Через несколько дней Максимильена с сыновьями и верными слугами поднялась на борт португальской галеры, отправлявшейся с товарами в Средиземное море. Турки редко пропускали христианские суда, но португальцы всегда были смелыми мореплавателями и бесстрашными торговцами. Капитан «Сао Энрике» сумел добиться расположения стамбульского султана и получил от него фирман, дозволявший зайти в Черное море через пролив Босфор.
Прощание с Селим-пашой прошло трогательно — эмир сам отыскал для них корабль, который направлялся в Марсель с грузом кожи, пеньки, дегтя и сахара. Марина-Хромуша долго колебалась — сердце ее разрывалось между Флорисом и Мустафой. Все же победу одержал Мустафа. Добрая женщина намеревалась открыть кабак в Одессе, у подножия крепости Хаджи-Бей.
— Понимаешь, — сказала она Максимильене, — все мои двоюродные братья мне надоели, а турок, в конце концов, такой же мужчина, как и прочие.
— Но, Марина, — заметила Максимильена, — будьте осторожны, у турок в обычае заводить несколько жен.
Глаза Хромуши грозно сверкнули; она посмотрела на Мустафу, превосходившего ее в росте на две головы, — тот ответил ей глупой улыбкой.
— Пусть только посмеет, барыня, я ему спуску не дам!
Гетман Саратов все еще не терял надежды уговорить Максимильену остаться.
— Не уезжай, благородная дама, живи с нами в Киеве. Царь хотел, чтобы сын его не покидал Россию.
Максимильена вздохнула, и на глазах у нее выступили слезы:
— Да благословит вас Бог, гетман Саратов, за все, что вы сделали для нас, но нам нужно ехать. Лишь во Франции сыновья мои будут в безопасности, и вы сами это знаете. Помогите нам еще раз, молю вас. Они должны вырасти счастливыми, и сердце подсказывает мне, что они никогда не забудут Россию. Уверена, вы еще встретитесь с Флорисом, если будет на то воля Пьера и Господа.
Гетман задумался и вынужден был признать, что она права.
— Ты верно говоришь, благородная дама. Однако Федора возьми с собой, чтобы он по-прежнему охранял моего крестника.
На палубе корабля царила обычная перед отплытием суматоха. Португальский капитан, стоя на мостике, выкрикивал:
— Поднять паруса!
И на ветру раздулись тугие полотнища.
— Караульным занять свои места! Гребцам приготовиться!
Каторжники, подчиняясь удару гонга, взмахнули веслами.
Максимильена с Флорисом и Адрианом встали на корме, чтобы не мешать матросам. В каютах, предоставленных путешественникам, Элиза и Мартина с помощью Грегуара и Блезуа распаковывали сундуки и баулы. Все четверо светились от счастья. «Наконец-то мы увидим Францию!» На передней палубе Федор с Ли Каном провожали печальным взором одесский рынок. Издали им посылала воздушные поцелуи турецкая девка. Ромо, который решил проводить друзей на борт корабля, подошел к Максимильене.
— Мне пора возвращаться.
Максимильена с мольбой взглянула на Ромодановского.
— Отчего вы покидаете нас, Ромо, отчего не хотите поехать с нами во Францию?
Ромодановский грустно улыбнулся и с упреком промолвил:
— Ведь это не я уезжаю, Максимильена, а вы нас покидаете.
— Но, Ромо, вы же знаете, что эта страна слишком опасна для моих сыновей.
— Да, друг мой, вам нужно вернуться во Францию, вы правы, однако поймите и меня: я московский князь, и мне должно приложить все силы, дабы сохранить дело Петра Великого. Мое место на земле нашей святой России. А теперь послушайте меня, ибо я чувствую, что мы никогда больше не увидим друг друга.
Ромодановский увлек в сторонку Максимильену, трепетавшую от волнения.
— Умирая, Пьер открыл мне тайну. Он спрятал сокровище для Флориса в Дубин о…
И Ромодановский повторил слова, сказанные Петром на смертном одре. Передал он и прощальный привет царя Максимильене с сыном.
— Вы не забудете об этом, Максимильена, когда придет назначенный час?
— Нет, Ромо, клянусь вам!
И Максимильена, зарыдав, упала в объятия своего верного друга. Князь вздрогнул; Максимильена, подняв голову, прочла в глазах его тайну, о которой прежде не подозревала. Это благородное сердце было истерзано любовью к Максимильене; мучениям князя не было конца с того момента, как он увидел ее связанной и обнаженной в крепости. Чувствуя, что выдал себя, Ромодановский хотел высвободиться, но Максимильена удержала его, прошептав:
— Нет, друг мой, брат мой, я по-прежнему люблю вас, и память о вас навсегда сохранится в моем сердце.
С этими словами она обвила шею Ромодановского руками и запечатлела на его устах целомудренный поцелуй.
Князь, которому Максимильена доставила несказанное счастье и великое страдание, быстро отошел к Флорису и Адриану — мальчики с интересом наблюдали за действиями матросов и ничего не заметили. У Ромодановского сжалось сердце; он привлек их к себе и тихо произнес, глядя на Флориса:
— Как тяжко потерять отца и как прекрасно унаследовать отцовскую славу!
Ромодановский прыгнул в шлюпку, где его дожидалось четверо матросов.
— До свиданья, Ромо, до свиданья! — закричали Флорис с Адрианом. Им стало грустно, но новые впечатления уже захватили их, как это часто бывает с детьми.
Ромодановский уже не смотрел на них — он видел только тонкий силуэт Максимильены на корме и шептал: Мой царь, я остался верен тебе до конца, миссия моя закончена, и Петр Великий может гордиться своим другом.
Капитан закричал:
— Поднять якорь!
Матросы кинулись к борту корабля, но тут с причала донесся тоненький голосок:
— Флорис, Флорис!
Вскоре к португальской галере подошла роскошная фелука эмира. В ней находились Марина-Хромуша, Мустафа, двенадцать крепких турецких гребцов и маленькая принцесса Ясмина. Именно она и звала Флориса. Капитан в ярости сорвал с себя парик. Весь маневр предстояло выполнить сначала, однако приходилось считаться с капризом дочери Селим-паши. Флорис наклонился над перилами. Малышка-принцесса крикнула ему:
— Я хотела попрощаться с тобой. И отдать тебе мой подарок!
Гребцы передали матросам маленькую обезьянку, испускавшую пронзительные крики и вырывавшуюся из рук.
Флорис был в восторге.
— Ты очень хорошая, Ясмина.
— Знаешь, Флорис, я тебя никогда не забуду! Береги моего маленького Али. Прощай, прощай!
Ясмина махнула своей маленькой ручкой. Флорис был польщен вниманием принцессы и победоносно взглянул на Адриана. Фелука эмира удалялась от корабля. Марина-Хромуша ревела в голос:
— До свиданья, барчук, до свиданья!
Великан Мустафа, сам не зная зачем, повторял слова своей «супруги». А Ясмина напоследок со смехом выкрикнула:
— До свиданья, христианский пес!
Флорис поднял руку, прощаясь с ней. Адриан, подойдя к матери, нежно прижался к ее груди и поцеловал ей руку. Галера совершила медленный поворот, и паруса вновь надулись ветром.
