грязью, страданиями и болью. Плохо ассоциировался с ужасами, что мы творили во имя своего «освобождения» от цепей. Не выдержала психика. Далеко не у всех, но там… так уж получилось. Обстоятельства. Атмосфера. Время и место. У колеблющихся появился повод принять решение, а у самых преданных возненавидеть их, за это.
— Значит, те офицеры, уговорили капитана действовать?
— Уговорили. Я верю, хоть и почти не знал его, что ему сложно далось это решение. Впрочем, последующие события доказали, что он был достойным человеком. Уже в суматохе бегства по запутанным лабиринтам Юнхэгуна, уже когда появились войска Метрополии, и все воевали против всех, мы с Томом и Джейком наткнулись на Питера. Он-то и обрисовал ситуацию. Наши завладели оружием и попытались захватить склад с продовольствием. Как только началась стрельба, монастырь проснулся. Гражданские быстро разобрались в ситуации, их лидер, понял, что оставшись без продуктов, они обречены. Пока одни только просыпались, в то время как многие метались по подземным переходам, спасая свою жизнь, он организовал находившихся рядом людей и дал отпор. Они попытались спрятать женщин и детей, вооружились, даже баррикады навалили из всякого хлама, на подступах к ним. Иллюзий они не питали, наверное, сразу поняли, что солдаты не будут заморачиваться по поводу безоружных, переговоров или уступок и отвечали стрельбой на стрельбу. С наскоку взять необходимое у Сопротивления не получилось и началось противостояние, опытных, закалённых в боях людей с гражданскими, плохо умевшими обращаться с оружием, но с яростью защищавшими своё «добро» и близких. К ним присоединились бойцы, отказавшиеся подчиняться приказам и сумевшие скрыться от собственных товарищей. Те, кого не пристрелили, за мятеж и предательство.
Тому, кто не был в Юнхэгуне, может показаться странным, что маленькая война случилась в таком замкнутом пространстве, всего лишь монастырь. Какие баррикады? Какие бои? Всё должно было закончиться очень быстро. Но Юнхэгун это целый комплекс пещер и помещений, лабиринт коридоров и галерей, тупиков и закрытых дверей… Многоуровневый, сложный и запутанный. Солдаты Метрополии, появившиеся чуть позже растворились в них, так же как и Сопротивление, как и гражданские, прятавшиеся и отбивавшиеся от нападавших. Там хватило бы места намного большему количеству сражавшихся. Оттого и такая неразбериха, суета, пальба во всё, что движется. Сложно построить линию боя, плохо ориентируясь на местности. Нелегко продвигаться по туннелям, оканчивающимися тупиками или завалами, прислушиваясь к треску оружия, совершенно теряя направление и ориентиры. Попробуйте угадать кто и где стреляет, если звуки отражаются от каменных стен, порождая эхо, запутывающее вас ещё больше. Рукопашные схватки в узких коридорах, топот ног, крики. Детский плач и мольбы. Случайные жертвы. Бестолково мечущиеся ополоумевшие от страха люди. Кто-то скажет безумие и будет прав… Я помню только темноту и мигание светильников. Череду похожих друг на друга комнат. Тела людей. Ругань и проклятия. Как же я хотел исчезнуть из того места. Не слышать и не видеть всего этого. Хотел домой, мечтал о тишине.
Питер погиб. Закрыл нас своим телом от брошенной в нашу сторону гранаты. Что самое нелепое, бросить её мог кто угодно. Поди разбери в той суматохе. Но его не стало. Как и многих других в ту ночь. Мы втроём прятались, снова крались по опустевшим катакомбам, опять прятались. Прислушивались. Ползли. Петляли и старались не попадаться никому на глаза. И так до самого утра.
Что я запомнил хорошо, так это один момент… плохо различимые голоса за стеной, звук шёл из воздуховода над моей головой. Мы приютились в какой-то кладовке или бытовке, набитой старым хламом. Джейку нужен был отдых. Прикрыли дверь, я держал её под прицелом, пока Том помогал сыну устроиться на полу и осматривал ногу. На повязке появились следы крови. В относительной тишине я слышал обрывки фраз из соседнего помещения.
Один голос говорил о гражданских, «пустим их вперёд, они не смогут стрелять… есть и дети… ещё лучше…», другой отвечал «у них на глазах… посмотрим… как заговорят… пристрелим нескольких…». Потом совсем неразборчиво. Стало немного тише, а может, голоса погромче, я узнал капитана Морино… «нет… вы с ума сошли…» пауза и вновь он «я не отдам такой приказ… не позволю…». Какая-то возня. Шум многих голосов. Затем тот, первый голос «рядовой… арестуйте капитана…сэр, вы обвиняетесь в… сдайте оружие сэр… не глупите…». Несколько хлопков. Выстрелов. Я понимаю, что случилось в той комнате. Понимаю, почему прозвучали выстрелы… Тело капитана нашли уже потом, когда разгребали завалы, когда искали и остальные тела. Надеюсь, там, наверху (указывает на потолок), он занял достойное место среди таких же, как он, сбившихся с пути, но вовремя остановившихся.
Помогло ли это тем, кого намеревались использовать в качестве живого щита? Конечно же, нет. Но душа капитана хоть немного очистилась, во всяком случае я хочу в это верить.
Мария Сиваль
— Для кого-то война закончилась, когда перестали греметь орудия, для кого-то в тот момент, когда входная дверь дома открылась и на пороге появился их отец, брат или муж, ушедший давным-давно на фронт. Для других конец войны это возвращение на родину или в покинутый дом…
Для меня она окончилась у здания столичного суда, 2 июля по общему календарю. Тёплый, солнечный день, ставший жирной точкой в моей личной войне. Не столько с «настоящим» противником, сколько с собственным разумом и воспоминаниями.
Послевоенный Самуи ещё даже не начал залечивать раны, на это уйдут жизни целых поколений, он просто старался избавиться от всего, что напоминало о горьких событиях и разрушенных судьбах. Избавиться от непрошенных гостей и порядков, установленных ими.
В те дни вереницы разнообразных кораблей уносили прочь солдат Союза, домой, туда, где их кто-то, как я думаю, ждал. Они покидали планету под хмурыми взглядами коренных жителей, опустив головы, по большей части молча, подавлено. Всё реже и реже кого-то из них можно было встретить на улице. Сносились полевые госпитали, очищались загаженные пляжи и острова, служившие им временным домом. Тяжело больным, конечно же, разрешили продолжить лечение, о них как и прежде заботились, но, встав на ноги или получив разрешение врача, они садились в шаттл и отправлялись на орбиту. Там ими занимался центр распределения. Их ждал путь домой.
Сложно описать, как изменился наш тропический рай, за время войны. Мне даже показалось, что море стало не таким голубым и прозрачным. Возможно, так и было. Океаны пострадали от рук человеческих и варварских методов ловли их обитателей, покрылись масляными пятнами от тысяч и тысяч двигателей, что приводили в движение стада стальных монстров, именуемых сейнерами. Глубоководные шельфы, утыканные буровыми платформами словно
