Прошло довольно много времени, прежде чем тайна была раскрыта. Пола знала, что в Москве в государственных учреждениях все делается страшно медленно, и ждала вестей по поводу Вани примерно через месяц, к Рождеству. Она и представить себе не могла, что в России под Новый год и Рождество наступает своего рода “мертвый сезон”. При коммунистах Рождество в России не отмечали, праздновали лишь светский Новый год. Но теперь зимние каникулы растянулись почти на две недели. В конце декабря официальная жизнь замирала, и все начинали судорожно готовиться к встрече Нового года. В центре Москвы на каждом шагу стояли елки, увешанные рекламными шоколадками в ярких обертках или другими украшениями, в соответствии с пожеланиями спонсора. Рождество по православному календарю отмечали седьмого января. Но веселье на этом не заканчивалось. Тринадцатого января праздновали старый Новый год — начало года по юлианскому календарю, упраздненному коммунистами. Старого календаря не существовало уже почти целый век, а старый Новый год все еще оставался любимым народным праздником. В результате минуло почти три месяца, прежде чем возобновились поиски Вани — три долгих месяца, которые Пола провела как в аду.
Сэра у себя в Иерусалиме до самого февраля оставалась в полнейшем неведении относительно нового поворота в Ваниной судьбе. Просветила ее Рейчел. То, что она сообщала по электронной почте, звучало так неожиданно, что Сэре пришлось раз десять прочитать текст письма, прежде чем до нее дошел его смысл.
С обычной для юристов осторожностью Рейчел упоминала, что у нее “есть, возможно, хорошие новости”, которые наверняка заинтересуют Сэру. Действительно, поняв, в чем дело, Сэра не удержалась от радостного возгласа. Похоже, нашлась американка, желающая усыновить Ваню. Кажется, она видела его в доме ребенка № 10.
Но тут же в душу Сэры закралось недоверие. Как американке удалось обвести вокруг пальца Адель? Ведь главврач и на пушечный выстрел не подпускала к себе иностранцев. Хотя, вспомнила Сэра, одно время американки вели в доме ребенка музыкальные занятия. Но Ваня тогда был в психушке. Когда он вернулся, музыкальную терапию уже отменили.
Чем дольше Сэра размышляла, тем сильнее ее одолевала тревога. Еще одного, после Линды, разочарования Ване не вынести. “Я думала об американках в кашемире, с которыми пересекалась в Москве. Женщины с идеальными зубами в поисках идеальных детей. Ваня плохо вписывался в эту схему. И вообще, зачем ему ехать в Америку? Жить в семье, не говорящей по-русски, следовательно, не способной оценить его потенциал. Они наверняка дадут ему новое имя. Что-нибудь вроде Дуэйна или Брэдли. Мысли сами переключились на Марию: в департаменте ее заставили дать обещание, что она не будет участвовать в международных усыновлениях. Последние события могли поставить под угрозу дальнейшее развитие ее проекта. В любом случае имя Вани из базы данных на усыновление было удалено. Что же будет? “Возможно, хорошие новости” Рейчел казались мне катастрофой”.
Следующее послание Рейчел напустило еще больше тумана. Женщина, пожелавшая усыновить Ваню, была, как ей удалось выяснить, православной монахиней русского происхождения. Только этого не хватало! Это довольно обеспеченная женщина, живет она не в монастыре, а в собственном доме, в довольно престижном районе. Да уж, поистине, Америка — страна чудес. Чего там только нет — даже монахини-миллионерши!
Все встало на свои места, когда Марии позвонил представитель церкви, сообщивший: некая американка хочет усыновить Ваню, поэтому он посетил больницу № 58 и снял ребенка на видео. Мария терялась в догадках. Как ему удалось проникнуть в больницу, да еще с камерой? Что он сказал Ване? Кто позволил ему тревожить мальчика, который только-только входит в новую жизнь? И что будет с Леной? Кстати, поставили ее в известность о том, что затевается, или не сочли нужным?
Когда Сэра, наконец, просмотрела видеозапись, она пришла в ужас. Это была неприкрытая реклама, в которой Ваня играл роль товара. Милая молодая докторша, представленная как его персональный врач, ужасно нервничала, но мало что говорила по существу. Ваня, вцепившись в ходунки, шел по коридору в направлении камеры. Прирожденный актер, он счастливо смеялся. Затем оператор усадил Ваяю и его лучшего друга играть в шашки. Внимательный взгляд мог заметить, что оба играют белыми.
Потом в кадре возникло лицо главного врача. Тот принялся на все лады расхваливать Ваню: “Его интеллект не затронут. Он очень общительный мальчик”. И уточнил: он надеется, что Ваня найдет хорошую семью и будет ходить в школу. Но тут Ваня, до этого исполнявший роль без слов, испортил всю игру.
— У меня уже есть семья, — ясно и звонко проговорил он. — У меня есть сестра, и она ходит в школу.
Камера переместилась на Ваню. Он широко улыбался. Словно почуяв, что снимавшему хочется услышать что-то еще, он произнес по-английски: “Thank you”. Чуть помолчал и добавил: “Good bye”.
Мария была в ярости. Ее возмущало, что представитель церкви, никого не предупредив, проник в больницу и в присутствии Вани говорил об усыновлении, не дав себе труда навести справки о том, где и с кем сейчас живет ребенок. Но, как ни странно, она испытала и облегчение. Неужели Бог услышал ее молитвы? И в далекой Америке нашелся человек, твердо намеренный подарить мальчику будущее? Теперь надо было сообщить новости Лене, пока та не узнала их от кого-то другого. Мария постоянно напоминала Лене, что Ваня живет у нее временно, но она имела все основания опасаться, что оборот, который приняли события, той категорически не понравится.
23
Март 1999 года
Билет в Санта-Барбару
Ваня не понимал, что так разозлило Лену. Все началось с того, что в коридоре зазвонил телефон. Лена взяла трубку, и Ваня сразу догадался, что она говорит с Марией.
•—Когда? — вдруг спросила Лена. Наступило молчание. — Но вы же сами выбрали меня! С какой стати я должна отдавать ребенка какой-то американке?
Новое молчание. Когда Лена заговорила снова, голос у нее был сердитый. Так не поступают. Нельзя перебрасывать ребенка туда-сюда. Ванька привык к нам, и мы его любим.
Мария на другом конце провода стояла на своем. Повторяла, что в России Ваня лишен возможности ходить в школу. С его проблемами на это нечего и надеяться. В отличие от Америки, где практически все школы оснащены дополнительным оборудованием для колясочников.
— Никаким колясочником он у меня не будет? — не сдавалась Лена. — Мы не пользуемся коляской. Он у меня сам по стеночке ходит.
— А как насчет диагноза? — мягко, но настойчиво продолжала Мария. — В Америке олигофрения — не ярлык, как у нас. Там обучают всех детей.
— Я уже добилась, чтобы диагноз ему изменили! А перед школой сниму с него олигофрению окончательно!
Как ни горячилась Лена, но не сумела переубедить Марию. Та была абсолютно уверена, что Ваня получает уникальную возможность начать в Америке новую жизнь. В любом случае, сказала она, процесс усыновления уже начался и вопрос о переезде Вани в Америку будет решать не она, а департамент и суд.
Лена швырнула трубку и, что-то сердито бурча себе под нос, отправилась на кухню. Ваня сидел в кресле, вслушиваясь в ее бормотание. Жалко, бабуля ушла в магазин. Дверь на кухню осталась открытой, и до Вани донесся резкий звук: это Лена выдвинула ящик, в котором держала сигареты, а потом с силой задвинула его обратно. С шумом полилась в чайник вода, потом раздался грохот — Лена поставила чайник на плиту.
Ване казалось, что время остановилось. Прошла целая вечность, но вот, наконец, заворочался ключ в замке. Не успела бабуля поставить сумки, как из кухни на нее выскочила Лена:
— Ты даже не представляешь, что они натворили! И все за моей спиной! Связались с американцами и нашли ему другую маму! А я, значит, уже не нужна? Я что, плохо за ним ухаживала? Да мы его как родного примяли!
Со своего кресла Ваня уловил главное. Первое — американцы. А Санта-Барбара разве не в Америке? Перед глазами встала картина: яркое солнце, глубокое синее море и огромные автомобили. Второе поразившее его слово было “мама". У него уже есть мама, зачем ему еще одна, американка? Разве можно иметь сразу двух мам?
