Безоружный, я ждал его нападения. Никто не предложил мне оружия и не возразил против поединка. Болтун был опытным бойцом, руки его покрывали шрамы, глаза жестко смотрели на меня. Я ждал, но уже ощущал, как ускоряются мои реакции, как замедляется течение времени.
Движение мышц на бедре выдало мне его намерения. Воин шагнул вперед и сделал выпад, целясь мне в живот. Я вовремя отступил в сторону и перехватил его кисть обеими руками. Потом перебросил противника через бедро и тотчас же вырвал меч из его руки. Он рухнул на спину, как куль с мокрым тряпьем.
Приставив острие меча к его горлу, я сказал:
- Мои боги услышали мою молитву. А твои?
Он смотрел на меня, и ужас смерти изгонял краски с его лица. Я вонзил меч в землю возле его головы. Ожидая смерти, он крепко зажмурил глаза, но потом понял, что остался жив, и широко распахнул их. Я протянул руку, чтобы помочь ему подняться.
Остальные воины молча глазели на меня.
Обернувшись к молодому начальнику, я сказал:
- А теперь я хочу вступить в твое войско, если подхожу тебе.
Тот помялся и ответил:
- Поговори об этом с моим отцом.
Подобрав копье, я последовал за ним в лагерь, оставив остальных недоумевать. Молодой человек провел меня мимо грубо сколоченного загона, в котором, вздымая пыль и распространяя запах мочи, топтались и ржали кони и мулы. На противоположной стороне раскинулся ряд шатров. Мы направились к самому большому, возле которого на страже стояли два воина в бронзовой броне и с высокими копьями.
- Отец, - позвал юноша, исчезая под пологом шатра. - Я привел новобранца.
Последовав за ним, я оказался перед крепким человеком с густой проседью в волосах и седой бородой, сидевшим за деревянным столом.
Он как раз обедал; стол был уставлен плошками с дымившейся похлебкой и фруктами. Возле серебряного кувшина стояла украшенная драгоценными камнями чаша. В дальнем углу шатра замерли на коленях три молодые рабыни.
Мужчина показался мне странно знакомым; я уже где-то видел эти пронзительные угольно-черные глаза и широкие плечи. Могучие руки, заросшие густыми темными волосами, покрывала сеть белых шрамов. Он посмотрел на меня долгим взглядом, пощипывая бороду, и тоже как будто пытался что-то вспомнить.
- Орион, - произнес он наконец.
Я отступил на шаг и спросил с удивлением:
- Одиссей? Это ты, господин?
Это был действительно Одиссей, которому я служил при осаде Трои. Он стал старше, поседел, лицо его покрылось паутиной морщин.
Он представил мне молодого военачальника; оказалось, что это его сын Телемак.
Царь улыбнулся мне, хотя в глазах читался вопрос: "Годы проявили к тебе больше милосердия. Ты словно и не переменился с тех пор, когда я в последний раз видел тебя на равнине Илиона".
- Где мы - в Итаке? - спросил я.
Лицо Одиссея сделалось серьезным.
- Итака далеко отсюда, - пробормотал он. - Там мое царство, моя жена. Тут сталь возвратилась в его голос. - И мертвые тела псов, которые хотели похитить мою жену, царство и даже дом.
- А перед нами - Эпир, - сказал Телемак.
- Эпир? - Я слышал это название. В Эпире родится Олимпиада.
Одиссей устало качнул поседевшей головой.
- После долгих лет, которые я провел вдали от жены и дома, боги сочли нужным вновь услать меня в далекие края.
- Боги бывают жестоки, - сказал я.
- Ты прав.
Одиссей пригласил меня и Телемака разделить с ним трапезу. Рабыни бросились из шатра за новыми яствами, тем временем мы пододвинули деревянные табуреты к столу. Я был всего лишь фетом, когда впервые встретил Одиссея, и пусть я был тогда ниже раба, царь оценил мою боевую доблесть и принял в свой дом.
Пока рабыни разливали горячую похлебку по деревянным чашам, Одиссей рассказал мне свою горестную повесть.
Оставив еще дымившиеся развалины Трои, царь направил свои корабли к родной Итаке, но храбрые мореплаватели попали в жестокий шторм, разметавший флот по бурному морю.
- Посейдон всегда не любил меня, - сказал он вполне деловым тоном. - А я еще потом убил одного из его сыновей.
Царь состарился, пытаясь вернуться домой. Корабли гибли, люди тонули. Уцелевшие один за другим покидали Одиссея; не надеясь вновь увидеть Итаку, они оставались в чужих землях, не желая более искать дорогу в родные края.
- А тем временем всякая деревенщина, что обитает на Итаке, толпилась возле дверей моего дома, ухаживая за Пенелопой.
- Эти наглецы вели себя так, словно царство уже принадлежало им, сказал Телемак. - Они намеревались убить меня.
- Благодарю богов за ум, которым они одарили Пенелопу. У моей супруги характер воина. Вот так! - Одиссей ухмыльнулся. - Она не поверила в мою смерть и не захотела назвать кого-нибудь из настырных проходимцев своим мужем.
Потом они стали подробно вспоминать, как вела себя обнаглевшая знать, "женихи" ели и пили как саранча, спорили и дрались, тиранили слуг, приставали к женщинам, угрожали перебить домашних и челядь, если Пенелопа не выберет одного из них в мужья.
- Словом, когда я наконец добрался до Итаки, оказалось, что царство мое разграблено, а эти свиньи осаждают мой дом.
Телемак мрачно улыбнулся:
- Но мы ведь быстро разделались с ними, так, отец?
Одиссей расхохотался:
- Это была скорее игра, чем битва. Я убил троих или четверых, остальные разбежались, как крысы при виде собаки. Неужели они могли подумать, что воин, который взял Трою и побеждал в единоборстве истинных героев, побоится толпы жирных бездельников?
- Мы косили их словно пшеницу, - проговорил Телемак.
- Ты прав.
- Итак, царство снова твое, - сказал я.
Улыбка его испарилась.
- Родственники убитых потребовали возмещения, - проговорил Телемак.
Я понял, что это значило: несколько десятков кровных врагов одновременно набросились на Одиссея и его семью.
- Среди убитых был сын эпирского царя Неоптолема. Поэтому родственники женихов собрались здесь, в Эпире, чтобы вместе отправиться на Итаку, захватить остров, а меня уничтожить.
Имя Неоптолем я слышал и прежде: так звали отца Олимпиады. Но до ее рождения оставалась тысяча лет. Возможно, это имя передавалось из поколения в поколение в роду царей Эпира. Или же...
- Мы пришли к стенам Эпира, - сказал Телемак, - осадили город, а они прячутся за городскими стенами.
Молодой человек, похоже, гордился тем, что они напали на своих врагов, не ожидая их появления на Итаке.
Одиссей проявил меньший энтузиазм:
- Осада ничего не дает. Они отказываются от сражения, а у нас нет сил штурмовать город.
Я вспомнил, как долго пришлось осаждать Трою.
Редко проявлявший нетерпение, Одиссей ударил кулаком по столу, рабыни затрепетали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
