.Виконтесса снова посмотрела на сына. Ее лицо выражало твердую решимость.
— Ты меня слышишь? Корсеты остаются. Вот так!
Саймон выбросил руки вверх, подтверждая свою капитуляцию, как в прямом, так и переносном смысле.
— Ну хорошо, хорошо. Делай как знаешь, мама. Я только попрошу Робертса повсюду следовать за тобой с креслом, чтобы ты могла упасть в него, когда почувствуешь, что близка к обмороку. Прекрасная будет картина для первого бала Калли.
— Он снова называет вас по имени, — заметила виконтесса, улыбаясь девушке, когда Саймон, громко топая, вышел из комнаты, несомненно, глубоко возмущенный. И обрадованный, что избавился от пустой трескотни, недобро подумала Калли. Она слышала, как он заговорил со своими друзьями, видимо, собираясь отправиться куда-нибудь играть до рассвета. Во всяком случае, так ей раньше говорил Робертс. — По-моему, мы кое-чего добились, Калли. Еще несколько таких обмороков — и он у нас в руках, вы не думаете?
— Боюсь, что вы заблуждаетесь, — сказала Калли, обойдя диван и садясь рядом с пожилой леди. — Прошу вас, Имоджин, если вы хоть сколько-нибудь любите меня, оставьте эти нелепые разговоры насчет нас с Саймоном, потому что из этого просто ничего не получится. Иногда я не уверена даже, нравится ли мне ваш сын.
— Мисс Джонстон! — властно сказал Саймон, появляясь в дверях одновременно с взволнованной Кэтлин, прибежавшей помочь своей хозяйке. — Прежде чем отбыть до конца вечера, я вернулся и заверяю вас, что моя мать в надежных руках. Теперь, когда она, кажется, полностью пришла в себя, предлагаю вам продолжить собственное обучение перед предстоящим дебютом. Ибо в том, что касается правил хорошего тона, среди прочих ваших недостатков я усматриваю один существенный пробел. Когда вы что-то говорите, нужно иметь в виду присутствие некоторого числа зрителей. Учтите это на будущее.
После такого назидания, сделанного с чувством собственного превосходства, Саймон Роксбери, довольный собой, повернулся и снова покинул комнату.
— Имоджин, я беру свои слова обратно, — сказала Калли, в бессилии откидываясь на подушки. — Я четко знаю, что мне не нравится ваш сын. Ни капельки!
Глава 12
Так случаем любовь дарится нам;
Не лук Амура ранит, а обман!
Уильям Шекспир[20]
Когда с Имоджин случился обморок, они с Калли наговорили друг другу резкостей и весь следующий день провели врозь. Саймон надеялся, что за это время ее обиды поутихли и он может предложить ей провести второй урок танцев. Ведь для того, чтобы выйти в свет и начать соблазнять Ноэля Кинси, она должна научиться танцевать.
В конце концов, она не знала, что план уничтожения Филтона был приведен в действие в тот же самый вечер, когда в доме произошли бурные события. Не знала она и того, что в результате вчерашней игры в «Уайтсе» граф уже ощутил значительную убыль в кармане и что Саймон дал своему противнику сутки на передышку, в расчете, что за двадцать четыре часа он возжаждет вернуть проигрыш и, закусив удила, помчится отыгрываться.
Таким образом, этот вечер виконту предстояло провести дома. Это был хороший план. Безопасный и реалистичный.
Калли, до боли очаровательная в платье цвета мяты, появилась за час до обеда. Весь этот час, а также во время самой трапезы она непринужденно болтала с друзьями Саймона, но не с ним. Выясняла мнение каждого, исключая его самого. Улыбалась всем, кроме него.
Ничего страшного, говорил он себе. Он вполне мог простить эти дамские штучки. В конце концов, джентльмен должен быть великодушен. Но как хотелось вскочить и, осторожно прошагав по столу, чтобы не наступить на огромную серебряную солонку и не зацепить головой за канделябр, придушить эту дерзкую девчонку!
После обеда Имоджин отправилась наверх, где они с Кэтлин надежно забаррикадировались в спальне и занялись горшочками с краской. Бартоломью в музыкальной гостиной по слуху подбирал мелодии. Арман взял на себя роль Одо Пинэйбла и с изяществом исполнил для Калли несколько па из кадрили. Затем показал ей несколько контрдансов, которых она не знала, и приступил к разучиванию вальса.
Саймон, не надеясь на себя — чего доброго, еще не удержится и встряхнет ее или поцелует, — старался не подходить к ней ближе чем на десять шагов. Он стоял в стороне, пытаясь казаться равнодушным. Арман взял Калли за руку, слегка касаясь правой ладонью ее хрупкого запястья, и посмотрел на нее оценивающим взглядом. Саймон ощутил некоторое беспокойство. Наблюдать, как она приноравливается к шагам Армана, определенно стоило нервов.
Калли приподняла подбородок, так как во время разговора ей нужно было смотреть партнеру в лицо. Когда они выполняли поворот, Саймону показалось, что вместо оценивающего выражения взгляд Армана приобрел непривычный юношеский блеск. На его красивом лице играла широкая улыбка.
Заинтригованный Саймон покинул свое место и сделал несколько шагов вперед, стараясь не мешать танцорам, но желая слышать, о чем они говорят. Он считал свой интерес вполне оправданным. В конце концов, перед Калли была поставлена задача освоить правила хорошего тона, а не только танцы. Поэтому нужно проверить, выучилась ли она чему-нибудь, может ли вести безобидный вежливый разговор, который не раздражал бы собеседника.
— Мистер Готье, вам приходилось когда-нибудь заставлять человека сходить за борт по доске?[21]
Услышав вопрос Калли, Саймон невольно улыбнулся и прикрыл рот рукой. Совершенно очевидно, что в искусстве ведения учтивой беседы она не упражнялась. Она практиковалась во флирте. И, судя по выражению лица Армана, получила высшую оценку за усердный труд.
Проказница. Ребенок. Неисправимый, сумасбродный ребенок, способный вывести из себя кого угодно.
— Приходилось, — с притворной серьезностью ответил Арман, аккуратно исполняя очередной поворот. — Только по вторникам. Но я терпеть не могу вспоминать об этом в ясные солнечные дни.
— Разумеется, — логично согласилась Калли. Несмотря на мрачный взгляд Саймона, с запозданием попытавшегося изобразить из себя стража приличий и выразившего ей предупреждение, она все-таки не пропустила па. — Но погода рано или поздно портится. Вот и сейчас уже становится пасмурно, не так ли? Поэтому расскажите мне подробнее о грабежах, если вы не возражаете.
Во время третьего тура Арман уже называл ее Калли. Когда Саймон услышал, что она тоже обратилась к нему по имени, он больше не сомневался, что между ними завязались теплые дружеские отношения.
Неожиданно для себя он вдруг осознал, что без вопросов отдаст Арману половину своего состояния, если тот его попросит. Но черта с два он подпустит его к Калли еще раз, даже на миг! А то его друг, пожалуй, и впрямь решит, что вправе на нее посягать. «Ничего себе!» — подумал Саймон, изрядно потрясенный своим заключением.
