сделаю.
Кен присел на край постели, и я уставилась на него почти так же, как наш сын на меня.
Плачет ли он? Растроган ли? Потрясен? Будет ли он хорошим отцом?
Но все мои волнения улеглись в ту же секунду, как пришли медсестры, чтобы забрать нашего сына для первого купания.
Кен ушел с ними и вернулся только через час, толкая перед собой больничную колыбельку и говоря со скоростью сто слов в минуту.
– Они позволили мне его вытереть после купания и сменить подгузник, а когда меняешь подгузник, надо не забыть подогнуть переднюю часть вниз, потому что там шрам от пуповины и… – Кен вытащил телефон и начал показывать мне фото, которые снял во время купания. – Смотри, какой он длинный. Смотри, как он тянется. Пятьдесят два сантиметра. А размер его головы проходит по девяносто девятой перцентили…
– Да уж, я заметила, когда у меня были потуги, – ухмыльнулась я, но Кен не обратил внимания и продолжил бодро перечислять все то, что я упустила за последний час.
«Господи, сколько же он говорит».
«И улыбается».
«Как-то все это странно. Почему он так странно себя ведет?»
«И он сам на половине этих фото. Похоже, он заставил кого-то снимать себя с младенцем».
«Господи, неужели Кен… в восторге?»
Кена в восторге мне удавалось увидеть только тогда, когда открывался новый футбольный сезон, да еще когда он находил на кабельном канале новый фильм с Хью Грантом. Но вот он, расхаживающий по больничной палате, сияющий и болтающий о каких-то перцентилях, пока я терпеливо жду, чтобы он отдал мне моего ребенка.
Кен не собирался стать прекрасным отцом. Он уже им был.
А мне как раз пришлось поработать над тем, чтобы стать прекрасной матерью.
Когда я вернулась из больницы, я выглядела так, словно еще была беременна. Я была в ужасе от своего родившего тела. Мне хотелось только приковать себя к тренажеру и жить на диете из теплой воды с лимоном, пока весь вес не уйдет, но я не могла. Я решила кормить грудью, а это означало, что я должна есть. Много. А потом я должна была есть, даже когда уже перестала кормить, чтобы у меня были силы бегать за ним. Каждый прием пищи – да что там, блин, каждый кусок – стал полем невыносимой битвы между желанием быть хорошей матерью и быть худой.
Но хорошей матерью я хотела быть больше.
Я начала заниматься медитацией, чтобы помочь себе сосредотачиваться на том, что действительно важно. Я узнала о благодарности. Я узнала, что вместо того, чтобы ненавидеть собственное тело, я должна быть благодарна ему за все, что оно для меня сделало. А еще в процессе этих духовных поисков я узнала, почему я вообще была такой саморазрушительной перфекционисткой; я родилась с ощущением собственной неполноценности.
Я проводила всю свою жизнь в поисках чего-то, способного заполнить это ощущение пустоты – парни, наркотики, алкоголь, сигареты, достижения, поиски идеала, пирсинг, гонки, – но ничего из этого не работало, потому что пустота не была экзистенциальной. Она не была ни эмоциональной, ни воображаемой. Она была физической.
Эта пустота была в моей матке.
Кен не хотел ни жениться, ни заводить детей, но он отодвинул свои желания, чтобы позаботиться о моих нуждах. Он открыл для меня свой дом, когда я не знала, куда идти. Он дал мне кольцо, когда мне нужна была надежность. Он поддерживал меня во время трудных лет учебы. И в какой цвет я бы ни красила свои волосы и как бы ни болела, он всегда был готов безусловно принимать меня. Кен никогда, ни разу не давил на меня, чтобы я вела здоровый образ жизни; он просто дал мне то, что заставило меня сделать это самой.
Моего сына.
На этом могло бы начаться наше «жили долго и счастливо», но, как и его мать, Мини-Кен тоже родился с чувством собственной неполноты. Едва увидев его, я поняла, что он тоже ищет ответы. Когда он рос, он с решительной улыбкой на ангельском лице сокрушал весь дом, заглядывая под кровати и во все шкафчики. Всегда в поиске. Никогда ничего не находя. Я не могла понять, чего не хватает моему умному, серьезному мальчику, пока ему наконец не исполнилось два и он не научился говорить.
– Мамапапа, – сказал он, переводя свои огромные голубые глаза с меня на Кена. – А когда придет сестренка? Она придет завтра?
Мини-Кен начал спрашивать про свою мифическую сестру каждый день. Он заходил в гостевую спальню и говорил: «Это сестренкина комната». Он рассказывал нам, что у нее светлые волосы и голубые глаза. Он говорил, что будет делиться с ней игрушками и качать ее на качелях. Он даже придумал ей прелестное прозвище – Замерзший Спайдермен.
Мне было так его жаль. Я, как никто, знала, каково это – скучать по кому-то, кого ты в жизни не видел. Я сама жила так до тех пор, пока не родился мой сын. И если мой мальчик хочет сестру, то я хочу дать ее ему.
Но Кен, конечно же, был против.
Однако, будучи верным себе, он пожертвовал ради нас своими желаниями.
Ну, и еще я пообещала ему, что если все будет хорошо, то он сделает вазэктомию.
44
Апрель 2013-го
– Что ты делаешь? – прищурился Кен, опираясь на косяк нашей спальни. – Сейчас три часа ночи.
Я положила кисточку от туши и повернулась к Кену, столкнув своим огромным пузом в раковину коробочку теней.
– Мне кажется, у меня отошли воды. Ну, оно пока скорее капает, чем течет, но у меня довольно сильные… – Я вцепилась в край раковины и зашипела сквозь стиснутые зубы.
– Схватки? – закончил за меня Кен.
Я кивнула с искаженным от боли лицом.
– Я позвоню, чтобы мама сейчас же приехала.
– Нет. – Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как адская боль в основании позвоночника начинает отпускать. – Не буди ее. Помнишь, как было в прошлый раз? Мы приехали в больницу в шесть утра, а ребенок родился только в восемь… – Я зажмурилась и уронила тушь, хватаясь руками за поясницу.
Кен приподнял сонную бровь.
– Давай собирай барахло. Я звоню маме и твоему врачу.
Миссис Истон приехала через полчаса, прямо в пижаме. Пока они с Кеном болтали в гостиной, я пыталась дойти от одного ее края до другого. Я улыбалась, вставляла пару слов в их беседу, делала два шага и сгибалась от боли. Вдохнуть, выругаться, моргнуть, скорчиться, выпрямиться, улыбнуться и все сначала по-новой.
– М-да, – сказала миссис Истон, с ужасом глядя на меня. – Вези-ка ты ее в больницу.
Кен помог мне забраться на пассажирское сиденье своего джипа и проехал мимо ближайшей больницы, чтобы попасть в другую, лучше. В ту, которую я заранее осмотрела и в которой заполнила все нужные для
