Дверь за ней закрылась. Бенедикт упал на стул, Артур и Джулиан медленно сели. Никто больше не притронулся к еде.
Джулиан горел желанием быстрее покинуть Лонгбридж, о чем и сообщил другу по пути из столовой.
— Теперь видишь? — спросил Артур. — Эти люди сошли с ума.
Ничего такого он не заметил, возразил Джулиан; просто ему необходимо вернуться, ибо его ждут исторические рукописи.
— Господи, какой же ты, Кеттеринг, тупой!
— Лучше быть тупицей, чем сующей свой нос в чужие дела старухой, — ответствовал тот. — Увидимся в Лондоне, мой друг.
Хохотнув, он удалился к себе.
Джулиан был далеко не туп, поэтому в душе согласился с Артуром, но, хотя и чувствовал себя виноватым после смерти Филиппа, не желал ни во что вмешиваться. На свой лад он уже старался помочь Филиппу и видел, чем все закончилось. Эдриан не Филипп. Он не в таком отчаянном положении и расплачивается за свое опрометчивое решение. Он заперт в аду супружества.
Джулиан с трудом дождался рассвета.
Однако, войдя в столовую, чтобы позавтракать перед отъездом, он, к величайшему удивлению, обнаружил там Эдриана, который пил чай. Он замер у двери. Происходящее здесь его не касается. Тем не менее Джулиан провел бессонную ночь — ему не давала покоя тревога за Эдриана. После наблюдений за обитателями поместья он все понял: сознательно или нет, Олбрайт позволил брату сеять тут раздор. Возможно, его женитьба и была ошибкой, однако нельзя же позволять Бенедикту столь явно использовать это в своих целях.
Джулиан вдруг припомнил клятву у могилы Филиппа. Никаких больше недомолвок между ними… никто из них больше не уйдет… Черт возьми, он поклялся, а теперь стоит здесь, глядя, как один из его лучших друзей замыкается в своем личном аду. Бенедикт, этот маленький хищный зверек, изо всех сил его туда толкает.
Он знал, что обязан что-то сказать — хотя бы ради данной над могилой Филиппа клятвы. Наверняка Кристиан сейчас гордился бы им, подумал Джулиан, входя в комнату.
— Не наш ли старый друг Артур привел тебя к греху пьянства? — саркастически заметил он.
Эдриан скривился — у него гудела голова от выпитого накануне — и жалобно пробормотал:
— Кто бы говорил. Должно быть, ты сегодня первый раз лег спать трезвым, да?
— Оскорбляешь, — улыбнулся Джулиан. — Второй раз. Но ведь у меня нет прелестной супруги, которая бы меня ждала.
— У меня тоже.
Улыбка у Джулиана исчезла, он нацепил на нос пенсне и начал задумчиво разглядывать друга. Проклятие! Эдриан отодвинул чашку. Теперь вот и Дейн уставился на него, как будто он не в своем уме.
— Послушай…
Граф поднял глаза. Странно, Джулиан обычно не сует нос не в свое дело. Артур — да, а он — никогда.
— Э-э… я знаю, что не должен этого говорить, но я твой друг, Олбрайт, и мы… ну… мы дали клятву друг другу, помнишь?
— Клятву?
— Мы поклялись, что не позволим больше одному из нас уйти.
Это уж слишком! Да, за последнее время он много перенес, однако считать его трусом, как Филипп…
— Что ты имеешь в виду? — процедил Эдриан.
— Я имею в виду… — Джулиан слегка поморщился. — Возможно, тебе нужен совет.
— Совет?
— Я говорю не о… В общем, так: думай что хочешь, но я должен это сказать. Твой брат приносит намного больше вреда, чем тебе кажется. Он слишком внимателен к твоей жене и, судя по всему, пытается довести тебя до бешенства. Причины мне не известны, но я уверен, что, пока он в твоем доме, у вас с женой мира не будет. Я все сказал.
— Возможно, это она внимательна к нему. Джулиан нетерпеливо отмахнулся:
— Скорее, он заставляет ее испытывать неудобство. И будь я проклят, если он умышленно не старается вбить между вами клин. Не могу понять зачем, но в том, что его намерения злостны, я не сомневаюсь. Прими мой совет, Олбрайт, и отправь его домой. Немедленно! Лишившись дара речи, Эдриан с изумлением смотрел на друга. И тут до него дошло.
— Прости, — сказал Джулиан, вставая. — Это не мое дело. Я уезжаю, чтобы заняться старыми рукописями, очень важными для моих исследований.
Он направился к двери, а граф продолжал молчать, потрясенный его словами.
— Надеюсь, мы скоро увидимся в Лондоне. — Махнув на прощание рукой, Джулиан вышел.
Эдриан все так же смотрел ему вслед. Значит, Бенедикт умышленно старается вбить клин между ним и его женой? Теперь все стало ясно и обрело смысл. Как он не видел этого раньше? Конечно, Бенедикт это и делает! Пытается отомстить, используя Лилиану. А он не понимал, что творится, пока Джулиан не выразил это словами.
Маленький подонок намеренно отталкивает его от Лилианы, и она при этом невольно мстит ему.
Самое время поговорить с братцем.
Глава 21
Пока горничная укладывала ей волосы, Лилиана снова ощутила приступ тошноты. Вообще-то ее тошнило с прошлой ночи, когда она, стоя там, где сейчас стоит Полли, сказала Эдриану, что предпочитает ему Бенедикта. Она закрыла глаза. Почему она это сделала? Он привел ее в ярость, и слова вырвались сами собой. Если бы она могла взять их обратно… Но это невозможно, Эдриан нацепил маску равнодушия. Он избегает ее как чумы.
Отлично, подумала Лилиана, когда тошнота прошла. Она не может взять те слова обратно и продолжает гневаться на него за ложь. Они безнадежно утонули в молчаливой обиде, и пропасть между ними с каждым днем становится шире. Напряжение уже сказывается на ней, она все время чувствует себя больной. К тому же сыта по горло постоянным присутствием Бенедикта! Но Эдриан делает вид, что его брата не существует, как не существует и его жены. За столом Бенедикт вел себя на редкость несносно: обходился со слугами так, будто платил им, обременял ее своим вниманием, унижал Эдриана туманными замечаниями об отце и Килинг-Парке.
В довершение, словно дела и без того не были из рук вон плохи, явились «негодяи». Лилиане даже захотелось вернуть слепого Эдриана. Не его слепоту, а того Эдриана — любящего, нежного, откровенного. Эдриана, который дарил ей радость, прижимал ее во сне к себе, тянулся к ней утром, не успев еще открыть глаза. Она хотела того Эдриана, а не равнодушного, холодно-любезного, страшно далекого.
Но она не знала, как его вернуть.
— Да, вы не слишком хорошо выглядите, — констатировала горничная.
Лилиана посмотрела в зеркало, не замечая ни светлых локонов, падающих на шею и виски, ни элегантного платья цвета лаванды, ни своей прозрачной кожи. Она видела круги под глазами и искусанную нижнюю губу.
— Спасибо, Полли, — мрачно поблагодарила она. Та прищелкнула языком.
— Миледи, вы не должны хандрить, раз к его светлости вернулось зрение. Вы ведь рады за него?
— Конечно. — Лилиана выдавила улыбку.
