия, хотя они давным-давно не принадлежат их владельцам? Что-то Манташов не потрудился поехать на Кавказ и показать свои нефтяные владения покупателю?! Руки коротки! Мертвые акции… Мертвые души… А вот чек, который мне вручен, это нечто ощутимое! Это вам не Елизавет Воробей, которую всучил Чичикову Собакевич!»
С такими веселыми размышлениями Сальников отправился в Париж. Нужно было повидаться с грузинским меньшевиком — таким же, впрочем, меньшевиком, как сам Виталий Павлович — эсер.
Ной Жордания являлся одним из звеньев задуманной аферы. Виталий Павлович считал, что ничем брезговать не следует. Привычка этого крикливого человека на каждом шагу клясться, божиться, брать обязательства, заверять нравилась Сальникову: ведь это свойство людей с шаткими понятиями о чести. А поручение, которое возлагалось на Ноя Жордания, не требовало чистоплотности.
Сальников знал о прошлом Ноя Жордания ровно столько, сколько необходимо. Знал, что это и не Ной и не Жордания. Знал его подлинное имя. Знал, что в 1918 году он служил немцам, возглавляя на Кавказе мифическое правительство. Но вот англичане вытеснили немцев. Англичане так англичане, какая разница! Жордания стал возглавлять Закавказскую республику уже под английским контролем. И это продолжалось не долго. Жордания быстро вылетел в трубу и очутился в Париже, ошеломляя парижан своим экзотическим «кавказским» видом и показной расточительностью.
Казалось бы, его карьера кончена. И вдруг он снова пригодился. Ему поручалось руководить восстанием на Кавказе. Оружие? Оружие найдется. Конечно, Ной сам понимает, что Кавказ надо занимать по самый Баку, по самые нефтяные вышки. Ведь не ради шашлыка затевается дело! Щедрое французское правительство выделило Жордания субсидию — чистоганом четыре миллиона франков. Что делать? Хочешь ловить рыбку в мутной воде — не бойся замочить руки!
Ной Жордания согласился не задумываясь. Как зарвавшийся игрок, он готов был обещать все. Желаете Баку? Могу и Баку! Желаете вместе с вышками? Будут и вышки!
И отправился жечь, громить, убивать: благословясь на грех, как сказал один закоренелый убийца.
Откровенно говоря, Сальников не слишком-то верил в военные таланты Жордания. Ну да бог с ним! Легковерные французы надеются — этого достаточно. Если же задуманная акция осуществится и Сальников вымахнет одним броском на вершину власти, он этого Жордания прикажет повесить под каким-нибудь благовидным предлогом или даже без всякого благовидного предлога. А пока и Жордания полезен, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Виталий Павлович Сальников нисколько не заблуждался в отношении белой эмиграции. Единственное, на что они способны, считал он, это слать проклятия на голову коммунистов да скулить о погибшей России. Как никчемны были все эти князья, светлейшие и несветлейшие, зачастую потомки деятельных и одаренных людей! Сальников помнит, что который-то из Шереметевых сражался со шведами, один из Шуваловых участвовал в штурме Очакова, один из Гагариных открыл в Париже «Musee Slave», а кто-то из Волконских был основателем русского генерального штаба. А эти, что образовали так называемую русскую заграницу? Вздорные, бездеятельные, не способные не только отстаивать свои права, но даже натянуть штаны без помощи лакея, — они просаживали свои состояния и ждали, когда им преподнесут на блюде в готовеньком виде снова, как прежде, покорную и безответную Россию.
А вся эта военщина, примчавшаяся оттуда, с фронтов? Им бы только обивать пороги «союзников»! Сальников встречался с Меллер-Закомельским. Незамысловат генерал!
— Установить виселицы от Москвы до Владивостока… Без царя и земля вдова! — вот и вся его программа, вся философия.
Бурцев в Париже, Мережковский в Варшаве, Набоков в Берлине тратили много чернил, призывая к интервенции. Но так медленно раскачивались иностранцы! Они ведь пробовали — ничего не получилось. А как известно, ожегшись на молоке, дуешь на воду.
Сальников надеялся только на себя да на свою зеленую гвардию. Эти не подведут! Эти способны на все! Головорезы! Не чета всевозможным присяжным поверенным и банковским служащим, наползшим во все щели малых и больших европейских полатей.
Беседовал Сальников с одним таким субъектом в Праге, в ресторане «Золотой Гусь». Тот с сознанием полной правоты рассказывал:
— Знакомые, услышав, что я решил дунуть из Москвы «туда», обиделись: «Разве вы не верите в приход Колчака и Деникина?» — «Верю, но вопрос, когда это совершится? Если они придут скоро, превосходно, значит, я раньше вернусь. Затянется дело — опять хорошо! Я могу дожидаться их победы в спокойной культурной обстановке, в комфортабельной квартире, и чтобы бутылка белого вина стоила один франк, и чтобы были бриоши и крутоны из ослепительно белой муки…»
— Каким же образом вам удалось уехать из Советской России? — спросил Сальников.
— Стал хлопотать, выхлопотал назначение в Минск, а Минск, как известно, вблизи границы… Там таких, как я, собралось достаточно. И мы ждали, пока Минск займут поляки. Они-таки заняли Минск, и, понимаете, не я перешел границу, а граница перешла меня! De facto я оказался за границей! Ну, и у меня были маленькие сбережения…
Сальников возмутился:
— А почему вы у них хоть какой-нибудь склад не взорвали? Почему не помогали бороться с большевиками? Так вот просто сидели и ждали, когда чужой дядя все сделает? Вы-то, сами вы за кого? За нас или за них?
