— Что же в результате?
— Хотела бы я знать. Кейт осталась для меня неразгаданной загадкой. Я думаю, не меньшей загадкой она будет и для вас. Читая материалы ее личного дела, можно подумать, что Кейт страдает от дефицита любви и внимания близких ей людей. Знаете ли вы о том, что ее сестра-близнец, с которой они были неразлучны вплоть до убийства, ни разу за четырнадцать лет не приехала навестить ее? В деле нет никакого подтверждения тому, что между ними велась переписка. Мать ее умерла вскоре после судебного разбирательства. Еще одна травмирующая ситуация, оставленная без внимания. Отца след простыл. Ее навещала только бабушка, она была настолько слаба, что передвигалась в инвалидной коляске. Поэтому Кейт приходилось полагаться лишь на воспитателей и охранников.
Лаура Пегрэм встала и подошла к окну. Рассеянно теребя в пальцах занавеску, она продолжала:
— Среди работников исправительных учреждений нередко попадаются люди, по-настоящему преданные своему делу. По всей видимости, она пережила период долгожданной стабильности.
— Однако вы сказали, что в восемнадцать ее перевели из колонии для несовершеннолетних.
— Совершенно верно. В день своего рождения Кейт покинула интернат и в полной мере ощутила все прелести тюремной системы. — Лаура запустила пальцы в свою шевелюру. — У Кейт были дружеские контакты с другими девушками. Большинство сотрудников относились к ней доброжелательно. В отношении осужденных на пожизненный срок они всегда категоричны в своих суждениях. Знаете ли, они до сих пор муссируют эту тему — убивала или не убивала. Одни не могут поверить в то, что такая уравновешенная и рассудительная девочка способна на такое бессмысленное убийство. Другие относились к ней с подозрением, считая ее коварной и расчетливой притворщицей, которая умеет держать людей на дистанции и исподтишка манипулирует ими, что само по себе, по их мнению, является доказательством ее вины. Дескать, не так проста девочка, как хочет казаться. — Она помолчала. — Разные люди по-разному интерпретируют одни и те же черты поведения.
— И что же? — непонимающе спросил он.
— В тюрьме виновность — заранее заданная величина. Но удивительная вещь — ищешь-ищешь глубокие психологические корни проступка — и не находишь… — Она задумалась на мгновение. — Здесь ей было не так уж плохо.
— В это трудно поверить.
Лаура хмыкнула.
— Всю свою сознательную жизнь она провела по тюрьмам, другой жизни она не помнит. Она всегда была на хорошем счету, всегда пользовалась доверием руководства и носила красную повязку. О ней хорошо отзывается священник. Около года назад ей неожиданно подвернулся шанс совершить побег, но она предпочла вернуться в камеру. Поступок этот о многом говорит. Мне известно о ее внезапных приступах панического страха, нарушениях сна и учащенном сердцебиении. Мне также известно, с какой трогательной заботой она ухаживала за птицами, и о том, что учила плавать детей, страдающих аутизмом. Дэвид Джерроу рассказывал вам об этом?
Она качнула ногой, лакированная туфля повисла на пальцах. Священник скользнул взглядом по стройным ногам молодой женщины, но в следующее мгновение заставил себя сосредоточиться на ее лице.
— Одного не понимаю, — задумчиво произнесла она, — следует ли расценивать ее поступки как свидетельство вины, которую она искупает, считая наказание вполне заслуженным? Или она просто покорилась своей судьбе и плывет по течению?
— Вы не считаете совершенное убийство преднамеренным?
— Я склоняюсь к тому, что это скорее активный детский эксперимент, проверка собственных сил. Маленькие дети опытным путем определяют для себя границы дозволенного. Все дети, мои в том числе. Нередко этот процесс сопровождается эффектными вспышками и агрессией. Трехлетний злюка впивается ногтями в вашу руку и на полном серьезе пытается причинить вам боль. Какова ваша реакция? Вы шлепаете его по руке, обрываете: «Перестань сейчас же!», обнимаете и отвлекаете его внимание новой игрой. Можно предположить, что в подобных ситуациях ее родители не сумели правильно скорректировать свое поведение, в нужный момент погасив в ребенке эмоциональный всплеск.
— Ей было не три года, а тринадцать.
— Да, почти взрослая. В моей практике был один случай. Девочка немногим младше Кейт решила подержать маленького ребенка на вытянутых руках над водой и случайно уронила его. Что это — игра, приведшая к несчастью, или заранее спланированный акт агрессии?
Ведущий специалист службы психологической помощи дотянулась до телефона и положила трубку на рычаг. Незамедлительно раздался звонок. Не убирая руки с аппарата, она в задумчивости смотрела на него.
— Понимаете, — произнесла она наконец, — если я буду пропускать через себя личные трагедии моих пациенток, я не смогу реализовать свои профессиональные задачи. Кейт вынесен приговор. Не мне его оспаривать. Какие бы эмоции ни определяли мое личное отношение к преступнику, моя позиция должна оставаться объективной и нейтральной. Каких только душещипательных историй тут не наслушаешься, и если я буду рыдать над каждой, то грош цена мне как специалисту. Не сумев подняться над ситуацией и оценить ее, я не сумею оказать моральную помощь тем, кто в ней нуждается.
Святой отец поблагодарил ее и ушел. Лаура Пегрэм долго сидела за столом, не снимая руки с затихшего аппарата. Ей вдруг захотелось снять трубку, набрать по внутренней связи номер КПП и под каким-нибудь предлогом задержать отца Майкла. Необходимо сказать ему… Что? Что она ему скажет? Лаура в нерешительности покачала лакированной туфлей на высоком каблуке. Нет. Мало ли что может прийти в голову? А вдруг ее неясная догадка неверна?
Глава 22
— Прошу прощения, мисс.
Кейт испуганно отдернула голову от окна — прислонившись к стеклу, сидя в уютном мягком кресле, она не заметила, как уснула под мерный, однообразный перестук колес.
Склонившийся над ней человек в темной униформе и высокой форменной фуражке вдруг показался ей огромным. Ее взгляд фиксировал карточку охранника на груди, а слух — характерное позвякивание ключей на поясной цепочке. Она всем телом вжалась в сиденье, помертвев от ужаса. Во рту пересохло, она не могла произнести ни слова. За окном расстилались огромные покрывала бескрайних желтых нив и зеленого разнотравья. Видимо, ей не суждено узнать этого приволья. Они пришли забрать ее обратно. Освобождение оказалось лишь досадным недоразумением. Сейчас на ней защелкнутся наручники.
В колонии ходило множество историй о повторных арестах прямо у тюремных ворот. Один из типичных параноидальных страхов колонисток, порождаемых полной изоляцией от внешнего мира. С другой стороны, повторный арест — достаточно широко распространенное явление. По закону взять бывшего заключенного под арест дозволяется даже в тот момент, когда он, покинув тюремные стены, едва успел выйти на вольный воздух.
