Ибелине. Свежеиспеченный муж едва успел отправить женщин в Иерусалим с небольшой охраной, которой командовал Эрнуль де Жибле, служивший ему и щитоносцем, и секретарем. Это был очень умный и очень наблюдательный юноша, хорошо разбиравшийся в людях и событиях; он прошел школу Гийома Тирского и мечтал когда-нибудь стать его преемником в великом труде летописца, некогда начатом при короле Амальрике. Небольшой отряд добрался до города за несколько минут до того, как все семь городских ворот наглухо закрылись в ожидании штурма.
Как и у многих знатных семей, у Ибелинов в столице был собственный дом. Это было крепкое строение, у которого на улицу выходили всего лишь несколько квадратных зарешеченных окон, а окованная железом дверь под стрельчатым сводом вела в сад, где вились кирказоны и ломоносы. Оттуда было рукой подать до главного дома Ордена госпитальеров на углу улицы Патриарха. Посоветовавшись с Эрнулем, молодая госпожа д'Ибелин решила остаться там, несмотря на то, что все прочие обитатели дома устремились к цитадели. Для бывшей королевы цитадель была настолько же недоступна, как если бы находилась на расстоянии в несколько сотен лье, и при этом опаснее гнезда скорпионов, поскольку там царствовала Аньес, ее заклятый враг.
— Если султан захватит город, — философски заметила она, — нас убьют чуть раньше, только и всего, потому что от него нечего ждать ни жалости, ни пощады.
— Вам не смерти следует опасаться, госпожа, — заметил Эрнуль, занятый в эту минуту проверкой надежности внешних решеток, — вам надо опасаться, как бы вас не угнали в рабство. Вы высокородная дама и при этом очень красивы, как, впрочем, и наша принцесса, и ее камеристка. Мусульманские правители не убивают прекрасных дам: они приводят их в свои дворцы, чтобы те их ублажали, или отдают своим самым доблестным воинам.— В таком случае, мессир Эрнуль, вам придется нас убить — смерть куда лучше такой позорной участи! Как после этого смотреть в глаза мужу, если, конечно, нам суждено будет встретиться?
— Так я и сделаю, госпожа, но только в случае крайней необходимости и поневоле...
Ариана, как и Изабелла, не могла всерьез думать о том, что вернулась в Иерусалим для того, чтобы умереть. Обе они так жаждали этого возвращения, что и представить себе такое было невозможно, мысль о кончине кажется странной и чуждой, когда сердце переполнено любовью. Укрыться за стенами Святого города было все равно, что укрыться в объятиях своего короля, и только о нем сейчас думала молодая армянка, только за него молилась, просила, чтобы ей дано было снова увидеть его живым. Эта упорная надежда еще больше сближала ее с Изабеллой, поскольку принцессе, несмотря на ее молодость, стойкость духа и любовь тоже не позволяли смириться с тем, что мечты ее рассеются без следа. И потому она два раза в день вместе с Арианой и матерью проделывала недолгий путь до Гроба Господня, чтобы там, вместе с другими женщинами преклонив колени на каменной паперти, молить Бога защитить ее брата и того человека, который неусыпно охранял его день и ночь: светлоглазого юношу по имени Тибо!
В один из таких часов тревожного ожидания, когда противоречивые известия сквозняками проносились по городу, Ариана нашла свою старую Теклу. Однажды утром, у храма Гроба Господня, когда патриарх вынес монстранц[50] для поклонения небольшой толпе, собравшейся на площади, она внезапно ее узнала, хотя и не сразу поверила своим глазам: эта истощенная старуха в убогом платье, закутанная в дырявый кусок серого полотна, плохо защищавший от утреннего холода, — ведь приближалась зима, а в Иудейских горах нередко выпадает снег, — не могла быть ею! И все же это была Текла! Впалые щеки, серая кожа, покрасневшие от слез глаза... Ариана опустилась рядом с ней на колени.
— Что с тобой случилось, Текла, как ты дошла до такого состояния? — прошептала она, поглаживая руки старухи, которые та сцепила перед лицом. — Мой отец...
Измученное лицо старухи просияло:
— О, Господи! Маленькая моя! Где ты пропадала все это время?
— Сначала я была во дворце, потом в Наблусе у вдовствующей королевы. Теперь я в ее свите... вернее, в свите принцессы Изабеллы...
— Да как же так? Ведь тебя забрала эта... ну, то есть «королева-мать»? Они же друг дружку ненавидят!
— Я тебе потом все объясню, сначала ты мне ответь: что случилось с моим отцом, почему ты оказалась здесь, одетая как нищенка?
— О, с твоим отцом ничего не случилось, разве что завел себе совсем молоденькую женушку, и она явилась к нам со своей родственницей, которая состоит при ней с детства. Жена у него — дурочка, радуется, что обзавелась богатым мужем, который дарит ей платья и драгоценности, а вот кузина-то знает, чего хочет. А хочет она прибрать к рукам богатство твоего отца. Я ей мешала, вот они и подстроила все так, чтобы обвинить меня в краже, и... и твой отец выгнал меня из дома, — добавила она, не удержавшись от слез. — С тех пор я побираюсь около монастырей и сплю, где придется. В мои годы это нелегко...
— Но, в конце концов, тебя же все знают в армянском квартале! И никто тебе не помог?
— Нет. Люди обычно охотно верят плохим слухам. Когда меня выгнали из дома, — а это было среди бела дня, — все очень громко кричали, обвиняя меня в воровстве... и это еще не самое худшее! Поскольку в ту памятную ночь никто не видел, как ты ушла, эта женщина наплела, будто я отвела тебя во дворец и продала Его Величеству, чтобы он тобой потешился. Так что, когда я покинула дом твоего отца, в меня кидали камнями, а потом я укрывалась где придется. Не думай, будто я тебя не искала, — искала, но никто не мог мне сказать, где ты и что с тобой стало.
— Как видишь, у меня все хорошо! А насчет того, что я была продана, это правда, только продавцом был мой отец. Госпожа Аньес не стала от меня скрывать, на каких условиях меня с ней отпустили, — презрительно добавила девушка. — Но сейчас ты пойдешь со мной. Королева Мария — само великодушие, а наша маленькая принцесса — настоящий ангел. Мы больше не расстанемся.
И Ариана увела плачущую от счастья Теклу в дом Ибелина, где той и впрямь без труда нашлось место среди многочисленной челяди — с благословения толстухи Евфимии, которая полюбила
