Блин, я уже пошлить начинаю, как он… Глубоко он в меня пророс, ничего не скажешь…
— Знаешь, — Вадим отправил в рот последний кусок омлета со своей тарелки и отложил вилку, — а давай мы начнем с другой стороны, зайчонок. Ты спрашивала, кто такая Аня, и что она делает у меня дома. Все еще хочешь знать?
— Да, — осторожно отвечаю я. — Очень хочу.
— Ну, насчет очень — это вряд ли, история тут неприятная, — Вадим чуть морщится. — Но если очень кратко, Аня — одна из бывших девушек Баринова. И в отличии от тебя, ей от Баринова сбежать не удалось. С ней было то, что Баринов обещал тебе.
37. Тайное становится явным
История Анюты Золотовой веселой и оригинальной не была. Мать, заболевшая так не кстати, когда Нюта даже не успела получить никакого образования. Из достоинств у Анюты была только симпатичная мордашка да неплохое знание английского. Небогатое резюме, честно скажем. Но хватило для того, чтобы устроиться горничной в гостиницу. Гостиница была крутая, звездная, зарплату платили неплохую, и первые полгода Анюта волновалась только по одному поводу — чтобы маме не стало хуже. А работа… А что работа, с работой все нормально.
А потом хозяйка сменила управляющего. Отдала место своему сыну. Не сказать, что Нюта прям сразу ощутила изменения, но слух о резком норове нового начальника быстро разошелся среди персонала. Увольнения среди младшего звена стали вдруг обычным делом. Лишиться места можно было за самый малейший косяк.
Когда Нюту первый раз вызвали в кабинет управляющего — она не испугалась, если честно. Она была дисциплинированная и очень ответственная. Ничего удивительного, она просто очень не хотела лишиться этой работы. Поэтому, не напрягалась. И правильно.
Сергей Алексеевич показался Нюте приятным мужчиной. Отметил Нютину старательность, поспрашивал насчет больной мамы, посочувствовал. И предложил повышение. Отказалась ли Нюта? Да сейчас, конечно. Она даже и не надеялась, что хабалку Антонину Петровну возьмут и уволят.
Антонина Петровна кстати перед уходом Нютке шепнула: “Ты отвечаешь за девчонок теперь”. Нютка тогда не поняла, к чему это. И довольно долго не понимала, потому что дня через два Сергей Алексеевич пригласил её на ужин. Сын хозяйки! Её, Нютку, простую девчонку. И ей для этого не понадобилось никакого дороженного платья, как героине из “Госпожи горничной”. Сергей Алексеевич разглядел её сам. Сам!
Никогда еще Нютка не влюблялась так оглушительно, как тогда. Потеряла голову совершенно, в мыслях был только Сергей и работа, причем чтобы удерживать ту работу в черепной коробке, приходилось реально напрягаться. Но не могла же Нютка расстроить Сергей Алексеевича, да?
Боже, какой он был обходительный, просто слов не было. И в постель не тащил, целых два месяца, Анютка же после каждого свидания трепетала все сильнее. Боже, какой мужчина. А мама-то говорила, что им всем только одно и надо. Нет, все-таки он особенный, потрясающий, уникальный!
Гром среди ясного неба для Нютки прогремел, только когда утром одного рабочего дня она застала Олю — одну из новеньких горничных, ревущей в подсобке.
Олю поймали на выносе гостиничного имущества — как и многие горничные, она этим промышляла. Шампуни, гели для душа, все то, что для гостей бесплатно и чаще всего целиком не используется, а дома все прибыток… Но начальство на это смотрело строго — вынос, кража. И в общем и целом, Нютка с решением Сергея была согласна, о чем и сказала Оле.
А Оля разревелась еще сильнее, сказала, что видимо да, придется уволиться, потому что то, что ей предложили как выход — “ни в какие рамки”.
Нютка не удержалась. Нютка спросила, что же там, ни в какие рамки.
Оля и рассказала…
Это у Сергея Алексеевича называлось “отработать провинность”. Прокосячившей горничной предлагалось провести одну ночь с управляющим отеля, да не с одним, а с его друзьями. В качестве обычной проститутки. Не хочешь? Увольняют по статье, без особых церемоний. А для многих девчонок без образования и связей это равнялось смертельному приговору. После этого брали только в очень паршивые места.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Антонина Петровна услышала — попробовала было заступиться за подчиненных ей девочек и ей тут же провели ревизию, поймали на недостаче, и теперь она пытается отбиться от исков. Пример слишком показательный, чтобы его игнорировать.
— И… Многие соглашаются? — мертвеющим голосом тогда спросила Нютка, припоминая статистику увольнений.
— Ну, не многие, — горько сообщила Оля, сморкаясь в бумажный платочек, — но…
Но!
Это чудное “но” двумя звуками, описывавшее чудесную задницу, которая открывалась для уволенной по статье горничной. И если три девочки откажутся, четвертая — с безработным мужем-алкашом и сыном на иждевении зажмурится и согласится…
Она же “сама виновата”!
Честно говоря, в эту жесть Нюта сразу не поверила. Ну не может… Не может её Сергей, тот самый, который целовал ей руки и водил пить шампанское на крышу отеля быть таким чудовищем…
Оля же… Оля скривила губы, сказала, что только для проформы согласится и даст Нюте и время, и номер, в котором будет “встреча”. Только сама она не пойдет, пусть Нюта идет сама.
Нюта и пошла…
И когда за ней захлопнулась дверь названного Олей номера — это был звук падающего вниз ножа гильотины. Только Нюта это поняла не сразу.
Она и до сей поры не может забыть голубые глаза Сергея Баринова, которые ей мерещились каждую секунду той “незабываемой ночи”.
— Зря ты пришла, Анечка. Уйти? Нет, уйти я тебе не позволю. Я дал друзьям слово, что сегодня им будет кем развлечься.
И последнее, что Нютка вообще хотела помнить, так это то, что их было пятеро…
_________________________
Соня сидит бледная, как мел, цепляется пальцами за гладкую полировку стола. Нет, все-таки подробностей надо было поменьше. И вообще, наверное, стоило подождать, пока она поест, сейчас ей кусок в горло точно не полезет.
— А дальше? — сипло спрашивает девушка.
— Она сбежала следующим же утром, — Вадим осторожно накрыл пальцами ладонь Сони и сжал её покрепче, напоминая, что ей ничего не грозит. — Без увольнения, просто взяла и сбежала, даже не забрав из отеля документов. Не знаю, уж что с мозгами у Баринова, но честно говоря, я в нем ужасно разочаровался. В конце концов, для таких дел ему бы хватило и проституток. А его понесло на подчиненных. Он подчищал свои хвосты, уничтожал записи с камер, запугивал горничных, но Аня была без тормозов, Аня написала заявление об изнасиловании. Правда, это не очень помогло. Ей — не помогло. По сути, именно из-за этого в дело вмешалась Марго. Она задавила на корню то дело, выставила Аню неуравновешенной, нашли свидетелей даже. Ну мы понимаем, какого качества там были свидетели. В общем, Ане предоставили выбор — или её отправят в психушку и больная мама останется без лечения, или…
— Она забрала заявление, да? — Соня кажется оглушенной, но все равно все понимает.
— Забрала. Марго умеет быть убедительной для таких вот Ань. Девочке кинули чуть-чуть деньжат, чтобы еще стыднее было, и велели исчезнуть и не всплывать.
Соня прячет лицо в ладонях. Её мелко трясет.
— Так, — Вадим разворачивается к ней и тянет её за плечи на свои колени. — Иди сюда, быстро.
Она и не сопротивляется, практически ныряет в объятия Дягилева, явно пытаясь ими отгородиться от всей этой истории.
— И папа… Папа не знал? — тихо выдыхает зайка, утыкаясь лбом в плечо Вадима. — Или…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Знаешь, зайка, даже я откопал эту историю только чудом, и то, потому что знал, что есть что искать. От твоего папы хвосты Сергея очень глубоко закапывали. — Вадим покачал головой. — Сергей после этого около года в отеле никого не трогал, полностью сменил персонал, чтобы даже слухов не было. Даже информацию об уголовном деле уничтожили. Марго очень старалась. И после заявления Ани она и настояла на том, чтобы Сергей “остепенился”. Видимо, чтобы если что, ты ограждала их от слухов. Вот только нашего Остапа снова понесло. Уж не знаю почему, шарики за ролики ли заехали, на свадьбе ли перебрал, может, просто по групповикам своим очень соскучился. Зря он это, на самом деле, мерять тебя по меркам загнанных в угол горничных было очень опрометчиво. Хотя… Предсказать, что ты пойдешь скакать по балконам наверняка не смог бы даже очень хороший прорицатель.
