Теперь дело иное и даже опасное. Семен уже не был наивным глупым парнишкой и прекрасно понимал, чего именно от него ожидают те, кто направил лжеимператора на встречу со ЛжеИваном. Семена, как двойника императора собираются подставить. Где? Как? Когда? Сплошные вопросы, ответы на которые Семену знать не по чину, несмотря на то, что его камзол вышит золотом и стоит не менее чем пятнадцать тысяч рублей.
— Идешь на площадь, там будет собран народ. Величаво, но с почтением к люду говоришь то, что написано на бумаге, — давал последние инструкции Михаил Андреевич Грановский, который самолично разрабатывал операцию по нейтрализации ЛжеИвана. — Если что случится, то просто падай и лежи!
— А что должно случиться? — спросил Семен.
Грановский только посмотрел на двойника императора. Ранее он сокрушался, что Семен не воспитуемый и как был дураком, так им и остался. Михаил Андреевич был не совсем прав в своих суждениях, так как бывший крепостной уже о многом догадался и спрашивал лишь из-за страха. Ума у Семена прибавилось, а вот малодушие победить он никак не мог и коленки подрагивали.
Уже когда, под всеобщее ликование, «император» входил на импровизированную сцену, в метрах двадцати от места появления самодержца, стоял максимально сконцентрированный человек. Он не выкрикивал приветствия, не входил в состояние транса, как иные, только ждал.
— Люди честные! Приехал я к Вам, дабы посмотрели мы друг на друга и обиды все, коли они есть, высказали, — начал говорить лжеимператор.
— Государь, надежа наша, вели и жизни положим! — кричал один человек в толпе.
— Нет обид на тебя и быть их не может! Костьми ляжем! — выкрикивал второй.
Причем это были даже не те штатные «крикуны», которые должны заводить толпу и создавать нужное настроение. Люди действительно были столь впечатлены присутствием императора, что скажи им лжесамодержец прямо здесь и сейчас умереть, в миг все люди на площади стали суицидниками. Лишь один человек не поддавался никаким эмоциям и только выгадывал возможность для выполнения работы.
— Сказывают, что объявился брат мой, Иоанн Антонович, по потере которого я горевал без меры. И хотел я видеть того брата. Коли то он, то обнять. Просил в письме я брата свого не чинить разбоя, да не воевать Оренбург, что приеду я, и все сладим. Но не слушает меня брат, татьбу супротив меня измышляет, — у Семена начали дрожать колени пуще прежнего, он уже уверил себя в том, что его должны убить и именно здесь и сейчас.
Непроизвольно лжеимператор посмотрел на своих телохранителей.
— Защитим, надежа-государь! — выкрикнул «подпевала на зарплате».
— Не дадим сгубить! — подержал еще кто-то из толпы.
— Не убоялся я, приехал. Если татьбу учинит кто, люди, верьте, что я все миром решить хотел, нельзя, кабы подданные мои кровь лили, когда все сладить можно полюбовно, — продолжал озвучивать заученный текст Семен, а ноги предательски дергались в сторону, сбежать.
Выстрел! Выстрел!
Кузьма Хлопов, телохранитель лжеимператора рефлекторно, как учили в школе пластунов, закрыл собой Кривоноса. Пуля вошла в живот Кузьмы, а вторая попала прямо в сердце.
Ошарашенными от испуга глазами, насилу удерживая на руках уже мертвого телохранителя, Семен осматривал площадь.
— Убили! — закричал кто-то из толпы, когда стрелка-убийцу уже скрутили охранники лжеимператора.
— Жив император! Это тать лживая сгубить его хотел! Нет Иоанна Антоновича, сгинул он, да и мал годами, а то Ерофей Лихатов, я знал того враля! — выкрикивал агент Тайной канцелярии, а другой агент вторил ему из бушующей толпы.
Толпа преисполнилась гневом. Не было русского бунта, чтобы вот так, на законного царя покушаться. Сильна вера в царскую непогрешимость. И тут… сильно подорван авторитет ЛжеИвана.
Через час Михаил Андреевич Грановский зашел в камеру Самарской тюрьмы, где на стуле сидел связанный и избитый стрелок, который покушался на императора.
— Пригож! Ой, пригож! — Грановский улыбнулся.
— Рад стараться, Ваше превосходительство! — съязвил Иван Трофимович Петровский, ротмистр тайной службы и потомственный дворянин.
— Вот и по Уставу сказал, а как по матушке послал! — сказал начальник разведки, которому перепоручили работу по ликвидации угрозы бунта на Юге Урала.
— Три зуба выбили, да ребра поломали! — констатировал Петровский.
— Бывает! То, что живой, вот наиглавнейшее! — Грановский посерьезнел. — Ладно, полюбезничали, и будет. Рассказывай!
— Получилось, все получилось! Не думал, Ваше Превосходительство, что свой человек у Тайной канцелярии есть и среди башкир!
— Уже нет. Перед твоим прибытием приказал посредством тайных знаков уходить. Он не привит. А такой хитрец и умница, как Раинбек еще сгодится. Может, даже в самое ближайшее время, — сказал Грановский, открывая саквояж и выуживая из него штоф водки, кольцо колбасы и хлеб.
— Давай, господин ротмистр, помянем раба божьего Кузьму Хлопова.
— Не хотел я его убивать, — Петровский понурил взгляд.
Грановский молча налил в стоящие на столе керамические чашки, молча выпили. Нечего было объяснять случившееся. Это еще даже не трагедия в начавшейся операции, только недоразумение. Еще немало крови прольется, немало людей сгинет.
По плану операции агент Петровский, работавший под легендой Вани по прозвищу «Злодей», должен был только ранить «императора» в плечо. Ротмистр был великолепным стрелком и промазать никак не мог. Ранение императора должно было всколыхнуть Поволжье и юг Урала, и при грамотной подаче информации данный факт обязательно навредил бы ЛжеИвану. Но казака-телохранителя Хлопова хорошо учили. Он, не задумываясь, отдал жизнь за охраняемого.
— Эх, хороша, — сказал Петровский, закусывая куском колбасы.
— А что, на столе Иоанна Антоновича водка хуже была? — усмехнулся Грановский.
— Ну, уж точно не императорская, — сказал Петровский, приподнимая и рассматривая просвечивающуюся жидкость.
— Как думаешь, не сбегут наши заморские други, когда хворь начнет расползаться? Или после твоего пленения? — спросил Михаил Андреевич.
— Уверен, ваше превосходительство, что заподозрить они ничего не смогут. Так случилось, что это не самозванец просил стать цареубийцей, а француз. Тот ЛжеВанька в последнее время больше пьет, чем участвует в делах, — сказал ротмистр.
— Так, что, Кучукбей — голова бунта?
— Скорее, сердце, коли образно говорить. Кучукбей из тех, кто не отступит. Уздечку его коня я более всего вымазал спорами оспы.
Тратить большие ресурсы на усмирение нелепого бунта на Южном Урале никто не собирался. На государственном совете не озвучивалось решение применить биологическое оружие, однако после вероятность распространить именно оспу среди бунтовщиков стала рабочим планом по устранению проблемы.
Планировалось выбить идеологическую основу у бунтовщиков, а после в регион ввести войска под благовидным предлогом устройства карантина и оказания медицинской помощи пострадавшим. Все войска, которые должны были участвовать в операции, были привиты от оспы, как и Петровский. Поэтому блокировать очаг заражения можно было, не страшась получить собственные потери.
Вместе с тем, в план приходится вносить корректировки. Те четыре полка, два пехотных, один кавалерийский, уланов, должны были решить проблему бунта под всеобщее одобрение жителей Урала и Поволжья. Однако, прорыв англо-персидских войск в Закавказье вносил корректировки и требовал усиления русской группировки в регионе свежими силами. С северо-запада Российской империи уже должны были отправляться воинские подразделения, но их прибытие ожидалось никак не раньше, чем через месяц даже с учетом железнодорожного пути до Москвы. А еще были бы не лишними несколько полков в джунгарской земле, где события также требуют усиления русского присутствия.
— Что ж, Иван Трофимович, ночью Вы отправитесь в Москву, сбреете бороду, побреете голову, чтобы уже не быть рыжим, а отращивать собственный цвет волос. И приступите к работе через месячный отпуск. Работать станете в моем ведомстве, — Грановский стал, выпрямился. — Честь имею, господин секунд-майор, Герой Российском империи.
