— Я хочу приняться за систематический труд, — ответил он.
— Какого рода?
— Я думаю развить, — начал он каким-то оправдывающим тоном, — свою маленькую книгу «Домашнее искусство в эпоху неолита», в обширный научный трактат. Я годами собирал для этого материал и горю нетерпением начать.
— Начинайте завтра же, — посоветовала Клементина, — и когда вы почувствуете себя одиноким, приходите почитать его мне и Шейле.
Таким образом произошел неожиданный, непредвиденный союз между Клементиной и доисторическим человеком. Челюсти мертвецов бывают иногда хоть для чего-нибудь полезны.
— Все в вагон, — крикнул кондуктор.
— До свидания, дорогая Клементина, — сказал Квистус, — у нас была на этот раз памятная встреча.
— Да, это верно. Вы провожаете сейчас троих очень счастливых людей.
— Почему не четверых?
Но она криво усмехнулась и сказала:
— До свидания. Бог благословит вас и сохранит от зла, — добавила она, влезая в вагон.
Поезд тронулся под звуки арии о драгоценностях из Фауста, и Шейла посылала ему воздушные поцелуи. Он отвечал ей, пока ее бледное маленькое личико не исчезло. Затем он вернулся мыслями к Клементине.
— Самая лучшая, но и самая загадочная женщина в мире, — решил он.
Это являлось очень странным замечанием для человека, привыкшего к научной точности.
Не имея никакого понятия о загадочности, он отправился к оскорбленной им женщине, которая пригласила его завтракать вместе. Она радостно приветствовала его. Эта рыбная торговка, как она назвала в интимной беседе с леди Луизой Клементину, начала действовать ей на нервы. Даже теперь, когда она уехала, Квистус все еще оставался под ее влиянием. Ребенок был связующим звеном, и ей нужно было пустить в ход все свое обаяние, чтобы разорвать эти цепи.
После завтрака она имела серьезный разговор с Хьюкаби. Завтракавшая публика рассеялась группами по залам ресторана в Булонском лесу, и они оказались предоставленными друг другу. Их разговор в день отъезда Квистуса в Марсель имел большое влияние на их обоюдные отношения. Во время отсутствия Квистуса они стали друзьями и обменивались откровенностями. Хьюкаби убедил ее в своем намерении исправиться. Он рассказал ей свою жизнь. Он никогда не отказывался от работы, но она как-то странно бежала от алкоголика; он был учителем, журналистом, компилятором в Британском музее; он бросался всюду; он не имел предрассудков в финансовом отношении. Его знал голод. Лена Фонтэн содрогалась при мысли об ужасах, через которые он прошел. Теперь он добивался только чистоты душевной, телесной и окружающей среды. Она поняла. Она всегда имела материальную чистоту; но так же, как и он, должна была стремиться к чистоте своей жизни. Для него, для мужчины с природным стремлением к честному труду, это не представляло труда. Но какие горизонты могли открыться для нее, усталой женщины с разбитой душой? Она в свою очередь передала ему инциденты своей жизни, от которых он содрогнулся.
— Забудьте их, забудьте их… — посоветовал он.
Она горько улыбнулась.
— Что может быть хорошего для хищной птицы, решившей принять вид голубя?
— Она может, пока еще не поздно, выйти замуж, — возразил он.
— Выйти замуж! За кого? — Она не посмела доверить ему свои тайные надежды. Она не передала ему бывший у нее с Квистусом многознаменательный разговор. Но она была рада приезду Квистуса гораздо больше, чем предполагал Хьюкаби. И она была бесконечно счастлива, что может встретиться теперь с ним при нормальных условиях. Они прошли в сад, где нашли маленькую скамейку под деревьями.
— Сядем здесь, — сказала она. — Тут так прохладно и спокойно. Эта жизнь а ля кабаре начинает мне действовать на нервы. Я смертельно устала от всего этого…
Хьюкаби засмеялся.
— Эта новость мне нравится.
Она взяла у него сигаретку. Некоторое время оба молча курили.
— Как ваши дела? — спросила она.
— Огромными скачками идут вперед. Я становлюсь писакой. Я — виртуоз. Я счастлив. Труд — добродетель. Для меня настоящая добродетель отдаться труду.
— Какому труду?
— Я сотрудничаю вместе с нашим другом в его новой книге, — с легким оттенком хвастовства ответил Хьюкаби. — Отсюда мне может открыться возможность стать секретарем антропологического общества.
— Вам везет, — сказала Лена Фонтэн.
— А как ваши дела?
— Как всегда… Никто не нуждается в добродетели женщины…
— Кроме мужа, что я вам уже не раз предлагал.
— Кого же вы имеете на примете?
Он посмотрел на нее любующимся взглядом, она могла быть предметом желания любого мужчины.
— Ваш покорный собеседник не имеет никаких шансов? — шутливо осведомился он.
— Никаких, — засмеялась она.
— Вы простите мою дерзость, но, будучи галантным, я все-таки должен был предложить себя.
— Нет, — добродушно возразила она. — Вы не должны были этого делать. Если бы вы имели пять тысяч ежегодного дохода, я бы еще подумала, потому что вы мне не противны. Но так как вы их не имеете, то я в вас не нуждаюсь, как в муже, конечно.
Они засмеялись над ее шуткой. Внезапно она замолкла и нахмурилась.
— Евстас Хьюкаби, друг вы мне или нет? — спросила она, наклонившись к нему через стол.
Она хотела быть совершенно искренней с этим человеком, искания которого она только что оттолкнула. Но она забыла про великолепную красоту своих глаз и близость своего лица к его.
— Друг ли? — воскликнул он, кладя свою руку на ее. — Как вы могли усомниться в этом?
— Я могу поклясться!
— Догадываетесь вы, зачем я здесь остаюсь, как будто только теряю время?
— У меня были некоторые предположения, но мне самому они показались абсурдом.
— Какой абсурд?
— Квистус — муж?
— Да. Почему нет?
Он оставил ее руку и откинулся на стуле, теребя бороду.
— Он вам нравится?
— Да. Отчасти. И вполне искренно. Конечно, если вы предположите, что я безнадежно в него влюблена, то этого нет. Это было бы, действительно, абсурдом, и не в моем духе.
— Что вы этим приобретете?
Она сделала нетерпеливый жест.
— Дом… Мир… Счастье… Он состоятелен и даст мне необходимый комфорт. Я не могу жить в бедности. И затем, он будет хорошо со мной обращаться.
— А он, извините за грубость моего вопроса, что он приобретет?
— Я, прежде всего, все-таки леди, — возразила она, — и сумею вести солидно дом и, кроме того, я привлекательна, как женщина. Я пойду прямым путем, не уклоняясь в сторону…
— А если появится какой-нибудь дух прошлого?
— Мне везет. Я всегда выхожу сухой из воды.
