— …Как вам удалось сделать так много за столь короткий срок?
А он не так уж и сильно картавит.
— Это нетрудно, Владимир Ильич, если точно знаешь, что ждёт тебя завтра.
— Вы способны предвидеть будущее?
Сколько неприкрытого сарказма в этом вопросе.
— Не предвидеть, а знать, коли уж ты сам из будущего…
Чёрт, Крупская! Едва успеваю спрятать наушник. Входит на кухню, подсаживается к столу. Не ко времени нарисовалась, но ведь ей об этом не скажешь?
— Что-то голова разболелась, — слабо улыбнулась Надежда Константиновна. У вас не будет аспирина?
— Сейчас найду.
Крупская запила лекарство и отставила стакан.
— Скажите, Ольга, вы давно знакомы с Жехорским?
— Достаточно давно. Мы вместе состояли в боевой эсеровской группе.
— Вы боевик? — искренне удивилась Крупская.
— А почему это вас так удивляет?
— Нет, нет, — испугалась своих слов Надежда Константиновна, — меня это нисколько не удивляет. Я просто неловко выразилась. Извините.
Из-за двери кабинета высунулась Мишкина голова.
— Оленька, сообрази-ка нам чайку!
Теперь пришёл черёд извиняться мне. Надежда Константиновна понимающе кивнула, встала и покинула кухню, а я занялась приготовлением чая.
Когда я вошла в кабинет разговор прервался. Ставя поднос на стол, я украдкой взглянула на Ленина. Молодец мужик, держится бодрячком, разве что побледнел слегка. Хотя, это мне могло и показаться. Вернувшись на кухню, я вновь приложила наушник к уху.
— …Введение однопартийной системы сыграло с партией злую шутку. Избавившись от критики внешней, она стала бороться с критикой внутри себя. Машина репрессий развила такие обороты, что не могла уже остановиться. Теперь ей было всё равно: прав ты или виноват, свой ты или чужой, враг ты или страдаешь безвинно. Избавившись в 1917 году от одной тирании, страна попала под власть тирании ещё более страшной. Ошибки, допущенные в начале пути, обернулись впоследствии страшным злом и для народа, и для самой партии…
Опять Крупская! И чего ей не спится?
— Вроде и устала, а уснуть не могу, — печально улыбнулась Надежда Константиновна. — Можно, я с вами посижу, подожду Володю?
— Конечно, — вполне искренне ответила я, поскольку опасалась, что Мишка своими откровениями доведёт Ленина до приступа. Мне одной его, что ли, отхаживать?
ГЛЕБЯ топтал булыжник Петропавловской крепости перед зданием комендатуры и с нетерпением ждал возвращения штабного автомобиля, который должен был привезти Макарыча и Ольгу. На втором автомобиле в тот же адрес убыл Ёрш с группой спецназовцев. С этого дня товарищ Ежов отвечал за безопасность Ленина.
Со стороны Петровских ворот показался автомобиль. Наконец-то! Чмокаю в щёку жену: – Привет, солнышко! — И сразу к Макарычу: – Ну как?
— Трудно сказать, — важничает Макарыч, пожимая мне руку. — Так вот однозначно и не ответишь.
— Но хоть поверил, как думаешь?
— Думаю, поверил. Сначала слушал со снисходительной усмешкой, но когда я упомянул про РКП(б) улыбаться перестал, сразу насторожился, потом впал в глубокую задумчивость и, наконец, полностью ушёл в себя. В этом состоянии он пребывает и по сей час. По крайней мере, утром он был именно таким.
— На сегодня намечено его выступление на заседании ПК, — проинформировал я Макарыча.
— Ну значит сегодня всё и прояснится! — чуть нервничая, подытожил Макарыч. — Заседание, видимо, будет расширенным?
— Видимо да. Ёрш на него точно приглашён.
— Вот он нас обо всём и проинформирует!
Чуть позже позвонил Ёрш и сообщил, что Ленин попросил перенести заседание ПК на завтра.
— Как он там? — поинтересовался я.
— Заперся в кабинете и никого кроме Крупской к себе не допускает.
МИХАИЛПосещение Петропавловской крепости Александровичем было событием неординарным. Командир Красной Гвардии предпочитал общаться со своим начальником штаба по телефону или через меня. Но сегодня он удостоил штаб личным присутствием. Рапорт Васича выслушал молча и без каких-либо замечаний. Потом сказал:
— Глеб Васильевич, вы не будете возражать, если я заберу вашего заместителя с собой?
— Никак нет! — ответил Глеб.
Александрович кивнул, приложил ладонь к козырьку фуражки – значит, кое-чему уже научился – и покинул помещение, движением головы приказав мне следовать за собой. На улице мы сели в закреплённый за Александровичем автомобиль. Первые слова, обращённые ко мне, Вячеслав (он уже так свыкся со своим псевдонимом, что ни на имя Пётр, ни на фамилию Дмитриевский давно не откликался) произнёс после того, как мы покинули пределы крепости.
— Срочный созыв ЦК, — сказал он.
— А я тут причём? — удивление моё было искренним. — Я ведь не член ЦК.
— Ты приглашён. — Александрович помолчал и добавил: – Как, впрочем, и я.
Вот так сюрприз! Я почему-то считал, что он давно в ЦК ПСР.
— Что-то произошло? — поинтересовался я.
— Савинков приехал.
Это была информация к размышлению. Насколько я помню, Борис Викторович в нашем прошлом активно поддерживал Керенского и люто ненавидел большевиков.
— Думаю, что Савинков будет настаивать на конфронтации с большевиками, — подвёл я вслух итог своим размышлениям.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — усмехнулся Александрович.
— Как намерен поступить?
— Времена Савинковых прошли, — твёрдо произнёс Александрович. — Большевики с их резкими высказываниями, тоже не сахар. Но только в союзе с ними мы можем создать истинно народное правительство, опирающееся на Советы. Другое дело, что сейчас мы не имеем достаточной поддержки ни среди рядовых членов партии, ни, тем более, внутри её руководящих органов. Время открытого противостояния с Черновым и Савинковым ещё не пришло. Но сегодня кое-что может измениться в нашу пользу.
— Что ты имеешь в виду? — полюбопытствовал я.
— На заседании должен быть избран новый член ЦК. Изначально предполагалось рассмотреть мою кандидатуру. Но, Савинков, я думаю, выдвинет твою.
— Меня в ЦК? — изумился я.
— А чему ты удивляешься? Ты прекрасно зарекомендовал себя за последние месяцы. К тому же Савинков до сих пор считает тебя своим человеком, — усмехнулся Александрович. — Да и Нина, которую он поставил за тобой присматривать, видимо, уже отчиталась о твоём примерном поведении. Или у тебя есть основания считать иначе?
Я вспомнил наше последнее свидание и отрицательно помотал головой.
— Вот видишь? — снова улыбнулся Александрович. — Так что, думаю, дорога в ЦК для тебя открыта.
— Может ты и прав, — вынужден был согласиться я. — Столкнуть нас лбами – это очень по-савинковски.
— Ну с этим у него вряд ли что получится. Мы ведь с тобой одно дело делаем, или нет? — повернул ко мне голову Александрович.
— Одно! — твёрдо ответил я.
* * *
На заседании ЦК мы с Александровичем устроили небольшой спектакль: демонстрировали наши «натянутые» отношения. У Чернова это вызвало беспокойство, а у Савинкова одобрение. Обсуждение текущего момента и роли партии на данном этапе русской революции проходило весьма бурно. Фитиль подпалил, разумеется, Савинков. Он обрушился с резкой критикой на Петроградскую организацию, особо выделяя негативную роль товарища Александровича.
— Что это за встреча была устроена вчера Ульянову на перроне Царскосельского вокзала? — строго спрашивал, обращаясь к Александровичу, Савинков. — Я имею в виду почётный караул Красной Гвардии, которой вы, товарищ Александрович, если мне не изменяет память, изволите командовать?
— Но почётный караул был выставлен по приказу штаба, которым на тот момент руководил товарищ Жехорский, — напомнил чей-то голос.
Все взгляды сосредоточились на мне. А мне хоть бы что! С самым невозмутимым видом пожимаю плечами и докладываю:
— Я всего лишь исполнял приказ, в котором чётко было указано: организовать почётную встречу. Почётную – значит с выставлением почётного караула.
— А кем был подписан приказ? — спросил Савинков.
— Командиром Красной Гвардии, — ответил я.
— То есть товарищем Александровичем! — перевёл стрелки в прежнем направлении Савинков. — Что и требовалось доказать. Но бог с ними с почестями. Меня волнует другое: кому станет подчиняться Красная Гвардия, если наши с большевиками пути окончательно разойдутся?
Александрович медлил с ответом и тогда вновь заговорил я:
— Все красногвардейские полки, расквартированные в Петрограде, сформированы таким образом, что большинство красногвардейцев в каждом из них являются членами нашей партии!
Это была беспардонная ложь, но кто кроме Александровича мог меня опровергнуть?
