Он еще секунду посидел, навалившись грудью на баранку, словно сомневаясь, брать ли заказ у таких странно настороженных людей, но желание заработать немного денег победило, и он отогнал свои страхи. Резко взял с места и вывел машину на трассу.
Дорога на Воротниково не близкая. О многом можно поговорить.
Однако беседа не клеилась.
Кордин молчал, не сумев прогнать тревогу и сосущее где-то под сердцем чувство непонятной тоски.
Лебедев тоже, словно чего-то испугавшись, или, может, наконец стал действовать алкоголь, молча смотрел на дорогу, стремительно бросавшуюся под колеса «ВАЗа», а такая однообразная картина в сочетании с приличной дозой водки, выпитой с товарищами по армейской службе, неизбежно клонит ко сну. Серьезных оснований бороться со сном у него не было, если не считать таким обстоятельством некую злую энергию, исходившую от пассажиров, и гнетущую тишину, повисшую в салоне, как только они плотно заняли заднее сиденье.
Так, в тишине, прошло с полчаса.
— Слышь, командир, надо бы привал устроить.
— На предмет? — не сразу понял Кордин.
— Ну, ты недогадливый, командир. Элементарно. Поссать надо мужикам, — хохотнул младший из сидевшей на заднем сиденье троицы.
— Гигиеническая остановка, — пытаясь шутить, но все так же с мрачным, неподвижным лицом объявил водитель.
Троица пассажиров отошла в одну сторону, чуть углубившись в лес с дороги, — а Кордин и Лебедев не рискнули отходить далеко от машины и справили нужду в березняке у самого шоссе.
— Не нравятся мне они, — проговорил Лебедев.
— А нам с ними детей не крестить. Отвезем, «бабки» свои получим, и назад; заброшу тебя к жене под теплый бочок, и сам на боковую. Шеф у меня мужчина серьезный, опозданий не любит. Надо выспаться.
Однако спокойно Кордину выспаться в эту ночь не довелось. Точнее так, беспокойная ночь предстояла Лебедеву. А вот Кордину...
Но он был еще жив, еще прикидывал, как он будет этой своей жизнью пользоваться, какие такие планы реализует завтра, через день, через неделю...
А жить-то ему тем временем оставались считанные минуты.
...Наконец все собрались снова в салоне «ВАЗа».
Кордин опустил усталые руки на баранку.
Накрутился за день. Вроде не штангу поднимаешь, а на поворотах так наломаешься, что плечи, локти, кисти рук болят. Казалось бы, ноги у водителя отдыхают. А вы попробуйте посидеть скрючившись восемь—десять часов. Коленки потом не разгибаются...
Лебедев поуютнее запахнулся в дубленочку, настроился подремать.
Всего несколько минут и побыл на октябрьском ветру, а уж продрог.
Не успел Кордин повернуть ключ зажигания, как почувствовал, что ему нечем дышать.
Сидевший позади него Серега Дробов накинул на шею водителя удавку и резко свел руки, перехватил поудобнее, и так же резко развел их.
Кордин захрипел.
Лебедев успел открыть глаза, но увидеть хрипевшего в удавке приятеля уже не успел. Сидевший позади него Рома дважды всадил остро заточенный нож ему в бок и в спину. В бок постарался всадить так, чтоб не попортить дубленочку — Лебедев, начав задремывать, распахнул ее, так что вышло. А вот от удара в спину, конечно, получился разрез, зашивать придется. Жалко, хорошую вещь попортил. Он оглянулся на Дробова. Молодец, аккуратно придушил водителя, куртка-«пилот» в целости. Водитель еще хрипит, но против Сереги ни одна шея не устоит, усмехнулся Роман.
Однако Кордин, извиваясь на переднем сиденье, как-то изловчился, вывернулся, и придушить его до смерти у Дробова все не выходило.
— Помогите, мать вашу... — хрипло выдавил он. —• Ишь, изгинается, сука...
В салоне было тесно, и додушить Кордина им так и не удалось.
Однако втроем затянули его руки назад, заломили, связали удавкой.
— Так-то он никуда не денется. А и «папа-мама» после удавки твоей не скажет, — хохотнул Веня. — Пусть сидит. Давай его на заднее сиденье, тащи.
Недодушенного водителя бросили кулем на заднее сиденье, обыскали карманы.
— Денег — кот наплакал... Разве это деньги? — разочарованно заскулил Веня.
— Тут поважнее денег кое-что есть, — радостно прервал его Роман. Он выбрал из пачки документов одно удостоверение, высоко поднял его над головой. — Да за эту ксиву сколько ни дай, все мало...
Веня и Дробов подошли ближе, рассматривая в руках старшего Ахтаева удостоверение на право хранения и ношения охотничьего ружья.
— Помогите, помогите, — раздалось с переднего сиденья машины.
Банда резко обернулась, синхронно, не сговариваясь, переглянулась.
— Это что за голос из помойки? — куражась спросил Веня.
— Это второй, кент водителя, ожил, — мрачно резюмировал Дробов.
Лебедев, получивший несколько серьезных проникающих ранений, действительно, как ни странно, ожил на переднем сиденье машины, застонал.
Роман сунул удостоверение во внутренний карман куртки, дал команду, махнув рукой, вытаскивать раненого Лебедева из машины.
Веня и Дробов вытащили как мертвяка еще живого Лебедева, вытянули за руки, бросили на обледеневшую, жесткую землю.
Роман подошел, глянул сверху, равнодушно, без злобы еще пока, ударил с размаху ногой в пах, потом той же ногой, посильней размахнувшись, как бьют пенальти, — в лицо, с разворотом...
Лебедев затих.
Роман сам, словно не пахан, а рядовой член банды, подошел к багажнику, пошарил, нашел то, что искал — канистру с бензином.
— А он мне и говорит, — обернувшись к подельникам, словно продолжая давно начатый рассказ, повторил свою излюбленную фразу из заветов опытного рецидивиста: — Главное, говорит, пацан, это когда убиваешь и никого рядом из свидетелей нет, это чтоб мертвяк был натуральный.
— Это как? — не понял Веня.
— Учись, пока я жив, — весело захохотал Роман и стал аккуратно поливать бензином лежавшее недвижимо на мерзлой земле тело Лебедева. Похлопал рукой по карманам:
— А спички где?
— В поезде, — в рифму ответил Веня.
— Пошути у меня. Сколько раз говорил тебе, берешь чужое — возвращай. В следующий раз возьмешь прикурить и не отдашь, руки оборву...
Злобно матерясь, Роман направился к брату и Дробову, которые, после того как Роман взял из багажника канистру, решили повнимательнее обыскать его и сейчас копошились в нем, рассматривая в полутьме найденные вещи.
— Гляди, гляди, — завопил Веня, — братан, ты глянь только, твой «факел» ноги делает. Никак домой намылился?
Веня протянул спички брату.
— Держи. Догоняй, а то не поспеешь за ним, ишь как бежит резво, — загоготал довольный шуткой Веня.
Роман выхватил спички, бросился вдогонку. Он, во- первых, любил доводить дело до конца, во-вторых же, как уже отмечалось, приучал себя и банду не оставлять живых свидетелей.
Дробов, оставив и багажник, и гогочущего Вето, и истекающего кровью Кордина, бросился вдогонку за паханом.
Да накладка вышла.
То ли Лебедев в состоянии аффекта рванул слишком быстро, умело использовав несколько секунд форы, предоставленной коротким замешательством среди бандитов, то ли, напротив, истекая кровью, упал где-то среди кустов густого подлеска и стал в темноте ночи совсем невидимым, а только не нашли они его. Да и ориентацию потеряли — в какую сторону бежал-то? Вроде все кусты и перелески ощупали — нет мужика.
Понуро вернулись к машине...
— А говорил, живых не оставлять? — начал было подначивать старшего брата Веня. Да осекся, встретив волчий взгляд Романа.
— А кто виноват, сучок драный? Кто слабо его ударил в висок? У другого давно бы коньки откинул. А кто его ножом пырял, так, что он, вишь, бегает как олень? Кто? Бей в следующий раз точнее, сопляк. — Роман несильно, но хлестко ударил брата по губам. У того слезы навернулись на глаза, он обиженно фыркнул, хотел было что-то возразить, но удержался. Знал — с Романом в такие минуты лучше не спорить.
