– А я все бои выиграл, княже! Почитай одну-две лишних гривны заработал.
Дед Матвей смерил его строгим взглядом и сказал:
– Вот лишнюю гривну в дружинную казну и отдашь.
Я кивнул, соглашаясь с Кубиным, а княжич и воевода засмеялись:
– Строго!
Отсмеявшись, княжич и воевода переглянулись, и Владимир Юрьевич, уже серьезно, сказал:
– Пройдемте, бояре, в светлицу мою. Поговорим.
Княжич приоткрыл окно, и светлица наполнилась октябрьской прохладой. Немного постоял, всматриваясь на разворачивающееся снаружи действо, потом развернулся к нам:
– Отец весть прислал. Повелел мне к нему срочно прибыть. Мыслю, слухи о собирающейся рати достигли и его. Поэтому я отбываю завтра. За крепостницу остается в ответе Дорофей Семенович. Куда ты, Владимир Иванович, бояр отправляешь?
– По Оке до Городца-у-Рязани. Так мы с купцом условились.
– Добре, до Вязьмы вместе пойдем.
Владимир Юрьевич подошел и оперся о стол.
– Что ж, княже, много я узнал от тебя и на многое ты мне открыл глаза. Не всему я верил, что о тебе говорили, и отец тоже не верил. – Он помолчал немного. – После вести о Китеже и гибели поместного ополчения он долго горевал и молился. Ведь град был для него дороже всего…
Княжич вдруг повернулся и посмотрел на меня:
– Скажи, Владимир Иванович, пойдешь под руку Великого Князя?
Вот оно! Долго же решался сказать это мне княжич.
Кем я стану при Великом Князе – тысяцким, воеводой? Присоединиться к общему войску – сразу поставить крест на дружине, которая в первом же бою с монголами поляжет от устаревших методов ведения боя. Как же это знакомо, господи! Во все времена Россия догоняла всех и училась на своих ошибках, стоя по колено в своей же крови. Нет, я не хочу загубить то, что задумал. Так что мой ответ – нет.
– Передай Великому Князю мое почтение и признание, но не могу принять его предложение. Пусть не держит зла и не таит обиду. Я отпишу Юрию Всеволодовичу.
Владимир Юрьевич пристально посмотрел на меня и кивнул:
– Что ж, Бог тебе судья.
Да, Бог мне судья. Но по-другому нельзя.
* * *
Всю ночь снились лица убитых на Буевом поле, и Илья Горин опять умирал у меня на глазах, а я кричал ему: «Прости».
После утреннего молебна выехали провожать наш отряд, что шел в помощь первым разведчикам. В отряд входили братья Варнавины, бояре Бравый, Стастин и Бедата, и еще полусотня новиков. До реки ехали молча. Княжеский струг и купеческая ладья стояли рядом. Пока заводили на ладью лошадей, сказал напоследок боярину Бедате:
– Иван Григорьевич, не забывай метки оставлять, чтоб вас потом найти. Удачи, и храни вас Господь.
– Все будет хорошо, княже.
Ладья отчалила, а я направился к стругу Владимира Юрьевича. Он, стоя у сходен, что-то говорил Дорофею Семеновичу. Я передал гридню княжича увесистый сверток с доспехом для великого князя.
– Передай отцу все, что ты видел, и все, что я тебе говорил. Пусть не медлит и собирает большую рать. Мы победим, по-другому быть не может. И еще скажи, что Владимир Иванович помнит отцов своих.
Владимир Юрьевич посмотрел мне в глаза. Затем кивнул и вбежал по сходням на струг. Когда струг отчалил, княжич поднял руку в прощальном жесте.
* * *
Как же трудно ждать. Тянущееся время убивается делами, но, когда дела сделаны, чувствуешь опять, что часы как будто замерли. Раздражала зависимость от погоды. Ведь никуда не денешься, а ждать ледостава придется. Для дружины больше пяти сотен и огромного обоза нужны замерзшие реки, которые и есть в этом времени главными дорогами. Как назло, стояли теплые дни. Погода словно смеялась – по утрам легкий морозец, который только и мог заморозить небольшие лужи, а днем солнце растапливало лед.
Дни стали похожи один на другой. С утра, после заутрени, неизменная тренировка, на которую стало приходить множество ратников, в основном молодых. В эти часы крепость наполнялась оглушительным треском тренировочных деревянных сабель и мечей, а стаи галок до вечера покидали привычные места. Братья Борзовы на всех тренировках стали завсегдатаями. После завтрака занимались отработкой построения щит в щит. Места для всех не хватало, стали выстраиваться вокруг храма. Святой отец на каждое построение выходил и крестил ратников, которые при этом не могли стоять к нему спиной. Еле уговорили его… не мешать. После обеда небольшой перерыв и стрельба из лука, за ней опять тренировка до темноты. И так каждый день.
К концу грязника, то есть октября, к крепости пригнали небольшой табун лошадей, и дружинная казна значительно похудела. Заводных у нас хватало, а вот тягловых – не было. В начале грудня насыпало снега. Много. Но я не так был рад снегопаду, как серьезному морозу, что ударил через пару дней. Реку сразу затянуло пока еще тонким льдом. С этого дня началась подготовка к выходу. Распорядок дня дополнился проверками запасов продуктов, снаряжения, саней и прочего.
Свою угрозу нерадивым часовым я выполнил, поговорив с Дорофеем Семеновичем и Кубиным, одновременно убив двух зайцев – организовал занятие для деда Матвея и повысил профуровень местной охраны. Теперь ратники на стенах и на башнях служили, как положено. Даже досмотр грузов, провозимых в телегах, которые до этого только осматривали поверхностно, стал проводиться тщательнее, на что Дорофей Семенович смотрел весьма положительно, чего нельзя сказать о хозяевах грузов.
Каждый день проверялась толщина льда, приближая наш выход. Наконец день настал. Получив на молебне благословление и горячо попрощавшись с Дорофеем Семеновичем, дружина спустилась с холма на Окский лед.
* * *
Лошади шли наметом, взрывая снег и пересекая многочисленные следы, оставленные поисковыми отрядами степняков. Дозорные, ехавшие впереди, подали сигнал, и отряд свернул с поля. Двадцатка всадников, переждав в небольшом овраге прохождения большого дозора степняков, вылетела из-за кустарника и быстро пересекла открытое пространство. Далее, прижимаясь к краю леса, ратники проехали до высокого холма.
– Здесь, княже.
Я взглянул на маленькие фигурки дозорных, умчавшихся вперед, кивнул Николаю Варнавину и направил лошадь на холм. Вслед за мной на вершину въехали остальные бояре.
– Господи, спаси и сохрани!
– Прими, Господи, души рабов твоих!
Мрачная картина развернулась перед нами. Рязань горела. Дым черным толстым столбом поднимался к облакам. Ветер гнал его прямо на нас, и среди редких снежинок иногда падал пепел. Не сдавшийся врагу город сожжен, все защитники его уничтожены и рассеяны. Большая часть русской рати была отрезана от города и была вынуждена отступить в леса. Мы поэтому и сделали большой крюк, обходя город, в надежде встретить отступающих. Но не судьба – по пути встречались только стаи легкой конницы, выпущенной Батыем на поиски ушедших русских ратников.
Скрипя зубами от бессилия, мы смотрели на агонию деревянного града. Слышался треск пожара, хотя холм, на котором мы стояли, находился довольно далеко от Рязани.
Бояре словно одеревенели. Кто-то потрясенно произнес:
– Вот так они и Китеж сожгли. Адово племя! Прости меня, Господи.
– Гляньте, бояре, поганые, как реки, текут. Тьма, много тьмы их там.
Вдали, почти рядом с горящим городом, перемещались массы монгольского войска. В этом сумбуре, казалось, никакого порядка нет, и иногда, действительно, поток конников превращался в серую реку. Но порядок там все же был. Наверняка от монгольского стана во все стороны уходят поисковые отряды легкой конницы на манер тех, от которых нам приходилось укрываться в оврагах и в зарослях кустов.
Хотелось выругаться, причем матом. В груди стоял горький ком, и не терпелось выместить всю злость. Все, теперь пришло время расплаты. Мы вернем сторицей все тем, кто пришел на нашу землю с огнем и мечом.
– Княже, дозорные!
От леса, который острым клином упирался в холм, скакали дозорные, и я уже видел причину. С другой стороны лесного клина проходило русло маленькой речки, которая огибала холм и уходила в густоту лесного массива. По самому руслу плотным строем шла легкая монгольская конница, сверху похожая на длинного серого червя.
Ну что ж, начнем. Раз первая задача рейда не удалась, то решим вторую. Я обернулся к боярам:
– Земля русская требует отмщенья. Так, бояре?
Все ощерились и, одновременно посмотрев в сторону горящего города, взревели:
– За Китеж! За Рязань! Со щитами!
Последний клич особенно понравился ратникам после того, как я рассказал про Керженскую сечу, а Кубин про битву при Фермопилах и то, что у спартанцев был особый клич: «Со щитами или на щитах!» Теперь это был клич всей дружины.
– Демьян.
Горин выехал вперед и встал рядом.
– Приготовься. Будем поганых дразнить. Макар Степанович, делаем кусачий отход.
