Вдруг ее понесло через кусты к морю. Выбежали на узкую полосу между скалами и водой, и она куда-то спряталась. Он заглядывал в разные щели, громко звал. Наденька словно исчезла. Потом он просто сидел на камне. Наконец поднялся уходить. И тогда она вышла, рядом совсем таилась.
* * *
Он в первый раз был на теплом море. Ему нравилось все — горы, заросли, воздух, больше всего море, какое оно чистое и голубое. Она была на море не в первый раз, она беспрестанно капризничала. Все ставилось ему з упрек — дорога, палатка, твердое ложе, обилие водорослей и каменистое дно на диком пляже, даже вода в ручье, которую там, наверху, мог кто-нибудь испортить, но ручей вытекал из непролазных дебрей, никого там быть не могло, разве какая зверушка.
Первое утро у моря было прохладное, небо в тучах, упало несколько крупных капель. Но часов в десять прояснилось и сразу сильно припекло солнце.
— Ну, смотри, как все оживилось. День будет замечательный. Отдохнем здесь сегодня и завтра поедем дальше. По утрам и вечерами будем ехать, а днем купаться и загорать где нам понравится…
— Сам будешь купаться и загорать. А меня отвези в Новороссийск, посади на поезд.
— Ну что мне с тобой делать? Всю жизнь мечтал о таком путешествии, и пожалуйста! Нет, дорогая, в поезд ты сядешь сама. Сейчас тебе такое устрою — всю жизнь будешь раскаиваться.
Он бросился в море, миновал где ползком, где вплавь заросшую водорослями гряду подводных камней и, ощущая себя все более мощным и свободным, стал уходить от берега. Пока, оглядываясь назад, различал фигурки людей, было не по себе. Потом, когда позади все слилось, расстояние перестало его волновать. И про распри с Наденькой он забыл. Он был наконец свободен. В конце концов мотоцикл и все с «им связанное нужно было для того, чтобы оторваться от быта и слиться с водой, землей, небом — со всей породившей жизнь материей.
Весело было ему плыть и плыть, разрезая головой и плечами воду. Иногда он переворачивался на спину и отдыхал. И снова плыл, и чувствовал, что может так плыть целый день и потом еще ночь. Но все круче вокруг подымались волны, а главное, солнце здесь было какое-то особенное, сквозь воду оно сильно жгло кожу. Пришла мыслишка о солнечном ударе, и назад он плыл в некоторой тревоге. Лишь когда вновь стал различать прибрежную полосу, потом людей на ней, опять сделалось весело.
Наденька одна сидела на камне, повернувшись к нему спиной.
— А где народ? — спросил он.
Она молчала.
— Ты и правда подумала, что я утопился? Будешь знать, как мучить человека.
Было часа два. Хотелось спать. Он пошел в тень той скалы, с которой бросал корягу, и лег. Но тут же на него уселась Наденька.
— А тебе известно, что все уезжают?.. Послезавтра первое сентября, детям в школу.
— Ну и что? Мы завтра с тобой тоже поедем. Ты ведь успокоилась? Я совершенно успокоился.
* * *
Как Вадим и хотел, они спускались ниже и ниже к югу. Докатили до Адлера. Наденькин отпуск кончался, и он посадил ее на поезд.
— Спасибо тебе за все. А теперь надо устраивать свою судьбу. Я ведь тогда замуж не вышла, человек ждет, — прощаясь, рассудительно, с некоторой важностью сказала она.
Едва поезд скрылся, он купил несколько бутылок вина, вернулся на дикий пляж, где они провели два последних дня и стояла их палатка, и смертельно напился.
На следующий день он поехал на озеро Рица. Он спешил, но видел, как ему казалось, почти все. Кавказ был удивительной смесью настоящего и фальши, случайного и векового, богатства и убожества, тесноты и простора. Великолепными были дворцы Гагры и жалким счастье беленьких россиянок, приехавших гульнуть с темнокожими аборигенами. Ему нравилась дорога на Рицу: скалы, поросшие лесом, бешеная скорость Бзыби. Великолепными были окрестности Рицы. Но само озеро… По воде с ревом носились глиссеры, на всех пригодных для строительства площадках: всяческие бюро, рестораны, фото, даже студия звукозаписи. Публика заполняла все щели, а автобусы с новыми туристами подъезжали и подъезжали… Люди выходили, улыбались и, расставив ноги, задирали головы. Старик в шортах, с фотоаппаратом, эдакий энтузиаст отдыха, хочет снять выстроившуюся под елью группу таких же, как он, немолодых и счастливых. Два тридцатилетних мальчика с брюшками, тоже в шортах, смотрят куда-то вверх, на лицах полная безмятежность, и похожи они друг на друга как два барана. Парочка. Она маленькая, толстенькая, он длинный, с покатыми плечами, на голове допотопная твердая соломенная шляпа, да еще наклонился и держит ее за талию.
От Рицы он взял влево, на Сухуми. В Сухуми, сравнительно пустынном, пошел в обезьяний заповедник. Из клетки каким-то образом выскочила серая обезьянка. Она вскарабкалась на крышу своей клетки, посидела и вдруг перелетела на далеко росшее дерево. Вскарабкавшись на верхушку, она перелетела на следующее. Вадим, пораженный ловкостью обезьяны, не утратившей природной силы даже в клетке, подумал, что вот сейчас эта обретшая свободу обезьяна убежит из питомника и будет искать леса своих предков до тех пор, пека не погибнет. Но обезьяна, вдруг оскалившись п страшно заверещав, прыгнула на клетку обезьян другого вида. Что здесь поднялось! «Это я настоящая обезьяна!..» — «Врешь, подлая. Настоящие обезьяны — мы!» — бесновались в клетке два десятка рыжих обезьян, метались по потолку и стенам внутри клетки, пытаясь как-нибудь ухватить, притянуть и разорвать серую обезьянку. И в их глазах Вадим увидел лютую ненависть человекоубийц.
Обезьянка же по земле перебежала к следующей клетке, и там началось то же самое. И туда хлынула толпа посетителей, но Вадиму было достаточно. Вспомнил рецензентов, книги, фильмы, статьи, радио… необъяснимое, непостижимое… Такие же обезьяны!
* * *
Возвращаясь домой, где-то между Туапсе и Геленджиком он слишком сильно разогнался, прозевал начало поворота и вылетел с дороги.
Это было ужасно! Все! Но успел сбросить газ, нажать на бесполезный уже тормоз, глянул на спидометр, ничего не поняв. Вылетев из седла, сжался в комок. Его несло и крутило, пока не ударило о сухой и твердый пласт. Удар был оглушающий, он не мог вздохнуть. Услышал, как остановилась грузовая автомашина, которую только что обогнал, и к нему бегут.
— Ой, как далеко!.. Ой, как далеко!.. — истерически повторяла какая-то женщина.
Его хотели повернуть на спину.
— Что с мотоциклом?
— Господи! Он еще спрашивает про мотоцикл.
Вадиму помогли перебраться под яблоню, до которой оставалось метра три. Страшно хотелось пить. Он видел, как подняли и завели
