– Вы знаете, в чем ваша сила, месье Кисанов? – усмехнулся комиссар. – В том, что вы прилично знаете психологию ваших соотечественников. Скажу вам честно: мне бы и в голову не пришло, что они тут же побегут заключать сделку.
– Побегут, господин комиссар, побегут… Вы просто не видели мадам Левикову. Не то бы нисколько в этом не усомнились… А насчет «соотечественников» – это вы погорячились… Не стоит обобщать. Вряд ли вы согласитесь, что мэтр Леблан представляет всех французов и всех адвокатов?
Михаил был серого цементного цвета. Он избегал смотреть на остальных, как если бы ему было стыдно за человеческую низость… Он чувствовал не возмущение, не злость а стыд. Неизвестно почему, это ощущение не поддавалось ни логике, ни объяснениям. Оно просто было ему присуще – это глобальное чувство ответственности за все, что происходит рядом…
Ксюша взяла его руку и погладила. Левиков просто кивнул, не поднимая глаз, – кивнул, выражая благодарность и одновременно останавливая ее жест: сочувствие бессмысленно. Женщина, с которой он прожил двадцать шесть лет, продавала его жизнь, с лихостью заправской торговки требуя лишнюю тысячу, как будто речь шла о лишнем килограмме колбасы…
– Я понимаю, – шепнула Ксюша, – у вас шок от такого предательства…
– Предательства? – вскинул голову Левиков. – Нет, Ксюша, нет, детка, тут никакого предательства нет. Клава… Она на самом деле всегда была такая. Это я – я не хотел ее такой видеть. Я закрылся от нее, жил в собственном мире, который выстроил внутри семьи, – лишь бы не трогали…. Кто-то рядом ходит – и ладно. Я сделал ошибку, связав свою жизнь с ней, но не нашел ничего лучшего, как зарыться внутри этой ошибки, окопать себе маленькое пространство внутренней свободы… Это я, Ксюша, виноват в ее предательстве. Я и вправду был никчемным мужем. Я сразу понял, что не люблю ее, но не посмел ничего изменить… И она решила меня продать, чтобы хоть какой-то толк был… Как, помните, мультфильм такой есть, где кот Матроскин хочет Шарика продать, потому что он бесполезный? И вместо него корову купить…
– Вас? Как Шарика? Бесполезный? – изумилась Ксюша. – Но, подождите, она же не кот Матроскин! Это же не мультик! Она же человек, у нее же должны быть какие-то понятия о…
– Не стоит, Ксюша. Клава всегда была примитивной и меркантильной. Я это почуял еще до свадьбы, но она была так хороша собой, а я – так не уверен в себе… Потом быстро удостоверился, что она такая и есть, что мне не показалось… Но решиться на развод не хватило чего-то. Может, ума, может, мужества… Или просто лень было… Но вы поймите, что если я согласился на отношения с таким человеком, то теперь нелепо упрекать его за то, что он плох. Он таков, каков есть. А я получил то, что заслужил. И если мне сейчас премерзко, то виноват в этом только я…
– Вы красивый человек, Михаил, – прошептала Ксюша, качая головой, – очень красивый. Но неправильный. Нельзя быть таким благородным, это чересчур. Не знаю, как объяснить, но все, что чересчур, – это не есть хорошо…
– Если бы я был таким благородным, как вы говорите, – улыбнулся Левиков, – я бы уделял больше внимания своей жене. Может, удалось бы научить ее думать не только о деньгах… Или надо было разводиться. А я просто плюнул на нее! Благородства в этом мало…
– О чем вы там шепчетесь? – поинтересовалась Александра.
– Да мы тут философствуем понемножку, – ответил Левиков с грустной усмешкой. – Пытаемся определить понятие благородства. Ну что, теперь мы свободны?
…Было решено выехать в Париж сегодня же вечером. А пока что погулять наконец по городу.
Экс-ан-Прованс, щедро залитый солнечным светом, радовал глаз архитектурой старинного французского города, изысканной роскошью витрин и ресторанов, несуетным духом обитателей и туристов, праздными толпами струившихся по широким тротуарам. И этот запах – этот пряный воздух Прованса, настоянный на лаванде и лавре, на розмарине и тимьяне, – он кружил головы. Он пьянил, хмельной волной вливаясь в кровь, он будоражил и дразнил…
Все произошедшее вдруг показалось невероятным и красочным приключением – и они уже наперебой смаковали, как будут рассказывать знакомым, как Александра напишет статью в «готическом стиле», как Ксюша сделает эссе: теперь-то она может смело утверждать, что знает французские замки «изнутри»! Все покатились от хохота – это хмель играл в крови, это воздух Прованса кружил головы…
Ксюша украдкой посматривала на Левикова заботливым – если не сказать «материнским» – взглядом: как он? Ведь он единственный из всей компании, кто понес реальные потери – Лариса, жена… Все строили планы – кроме него. Что ему теперь делать, когда любимой женщины больше нет, семьи нет? Понятно, что ее никогда и не было по-настоящему, но все же такое страшное предательство… Куда ему теперь? В Москву, в постылый дом да к постылой работе? В «Провентис-Фарма» даже не осталось людей, которые вели с ним переговоры… Может, этот, как его, Буше, замдиректора, жив? Может, он вернется к переговорам с Михаилом?
Но Михаил поддался общему веселью, он тоже, кажется, попал в плен колдовского воздуха Прованса, он дал себе волю и поплыл на его пьянящих волнах…
«Это хорошо, – подумала Ксюша, – но эйфория кончится, и что тогда?»
– Кис, – тихонько позвала она, – надо бы выяснить, – она указала глазами на Левикова, – что там…
Алексей кивнул: понял с ходу.
– Михаил, а не пора ли нам выяснить и ваши планы, а? Реми, поработай переводчиком, мне нужно с «Провентис-Фарма» переговорить!
Они отстали от остальных ненадолго: уже минут через пять оба детектива весело нагнали девушек и Михаила.
– Значит, так, – оживленно заговорил Кис, – Буше жив, слава те господи, но еще надолго в больнице. Зато его заместитель ну прямо только и ждал моего звонка, чтобы затерзать меня вопросами о месье Левикове. Они жаждут подписать с ним контракт! Так что, Миша, в Париже вас ждут великие дела! Вы станете богатым человеком и будете заниматься любимой работой!
– А что, – сказал Реми, – вся эта история, она ведь фактически послужила вам рекламой! Смотрите, настоящую охоту на вас устроили! «Провентис-Фарма» теперь вам двойную цену предложит, особенно если вы поломаетесь для виду!
– Ага, только теперь к вам нужно будет личную охрану приставить – вы теперь поважнее любого ВИПа, столько охотников на вашу персону! – острил Алексей.
– Вы следующим летом пригласите нас на вашу яхту? – веселилась Ксюша. – Или, может, вы перекупите Ла Барбен? Мы будем водить экскурсии по всем уровням подземелья, а к вашей клетке прибьем именную мемориальную табличку!
– А вы, сестрицы, напишете роман об этой истории! – включился Реми. – И мы будем его продавать при входе в замок!
– Вот романы я еще писать не пробовала, все недосуг… А ведь как хорошо: сидишь себе дома – ни начальства над душой, ни сроков сдачи… – мечтательно проговорила Александра. – И вправду, что ли, попробовать?
– А я так и не понял, кто убил Ларису… И почему? – спросил Михаил Левиков, и разом воцарилась тишина. Всеобщее веселье улетучилось, как призрак с боем часов на рассвете. Колдовской воздух Прованса потерял свою магию, и хмель моментально выветрился из голов.
– Да… Мы же ничего толком так и не поняли… – проговорила Александра.
– И при чем тут Леблан? И кто его убил? – спросила Ксюша.
– Погодите… Давайте сядем где-нибудь, и мы все вам расскажем! Реми, тут есть какой-нибудь парк со скамейками? Не хочется в гостиницу, погодка – загляденье!
– Зачем парк, – ответил Реми, – когда в этом городе существуют прекрасные рестораны, где на тенистой террасе под платанами можно выпить отменного холодного пива! Да и перекусить не помешало бы, – заметил к слову вечно голодный Реми.
– … Дело в том, – произнес Алексей, когда все устроились за столиком и сделали заказ, – что многое решительно не сходилось во всей этой истории, пока меня не осенила мысль, что на одной сценической площадке идут одновременно две разные пьесы.
Первую ставили клиники эстетической хирургии «Венюс», а в ней главную роль играл мэтр Леблан. Вторую пьесу, как теперь понятно, разыгрывали три бандита «на гастролях» из Москвы от театра господина Звонарева, прибравшего к рукам за последние годы едва ли не всю фармацевтическую и гигиеническую продукцию страны.
Действие двух пьес развивалось параллельно и одновременно до тех пор, пока они не пересеклись в общей точке: в замке Ла Барбен.
Итак, пьеса номер один, под знаком Венеры, клиник «Венюс». Ставил ее мэтр Леблан. Он действительно был связан с марсельской мафией – по словам комиссара, он не раз выступал защитником на различных судебных процессах по их делам. Для них Леблан был свой. А марсельцы держат в клиниках «Венюс» изрядную долю акций. Понятно, что Леблану выпало улаживать дело о приобретении изобретения и изобретателя.
