— И этот будет считаться сорок вторым? — спросил я капитана.
— А почему бы и нет? — ответил Худ. — Если он падет от моего выстрела, он все же погибнет на свободе!
— Не стоит делить шкуру медведя… — заметил инженер.
— Особенно если этот медведь вполне может оказаться тигром! — добавил полковник Монро.
— Взялись, друзья! — крикнул Банкс. — Навались!
Брус был тяжелый. Он плохо двигался по пазам. Однако нам удалось его расшатать. Он качнулся и на минуту завис на расстоянии фута над землей.
Капитан Худ, согнувшись вдвое, с карабином, изготовленным к выстрелу, пытался разглядеть, не покажется ли вдруг из отверстия чья-нибудь лапа или тяжело дышащая пасть. Ничего подобного не появилось.
— Еще одно усилие, друзья! — крикнул Банкс.
И благодаря Гуми, который несколько раз дернул шест сзади, брус начал понемногу подниматься. Вскоре отверстие стало достаточным, чтобы пропустить большого зверя.
Но зверь не появлялся.
Возможно, шум, поднятый нами вокруг западни, заставил пленника забиться в самый отдаленный угол его тюрьмы? Может быть, он ждал лишь благоприятного момента, чтобы выскочить одним прыжком, опрокинуть того, кто встанет у него на дороге, и исчезнуть в глубине леса.
Это был тревожный момент.
Я увидел, как капитан Худ сделал несколько шагов вперед, держа палец на спуске карабина и маневрируя так, чтобы заглянуть в самую глубину ловушки.
К тому времени брус был поднят до упора, и свет широкой струей хлынул в отверстие.
В этот миг легкий шум донесся из-за стены, затем глухое храпение или, вернее, громкое позевывание, которое показалось мне весьма подозрительным.
Явно, зверь был там, он спал, и мы внезапно его разбудили.
Капитан Худ подошел еще ближе и направил свой карабин на темную массу, которая шевелилась в полутьме.
Вдруг в глубине что-то задвигалось. Раздался крик ужаса, и тотчас послышался возглас на хорошем английском языке:
— Не стреляйте! Ради Бога, не стреляйте!
И из ловушки выскочил человек.
Наше удивление было так велико, что мы инстинктивно разжали руки; брус с глухим стуком упал перед отверстием и вновь закрыл его.
Тем временем столь неожиданно появившийся персонаж вышел на капитана Худа, карабин которого целил ему прямо в грудь, и довольно жеманным тоном с нарочитой жестикуляцией заявил ему:
— Извольте убрать ваше оружие, сударь. Вы имеете дело отнюдь не с тигром Тарриани!
Капитан Худ после некоторого колебания опустил свой карабин.
— С кем имеем честь говорить? — спросил Банкс, подходя к незнакомцу.
— С натуралистом Матиасом ван Гёйттом, обычным поставщиком толстокожих, тихоходов, стопоходящих, хоботных, хищников и других млекопитающих для дома Чарлза Райса в Лондоне и дома Гагенбек в Гамбурге!
Затем, сделав округлый жест в нашу сторону, спросил:
— Господа?..
— Полковник Монро и его спутники, — ответил Банкс, указывая на нас рукой.
— Прогуливаетесь в гималайских лесах! — вновь начал зверолов. — Прелестная прогулка, не правда ли? Вам надо поручить мои заботы, господа, вам поручить их!
Кто был этот оригинал? Похоже, что его мозг слегка повредился, пока он сидел взаперти в ловушке для тигра.
Был ли он ненормален или в здравом уме? Наконец, к какому разряду двуруких принадлежал этот индивид?
Мы все узнаем позже и впоследствии лучше познакомимся с этим странным персонажем, который рекомендовался натуралистом и был им на самом деле.
Господин Матиас ван Гёйтт, поставщик зверей в зоопарки, был человеком лет пятидесяти, в очках, без бороды, глаза его беспрестанно подмигивали, нос был как дыхало. Постоянное подергивание всей его фигуры, ультраэкспрессивные жесты, сопровождавшие каждую фразу, выходящую из его широкого рта, — все это вместе являло очень знакомый тип старого провинциального комедианта. Кто не встречал в жизни одного из этих старых актеров, вся жизнь которых, ограниченная рампой и занавесом, прошла между «стороной двора» и «стороной сада» какого-нибудь театра мелодрамы? Неутомимые рассказчики со стесняющей жестикуляцией, самовлюбленные позеры, они высоко держат голову, откидывая ее назад, голову слишком пустую к старости, так как она никогда ничем не наполнялась в зрелые годы. И что-то от старого актера безусловно было в этом Матиасе ван Гёйтте.
Я не раз слышал забавный анекдот о бедном малом — певце, который считал, что должен соответствующим жестом сопровождать каждое слово своей роли.
Так, в опере «Мазаньелло»[144], когда он в полный голос пел: «Если из рыбака-неаполитанца…» — его правая рука, протянутая к залу, лихорадочно подергивалась, как будто он держал на конце удочки щуку, только что проглотившую его крючок. Затем, продолжая: «Небо пожелало сотворить монарха», — он одной рукой прямо указывал в зенит, чтобы обозначить небо, в то время как другой, очерчивая круг над своей гордо поднятой головой, изображал королевскую корону.
«Сопротивляясь ударам судьбы» — все его тело отчаянно извивалось, сопротивляясь невидимой попытке отбросить его назад.
«Он сказал бы, управляя своей лодкой…» — и тут его руки начинали совершать характерные движения слева направо и справа налево, как будто он греб кормовым веслом, что свидетельствовало о его ловкости в управлении шлюпкой.
Так вот, эти телодвижения упомянутого певца были весьма свойственны поставщику зверей Матиасу ван Гёйтту. Он употреблял в своем лексиконе только специальные термины и, кроме того, очень стеснял собеседника, который к тому же не мог вырваться из орбиты его жестов.
Как мы узнали позже из его собственных уст, Матиас ван Гёйтт раньше был профессором естественной истории в Роттердаме, но профессорская карьера ему не удалась. Несомненно, этот достойный человек вызывал смех, и если ученики толпами валили на его лекции, то только для того, чтобы позабавиться, а отнюдь не с целью научиться чему-нибудь. В конце концов, устав от бесплодных попыток преподавать теоретическую зоологию, он приехал в Индию и занялся зоологией практической. Этот вид коммерции ему больше удался, и он стал признанным и постоянным поставщиком зверей в торговые фирмы Гамбурга и Лондона, где обычно делают закупки публичные и частные зоопарки Нового и Старого Света.
И если Матиас ван Гёйтт сейчас находился в Тарриани, то его привел сюда большой заказ на диких зверей для Европы. Его лагерь располагался не далее чем в двух милях от ловушки, из которой мы его извлекли.
Да, но почему тигролов оказался в западне? Об этом-то Банкс и спросил его прежде всего, и вот что он ответил на своем языке, сопровождая речь многочисленными и разнообразными жестами:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
