случаях. Первый: для повышения защиты. Например, ты вышла в лес в легком платье, а на тебя набросился дикий зверь – в этом случае, ты очень легкая мишень для его когтей и зубов. Тогда ты создаешь щит и сквозь него бьешь по зверю магией. Второй случай: ты видишь, что на тебя направляют очень мощное заклинание, которое ты можешь не пережить. Тогда разумно создать барьер, который примет на себя весь удар».
Джеральд, сменив роль наблюдателя на роль наставника, вызвался помогать Кэйле в освоении пятой, достаточно сложной ступени стихийной магии. Какой же она была наивной, когда охотно соглашалась на его помощь!
Паладин оказался строгим, даже безжалостным учителем. Пока Кэйла неуклюже пыталась сотворить воздушный барьер, Джеральд одну за другой посылал в ее направлении водные струи – некий слабый прототип разрушительных чар, которые мог направить на нее недружественный стихийник.
Мокрая, как кошка, и злая, как черт, Кэйла пыталась подчинить себе стихию, которая прежде казалась такой податливой. Не тут-то было! Она никак не могла сосредоточиться – мешали струи воды, бьющие в лицо и тело. Джеральд откровенно посмеивался над ней, делая струи раз от раза все холоднее и противнее.
– Прекрати! – не выдержав, взмолилась Кэйла.
– Это же ты скажешь своему врагу, когда он призовет на помощь стихию? – спокойно осведомился паладин.
Она вздохнула, признавая его правоту.
– Ладно, дай мне несколько минут.
Кэйла призвала огонь на ладонь, и, держа его в непосредственной близости, высушила волосы и одежду. Противные мурашки, вызванные водной атакой, исчезли. Согревшись, она чуть воспрянула духом.
– Давай снача… Джеральд! – Она захлебнулась в мощном потоке воды, окатившем ее с головы до ног.
– Несколько минут истекли, – ехидно улыбаясь во весь рот, отозвался он.
Возмущение, злость и негодование сплелись воедино, придавая ей сил для борьбы. Пробурчав под нос: «Зараза такая!», Кэйла с утроенной силой взялась за создание воздушного барьера. Окружающий ее воздух она представила в виде прозрачных шелковых лент. Взялась за края, притянула воздушные потоки, переплела и накинула на себя, утопая в шелковом покрывале, существовавшем лишь в ее воображении.
Кэйла представляла себе стихийный барьер несколько иначе – видимым, плотным. Однако созданный ею щит был едва осязаем – пространство за ним чуть подернулось рябью, размылось. Так обычно бывает, когда смотришь на воздух поверх пламени костра. Похоже, и сам Джеральд не догадывался о созданном Кэйлой барьере… пока тот не отзеркалил мощную струю воды, направленную на нее.
Она радостно расхохоталась, глядя на мокрого паладина. Вода пригладила непослушные светлые волосы, непривычно изменив его облик. Стряхивая капли воды, Джеральд улыбнулся.
– Ты не верил, что я сумею создать барьер? Поэтому не создал свой собственный?
– Ну отчего же. Просто я хотел, чтобы игра была честной, – все еще улыбаясь, отозвался он.
Самым сложным оказалось призвать даже не огненный, а земляной барьер. Песчинки, поднятые вверх силой Кэйлы, никак не желали соединяться, сплачиваться.
– Ты устала – слишком много растратила колдовских сил, – заботливо сказал Джеральд. – Давай продолжим завтра.
Она мотнула головой. Завтра – это значит после долгого дня, проведенного в лишенной магии реальности. Нет, это слишком долго.
Представление. Визуализация. Одного желания сотворить земляной щит недостаточно – важно представить в малейших деталях сам процесс созидания. Кэйла вновь подняла в воздух песчинки, мысленно напитала их силой сродни магнетической, заставляя притянуться друг к другу. Представляла, как они кружатся вокруг нее в неудержимом вихре, сплетаясь в тесном объятии – одна к другой, одна к другой. Помогла увиденная когда-то в той, другой реальности, сцена из фильма про земляного человека. После того, как его убили, песчинки – осколки его разрушенного тела, соединились вновь, возвращая ему некое подобие жизни.
И когда земляной щит окружил ее плотным коконом, отбивая атаку паладина, Кэйла не удержалась – разрушила с таким трудом созданный стихийный щит одним усилием мысли, чтобы в неудержимом восторге броситься на шею Джеральда. И замерла в его объятьях, испуганная своим порывом, взволнованная ощущением, которое рождало прикосновение его ладони к ее спине. А после – приходя в чувство от странного выражения, промелькнувшего в глазах Джеральда. От его руки, что повисла вдоль тела и этим нехитрым жестом расплела тесные объятия.
Он отступил на шаг, словно отгораживаясь невидимым барьером – прозрачной воздушной стеной. Без него сразу стало холодно, неуютно. Закусив губу, Кэйла смотрела на профиль Джеральда – смущенная и сбитая с толку.
– Извини, – сказал он, отводя взгляд.
«Извини?!»
За что? За то, что ответил на ее порыв… или за то, что отступил от нее как от прокаженной?
Подойдя к мирно жующим траву лошадям, Кэйла сухо бросила паладину:
– Поехали. Нам пора возвращаться домой.
Глава двадцать пятая. Одержимость
– Если дождь над Стоунвердом прекратился, это значит, что Ильза…
Люси не договорила, глядя на Кэйлу почти с надеждой – что она опровергнет ее опасения, развеет ее страх. Однако Кэйла дала себе слово, что будет рассказывать истории из жизни колдуньи Денизе без прикрас и обмана.
– Да… Однажды Ильза уйдет, – тихо сказала она.
– Умрет, – искаженным эхом отозвалась Люси.
Она так крепко сжимала в руках альбом для рисования, что побелели костяшки пальцев.
– Но ее поступок спас жизни тысяч людей, – неодобрительно взглянув на нее, возразил Алек.
Остальные дети притихли, все еще пребывая во власти сказки с запахом дождя и привкусом горечи. Кэйла кивнула Алеку. Именно этого она и хотела – чтобы дети смогли понять, что каждое решение понемногу изменяет мир, влияет на людей, которые их окружают.
Кэйла подошла к Люси, присела рядом. Спросила, улыбнувшись:
– Что нарисовала?
Чуть помедлив, словно решаясь, Люси показала ей альбом. Красивая девушка с тонкой, изгибистой фигурой стояла на залитой солнцем поляне. Кэйла сразу поняла, кто изображен на рисунке, и вновь улыбнулась. Знала бы Ильза, что в другой реальности – или же в далеком будущем ее собственного мира – о ней будут помнить. Ею будут восхищаться.
– Потрясающий рисунок, – шепнула она Люси.
Та зарделась, кажется, не привыкшая к похвале.
Дети понемногу расходились, оживленно обсуждая услышанное и даже не догадываясь, что все это – Стоунверд, дожди, восхитительная иллюзия с украденным у жителей города солнцем – произошло на самом деле, с их рассказчицей.
