— Кто виноват… Вечный вопрос.
— Не вечней, чем «который час?».
— Вы думаете? Ладно, слушайте ответ. За два года до катастрофы Сэмюэл Милн работал в Институте Астромикробиологии на Ундине, главной планете Сектора Улисса. Специализировался институт на изучении первичных форм жизни на планетах Сектора Улисса. Вирусом Пака-ХС они так же занимались, и они же пришли к выводу, что вирус безопасен. Милна из института вытурили за излишнюю самостоятельность, однако официальная формулировка была «за некомпетентность». Милн повозмущался, походил по юристам, однако справедливости так и не добился. Поэтому он улетел с Ундины в дальний космос, где работал кем придется — то лаборантом в санитарном надзоре, то фельдшером, поскольку какое-то медицинское образование у него имелось, то консультантом у «зеленых». А последние полгода — в профсоюзе строителей. Там он контролировал условия труда на строительстве нового Терминала ТКЛ-сорок-одиннадцать. Я подозреваю, что его взяли врачом на «Телемак», чтобы он не путался под ногами, где не следовало. На станции Милн продолжил начатые в институте исследования, потому что у него наконец появились для этого время и оборудование. Никакого второго вируса у него, разумеется, не было. Он проводил опыты только с вирусом Пака. Допроводился до того, что вирус мутировал в какой-нибудь смертельный для человека штамм.
— По существу, ваша версия не сильно отличается от версии комиссии. Какая разница — второй вирус или второй штамм?
— Разница в происхождении — искусственное или естественное. Комиссия изобрела второй вирус, чтобы не привлекать внимание к Паку. Между прочим, комиссия состояла из унидинцев. Поэтому они из кожи вон лезли, чтобы ни в коем случае не бросить тень на Институт Астромикробиологии. Кто знает, может в институте параллельно проводились аналогичные исследования, который доказали, что вирус Пака при определенных условиях мутирует в смертоносный штамм. А в каталоге, изданном тем же институтом, недвусмысленного говорится, что у вируса Пака нет и не может быть никаких опасных штаммов. Представляете, какой скандал разразился бы, если бы прежняя ошибка института вышла наружу?
— Смутно, но представляю. Однако, письмо к Рассвелу и убийство Милна вы этим не объясните.
— Еще как объясню! Что вызвало мутации вируса? Наверняка, какой-нибудь вид излучения. Рассвел-то в этом разбирался! У него гора статей об излучениях, спровоцированных всплесками в вакуумном конденсате. Кто-то, а он-то мог знать, что за излучение изменило вирус. Биология здесь плавно переходит в физику. А физиком кто на станции был?
— Там их было двое: Стахов и Бриккер.
— Бриккер умер первым. И он, кстати, землянин, а не ундинец.
— А Стахов с Ундины?
— Да, оттуда. До «Телемака» он работал в астрофизическом центре на Ундине. Был знаком со многими шишками из Института Астромикробиологии. Наверняка, был в курсе их опытов по разведению новых штаммов. Или даже лично участвовал. Думаете, нет?
— Но он такой авторитетный ученый… — возразил я, забыв, что спасателям нельзя возражать.
— Что вы говорите? Авторитетный? — накинулся на меня Алексеев. — Знаю я этих авторитетов! Откроют какое-нибудь излучение и ну бомбить им лягушек — мол, давайте лягушки, превращайтесь в кого там… черт забыл… — он наморщил лоб, вспоминая.
— В ежа? — предположил я осторожно.
— Нет, там вроде баба какая-то была…
— Вспомнил, Базилика-Белладонна! — пал я жертвой вековых языковых пертурбаций.
— Ага, — согласился он, — я же говорю, баба… Так вот, от физика до биолога ближе, чем от биолога до физика. Происхождение жизни даже для авторитетов все еще загадка!
— Я читал, ее давно решили…
— Да что вы читали! — разошелся он. — Вы на Протерпионе-Семь были? Нет, сразу видно, что не были!
Хм, молчи, я воевал… О чем можно разговаривать с человеком, который ни разу не был на Протерпионе? Который даже не знает, где этот Протерпион находится.
— Мы отвлеклись, — заявил я решительно. — Вернемся к вашим выводам. Вы их высказали комиссии?
Алексеев взял себя в руки.
— Комиссия… — пропыхтел он. — Под ее заключением нет ни единой подписи вирусолога, одни полицейские и психиатры.
— А спасатели?
— Конечно, нашлись и там конформисты, — он в отчаянии махнул рукой.
— Вы из-за этого перебрались с Ундины на Фаон?
— Ну да, накипело, знаете ли…
— Понятно. Рассвелу вы свою точку зрения высказывали? Что он вам ответил?
— Он сказал, что те его гениальные гипотезы, которые как-то связаны с биологией не проливают свет на историю с «Телемаком», поэтому я должен искать разгадку в чем-нибудь другом. Список гипотез, которым он желал бы найти подтверждение, он прислал. Было бы замечательно, если бы я нашел им оптовое подтверждение. Нобелевской он со мной поделится. На этот счет я могу не волноваться.
— А сколько сейчас Нобелевская? — поинтересовался я, потому что последние десять минут ломал голову, как соблазнить Шефа заняться делом «Телемака-Пи».
— Зависит, на сколько человек делить. — На вопрос он не ответил, но суть ухватил верно — хотя и не преднамеренно.
— Хоть один человек вас поддержал?
— Томальди, эколог.
— Здешний?
— Нет. Он глава представительства экологического контроля на Ундине. Постойте, — сжал он кулаки, — вы что, не доверяете мне?
Я попытался отшутиться:
— По закону требуется два свидетеля.
Алексеев разжал кулаки и бросил взгляд на сканер биополя.
— Где вы все-таки служили?
— Не в полиции, — сказал я, поднимаясь.
Он проводил меня до дверей, но руки не подал.
Дома я перекусил купленными по дороге тянучками и засел за письмо к Рассвелу. Те нелестные высказывания, которые Алексеев позволил себе в адрес профессора, я опустил, зато постарался как можно подробнее пересказать видеозапись. Надеюсь, что мой пересказ был не менее ярким, чем оригинал, а возможно — и более ярким, если вспомнить, какого качества была запись. К письму я приложил доклад следственной комиссии. Спорные с точки зрения Алексеева пункты сопроводил его контрдоводами. В заключение я спрашивал Рассвела, что он думает по поводу гравитационной аномалии величиною с «те сэндвичи, которыми вы нас с Алистером угощали». Сообщать более точные сведения об открытой близ Хармаса аномалии я счел пока преждевременным. Когда письмо ушло, я вдруг сообразил, что мой намек на сэндвичи можно понимать как угодно.
12. Галерейщик Сведенов
Фаонский Дом Художников на набережной Первопроходцев заезжие земляне называют Домом Фаонских Художников, умудряясь простой перестановкой слов занести на Фаон земной шовинистический душок. Я нашел билетную кассу, заплатил какую-то мелочь за вход, после чего стал спрашивать всех подряд, где мне отыскать художественный салон господина Сведенова. Промаявшись с непонятливыми художниками полчаса как минимум, я поднялся по эскалатору на третий этаж и принялся искать статую «Странника», после которой, как мне объяснили, нужно свернуть направо, дойти до современной живописи, и там мне скажут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
