– Ты говорила, что бывала в вашем Выборге, – напомнил Прохор, когда мы удалились от разъяренного сида на почтительное расстояние и затерялись в кривых улочках. – И как? Похож?
– Замок на острове почти такой же, только башню Святого Олафа еще не достроили.
Не рассказывать же мальчишке, что в «моем» Выборге от славного средневекового прошлого остался медленно разрушающийся замок, полторы улицы и Круглая башня, чей толстый бок виднелся мне в уличный просвет. Мы прошли мимо вереницы ганзейских контор, с вывесками одна другой красочнее.
– Глянь, Ка… Килху, а вот герб Алатырьской гильдии.
Над массивной, окованной железом дверью висел четырехугольный с округлым основанием щит, на котором была изображена рука в латной перчатке, сжимающая факел. Дверной молоточек тоже был сделан в виде сжатой в кулак кисти.
– Добро… в смысле, прогресс должен быть с кулаками? – полюбопытствовала я.
– Разум – это сила, – поправил меня Прохор.
– А в гости зайти к ним можно? На экскурсию?
– Да ты чо? Сдурела? – Прошка выпучил на меня глаза, как на сумасшедшую. – Я же Зрючий, еще подумают, что я засланный шпион. Идем от греха, ду… Килху!
И изо всех сил потянул меня за рукав кожуха. Напоследок я оглянулась, чтобы запомнить, как следует, герб. Вдруг потом доведется заглянуть на огонек. Вдруг смогу им подкинуть несколько идей. Например, про Лейденскую банку. Если, конечно, вспомню школьный курс физики.
Мы пару раз свернули то вправо, то влево и оказались практически у крепостной стены.
– Какой он маленький был, – поразилась я скромным размерам средневекового Выборга.
– Мал да удал, – отрезал Прошка. – Я тебе обещался руболед показать.
– Летает, что ли?
– Тьфу! Глухая ты тетеря! Лед оно рубает в заливе.
Просторную набережную выборгская корабельная пристань напоминала в последнюю очередь. Это было скопище сараев, пакгаузов, наклонных сходней, помостов, бочек, тюков и копошащихся среди рукотворного хаоса людей. И все это воняло тухлятиной, соленой рыбой и мочой.
К средневековым запахам, кстати, я уже основательно притерпелась, запах навоза так и вовсе перестала замечать. Потому что он здесь был везде и всегда. В какой-то степени он даже бодрил, особенно по утрам.
А потом Прошка сказал: «Смотри!» и показал в сторону залива.
Мне эта немыслимая штуковина напомнила помесь огромного жирного паука и швейной машинки «Зингер». Оно словно бы ползло на коленях множества суставчатых ног и прошивало насквозь лед у себя под пузом. На «спине» у монстра крутились лопасти, а внутри, между сочленениями «ног», быстро-быстро вращались валы. Сооружение двигалось почти бесшумно и казалось живым организмом.
– Экая чуда-юда! – восхитился юный Зрючий. – Расчистило колею, что и галера пройти сможет. Мощно!
Я дар речи потеряла, словно меня наконец-то настиг шуточный гейс Диху. Все здесь вполне вписывалось в мою картину мироздания, даже Хийтола с многохвостой Хозяйкой Лисиц, даже видючее зеркало и дети Богини Дану, которые не в сагах, а во плоти, но только вот эта здоровенная фиговина окончательно развеяла иллюзию похожести и расставила все точки над i. Этот мир был другой, совсем другой, совсем-совсем чужой. Параллельный, черт возьми! Или перпендикулярный. Или неэвклидовый.
– Чудны дела твои, Господи, – прошептал восхищенный не меньше моего Прошка. – И всяк славит тебя по-своему: кто делами своими, а кто – Силами. Я этот руболед только в грамотке видел, на немецком, мельком, батюшка пожадничал и не дал купить на Тверском торге. Эхма! Когда же у нас сподобятся такое же поставить? Чай, и покупать не пришлось бы, своих мастеров вдосталь, только денег давай – все сделают в лучшем виде.
Мальчишка бодро строил планы практического применения Алатырьской и Летючей Сил в феодальном народном хозяйстве, а я просто стояла, разинув рот, и смотрела на чужой мир совсем другими глазами. Словно только что по-настоящему проснулась и осознала, где именно я нахожусь – в ином времени и пространстве.
Глава 11
«Use the force, luke!»
Катя
А потом я увидела корабль. Честно говоря, в мореходном деле я разбиралась, как коза в апельсинах, и когг от каракки не отличу даже под страхом смерти, не говоря уж о том, чтобы знать, какая мачта как правильно называется. Но у корабля в тысяча пятьсот тридцатом году от Рождества Христова не могло быть гребных колес – это я помнила точно.
Кораблик был небольшой и неуклюжий на вид – к одинокому, чуть скособоченному парусу прилагалась палубная надстройка сложной конструкции с гребными колесами по обеим сторонам. И чтобы никто не сомневался, кому принадлежит чудо здешней техники, на парусе была изображена уже знакомая мне рука с факелом. Кораблик занимался делом, он тянул за собой другое, более присущее эпохе судно – пузатенькое такое, трехмачтовое, с надстройками на корме и носу.
– А лоцман-то гильдейский, поди, с жаловальной грамотой, – вздохнул завистливо Прошка, провожая взглядом кораблик-анахронизм.
Я промолчала. Если честно, хотелось подойти к ближайшей стене и постучаться об нее головой, чтобы мозги встали на место.
– Не дрейфь, Ка… Килху, мы на обычном поплывем. Оно и дешевле, и не время сейчас для таких мореходов.
В голосе Прохора особенной радости не чувствовалось. Он, конечно, бодрился, но не очень-то надеялся на щедрость сида и его желание приобщаться к достижениям здешней цивилизации. Да и ходят ли такие корабли через все Балтийское море? До Норвегии путь не близок.
– А кто это у нас тут? Ужели юный Зрючий? – спросил незнакомый голос у нас за спиной.
Мы с Прошкой обернулись на говорившего. Более самодовольного типа я в жизни не видела – ни в двадцать первом, ни в шестнадцатом веке, это точно. А может, виной тому гофрированный воротник-фреза, подпиравший подбородок незнакомца так, что аккуратная бороденка клинышком вызывающе торчала вверх. Но я, как успел вдолбить Диху, сразу же согнулась в поклоне, а потому разглядывать чужака начала с загнутых вверх носков сапог. Такие, кстати, я только на Иване Дмитриевиче Корецком видала. Дорогая обувь в шестнадцатом веке точно так же, как и в мое время, отражала высокий статус хозяина. Его длиннополый кафтан с прорезными рукавами, сшитый из бархатной ткани и подбитый пушистым белым мехом, на груди застегивался шелковыми петлицами. А пуговицы-то не простые, а золотые! И ведь не боится, что воры срежут.
– Бог в помощь, Мастер, – ответил Прошка, изо всех сил стараясь держаться уверенно. – Доброго дня!
– И тебе, отрок, того же, – улыбнулся незнакомец.
Под кустистыми бровями не рассмотреть, какого цвета его глаза, но блестели они так, словно в портовой грязи углядел сокровище.
– Как звать тебя, отрок? Куда путь держишь и чей будешь?
Этот вопрос задавали здесь чаще всех остальных. Имя зачастую значения не имело, гораздо важнее – из каких земель родом да из какого семейства человек происходит, кому служит и в какого бога верует. И если встречный-поперечный не распоследняя шваль подзаборная, то обязательно принадлежит к некой общности. Однако Прошке расспросы эти совсем не понравились.
– Зачем тебе мое имя, господин? Оно никому, кроме моего доброго опекуна, здесь не известно, а он велел зазря не хвалиться ни именем, ни званием. Отроку обычаем велено помалкивать, – авторитетно заявил боярский байстрюк и быстро зыркнул на меня.
Мол, смотри, не проболтайся.
– О как! Похвальные речи для столь молодого человека, – зацокал языком Алатырьский Мастер. – Очень хорошо.
На пальцах его, унизанных кольцами, я высмотрела перстень со знакомой уже символикой гильдии. И тоже невольно встревожилась. Что, если этот «человек-аккумулятор» задумал нашего Прошку украсть? В средневековых ремесленных гильдиях частенько практиковались в похищении талантливых учеников и подмастерьев.
– Значит, мне стоит поговорить с твоим опекуном, юноша. Проводи-ка меня к нему.
Говорил Мастер на русском, но с едва уловимым акцентом.
– А нет, так я слугу твоего попрошу, – и на меня кивнул. – Тебя же Килху зовут?
– Я вас плехо панималь. Их бин нихт русиш ферштейн. Йа-йа! – Я изо всех сил затрясла головой и добавила уже на здешнем свежевыученном английском: – Мне хозяин приказал за отроком присматривать, чтобы тот в драку не влез. Остальное не мое дело, уважаемый сэр.
Не знаю, что меня так вдохновило на подвиги. Возможно, мужские штаны и мужской облик сами по себе добавляют куража. А может быть, я окончательно уверилась в своей наследственной сидской удаче, что она меня не подведет.
– Нам уже и домой пора, Килху. Опекун, чай, заругается, – вдруг «вспомнил» Прошка и потянул меня за рукав. – Уж простите нас, добрый господин, но ничем вам помочь не можем.
