возможно было создание эволюционной шкалы: диапазона вибрационных полей и соответствующие им материальные проявления информационного поля от самых низких вибраций неживой материи до самых высоких, которые Отец Окимий назвал героическими, и которые регистрировались как мгновенные всплески энерго-вибрации у людей, воодушевлённых молитвой, творческим порывом или самоотречением.
Что там, у минимальной отметки диапазона эволюционной шкалы нашего локального информационного поля мы ещё могли понять. Не так уж и далеко человек отошёл от нуль-координаты. А вот что лежит в области её высоких вибраций, даже вообразить сложно, ибо мысль человеческая не может сгенерировать тот образ, ту вибрацию, которая не соответствует диапазону его полевого существования. Мы только можем постараться как можно ближе подойти к своей верхней планке.
Но самое удивительное открытие, которое сделано нами при составлении эволюционной шкалы в том, что вибрации отдельных материальных объектов, организмов могли взаимодействовать и влиять на полевые характеристики друг друга. Так, два объекта с разным тоном вибрации могут не только энергетически соприкасаться, но взаимно проникать, усредняя вибрации своих полей. Конечно, полностью вибрационные поля никогда не станут идентичными, так как каждое несёт свою индивидуальную информацию, но будет скорректирована.
При этом в поля информационов заложена центростремительная сила. "Распавшийся" Бог должен был "воскреснуть", но воскреснуть более могущественным, познавав опыт проявленных возможностей. Информационы стремились объединиться, гася разность колебаний при незначительных отклонениях и усиливая колебания того уровня вибрации, который в них преобладал. Более сильное поле «принудительно» притягивало к себе, заставляя звучать в унисон, слабое. Так энергия группы людей, усиливающаяся близкими по амплитуде вибрациями, росла, объединяя энергетические поля каждого человека. Люди с более высоким/низким уровнем вибрации, попадая под воздействие поля группы, подчинялись его силе и усиливая его, «сглаживая» свою вибрационную индивидуальность. Не в этом ли, например, суть известного издревле, феномена безумства толпы?
Мы только начали исследования, которые подтвердили бы то, что наша человеческая эволюция – это поступающее развитие энергетической вибрационной системы – единого объединённого поля информационнов, каждый из которых включает в себя информацию обо всей Вселенной. Я – Вселенная! Вселенная, которая имеет строгую закономерность проявления и осознания: постепенное повышение частоты вибраций индивидуального поля от близкого к нулю к бесконечности.
Мы подошли к осознанию закона, по которому можно просчитать эволюционные этапы развития человечества, но уже сейчас было очевидным, что эволюционное плато перед новым скачком разительным образом сокращается. Если в начале эволюции жизни на Земле для эволюционного скачка – перехода материи на более высокий энергетически – вибрационный уровень – требовались миллионы лет, то затем их сменили тысячелетия, а в последние столетия это время сжалось до 300-400 лет.
Мы обнаружили, что когда человечество не могло выйти за верхние пределы диапазона сегмента своего развития за время, отпущенное ей информационным полем, то его энергия начинала приобретать вид воронки, которая кружила на одном месте. Постепенно не высвобожденная энергия информационов, стремящаяся к высшим частотам, под действием преобладающего поля низкой вибрации своих собратьев сглаживалась и начинала вибрировать в унисон с ними. Снижение частоты вибрации приводило к изменению её амплитуды и ускорению, которые неуклонно возрастали. Глобальной информационной программой Вселенной, видимо, заложен временной путь, когда энергетическая вибрация, достигшая пиковой частоты для диапазона данного сегмента развития жизни, должна трансформироваться в поле более высокой вибрации, которое неизбежно должно привести к новому эволюционному преобразованию материи. И если этого не происходило, то накопленная энергия локального поля, не способная преобразоваться в новую форму, концентрирует низкую вибрационную мощь такой силы, которая кипит, как вода в котле. Эта энергия будет накапливаться до тех пор, пока не притянет неуправляемые мощные стихийные природные явления, которые и поглотят поле цивилизации, как неизмеримо малое перед ними. Цивилизация при этом будет уничтожена: рассеяна и поглощена низкой вибрацией материи Земли – отброшена в нуль – координату, с которой и начнёт заново круг своего эволюционного развития. Сколько было уже таких погибших цивилизаций на нашей Земле? Вот и сейчас. Не стоим ли мы на пороге подобной катастрофы?
И что теперь? Мне надо уехать? Бросить эту работу? Что ждёт меня дома? Сможет ли отец Окимий дать мне разрешение на продолжение нашей работы вне его обсерватории? Ведь это и его работа! Да смогу ли я сам продолжить исследования? Дадут ли мне под неё лабораторию? А если нет? Однажды уже отказали в финансировании. Где гарантия, что это не повториться? И потом, где я буду жить? Дома? Фёка говорила, что она прогнала Клео, а если нет? И смогу ли я опять жить с женой как ни в чем не бывало? Я, конечно, беспокоюсь о её судьбе и желаю ей всего хорошего, но продолжать брачные отношения.... Я прислушался к себе: «Простил»? И понял, что нет, что всегда не рождённый наш ребёнок будет непреодолимой преградой.
Всю первую неделю июля лил дождь. Небо рыдало навзрыд, потеряв где-то в тучах свою подругу – солнце. Я любил дождь. Мне казалось, что дождь объединял всё, и я в этот миг остро чувствовал свою сопричастность со всем, и не просто сопричастность, а единение с природой. Недаром на вопрос: какая у вас погода? Отвечают: у нас тут дождь идёт. И никому в голову не придёт сказать: а у меня дождь.
Браслет звякнул, и на экране появилось серьёзное лицо Люсеньки:
– Здравствуйте, Олег, вас хочет видеть отец Окимий. Не могли бы вы сейчас прийти к нему?
– Добрый день, Люсенька! Конечно! Иду! – ответил я и бросился к лифту.
Я тихо открыл дверь и вошёл. Отец Окимий полулежал, откинувшись на подушки, до пояса накрытый серым одеялом. Я удивился, что он был, как обычно, в своей рабочей рясе, словно только сейчас пришёл из обсерватории и прилёг отдохнуть на минуту, чтобы потом снова идти работать. Но нет, что-то было не так. Что-то изменилось в его облике с тех пор, как мы виделись в последний раз. Бессильно лежащие поверх одеяла почти прозрачные худые руки, впавшие в провалы глазниц, черноту которых резко подчёркивала мертвенная белизна лица, глаза… Глаза! Я только однажды видел отца Окимия с закрытыми глазами – в тот день, когда нашёл его в тайной комнате. Тогда поглощённый единственным желанием – спасти его, я не обратил внимания. Но теперь ясно понял, что для меня было главным в отце Окимии. Это его взгляд. Взгляд проницательный, умный, насмешливый, всё понимающий. За силой взгляда его прищуренных словно смеющихся глаз совершенно терялся облик пожилого человека. Сейчас глаза были закрыты, и душа отца Окимия не смотрела на меня, словно закрылась, как будто её уже не было здесь с нами.
